– Звонят. Вас к телефону. Скорее! Скорее! – довольно внятно говорит вдруг Майер. Коссель внимательно посмотрел на больного. – Как вы сказали? – спросил Коссель. – Девочки прыгают, осторожнее, она упадет… – Э-э, – дело совсем плохо, дорогой мой! – проворчал Коссель и набрал номер. Через Петровку, мимо Петровского Монастыря машина «скорой помощи» подъезжает к Петровским воротам и поворачивает к воротам Екатерининской больницы. Редко и крупно падает снег. Поздний вечер. Прохожих почти нет. Всё как-то слишком медленно: и снег падает медленно, и машина едет медленно, и ворота открываются словно нехотя. В приемном покое доктор Сорин. На носилках вносят Майера. – Сюда положите больного, – просит Сорин вошедших санитаров. – А бумаги на стол. – Вот. Распишитесь, – санитар протягивает бумагу. Сорин расписывается. Санитары уходят. Сорин смотрит в бумаги, издали взглядывает на Майера, поднимает телефонную трубку. – Второй пост? Лена? Там Нины Ивановны у вас нет? Если зайдет, скажи, чтоб срочно шла на место. Черт-те что! Сорин встает, подходит к Майеру. Тот лежит с закрытыми глазами. Кашляет. Сорин снова смотрит в бумаги. – Больной, вы меня слышите? – спрашивает он. – Ваши фамилия-имя-отчество… – он выжидательно смотрит на Майера. – Маска, маска… отошла… несчастный случай… – бормочет Майер, и какая-то сдвинутая, расплывчатая картина возникает: …Телефонный звонок, стук в дверь, голос сторожихи Гали, и возглас Майера – «Сейчас!», и отошедший край маски, обнажившийся в том месте, где отвалился ватный валик. – Маска… маска… вас к телефону… – лепечет Майер. – Так. Бред, – констатирует Сорин и снова набирает номер. – Четвертый пост? Нины Ивановны у вас нет? Если появится, пусть немедленно отправляется на рабочее место! Безобразие! Тяжелый больной, а я без сестры. Но раздражение Сорина мгновенно сменяется сосредоточенностью и вниманием, как только он подходит к больному. Он осторожно раздевает Майера, набирает в шприц какое-то вещество… …А на лестничной площадке Тоня Сорина стоит со своей подружкой Ниной Ивановной. Нина Ивановна курит, Тоня рассказывает: – Он, понимаешь, на то рассчитывал, что я ему буду заместо мамы, пироги печь и в рот вкладывать. Да не хочу я! – Тонь, а чего ты хочешь-то, подумай. Раз ты замуж шла, ты что думала-то, муж тебе суп варить будет, да? – Да у меня знаешь какие кавалеры были! – горделиво сказала Тоня. – Да какие они ни есть, кавалеры, а когда замуж выходишь, всё одно – суп варить и носки вонючие стирать. Будь он хоть золотой, кавалер-то! А твой-то, Александр Матвеевич, очень приличный человек, это я тебе точно скажу, – настаивает Нина Ивановна. – Да скучно мне с ним, Нина, скучно. Ни в кино, ни в театр, ни на танцы. Если не на дежурстве – сидит и медицинские книги читает. Я же молодая всё-таки… и вообще – еврей… В приемном покое Сорин осматривает Майера. Тот кашляет, сплевывает бело-розовую пену. Сорин подносит эту пену к лампе, рассматривает, ощупывает подмышки, паховые области. Берет пиджак Майера, ощупывает его, вынимает из нагрудного кармана документы – партбилет, военный билет… Последний документ, который он рассматривает, – пропуск, на котором написано «Противочумный институт». Садится, охватывает голову. Потом встает и запирает дверь, ведущую в приемный покой. Почти немедленно вслед

Вы прочитали книгу в ознакомительном фрагменте. Купить недорого с доставкой можно здесь.