За что себя уважаю, так это за невозможность долго сидеть сложа руки, жалея себя. Я быстро нахожу решения. Уволили с работы-мечты — пора исполнить мечту о длительном походе! Твой мир разбился вдребезги и исчез? Тогда соберись, тряпка, начинай изучать этот. И пусть здоровье было еще слишком слабое, я начала делать зарядку по несколько минут в день, увеличивая нагрузку. Я должна быть в хорошей форме, ведь на всем белом свете у меня есть только я сама. Мессир Валерио заверил, что я могу жить у него в доме. После того как я поправилась, он стал надолго уезжать, поэтому я не чувствовала себя скованной его присутствием. Но насколько я понимала, выходцы из Терры и их потомки считались здесь простолюдинами, и мне была прямая дорога в служанки. Служанкой быть не хотелось: зря я, что ли, диплом получала? Нужно было придумать, как быть дальше. А пока что я тренировалась. Бегала по саду, отжималась, подтягивалась, качала пресс, восстанавливая силы после адаптации. Этот мир назывался Мистерра. Природа того места, где я жила, напоминала юг России, климат мягкий, сейчас начиналась зима: снег то начинал падать, то таял. Я залезала на деревья с опавшей листвой, ела спелые красные яблоки, такие сладкие и сочные, что после них еще долго было приторно во рту. Особо облюбовала одно дерево, которое росло на самом краю сада, это был грецкий орех. С него листья не опали, только пожелтели. Мне же оно напоминало размерами сказочный дуб зеленый из Лукоморья. Его было не обхватить и троим, а под ветвями стояла удобная скамеечка. Как мне сказал садовник, Маргарет любила здесь читать. Я тоже приходила сюда с книгами из библиотеки Валерио. Пыталась нагрузить себя знаниями об этом мире. Но, честно говоря, чем больше я смотрела на это дерево, тем больше мне хотелось не читать под ним, а вскарабкаться на него. Я все ждала подходящего момента, ведь адаптация забрала много сил, но когда наконец почувствовала силу в руках, одним утром подпрыгнула и уцепилась за самую нижнюю ветку. Подтянулась, встала носком на скамеечку, а потом и на мозолистый выступ на стволе. Это оказалось легче, чем я думала, даже более слабая барышня смогла бы это сделать. Встав коленом на ветку, я потянулась к следующей. Душа пела и радовалась: я наконец-то снова сильна и уверена в своих силах, а лазить по деревьям мне нравилось, есть в этом что-то близкое к авантюре и волшебству, уж не знаю почему. Но всегда в голову приходила сказка, в которой герой забирался по гигантскому бобовому растению в другой мир. Отсюда был хорошо виден весь сад с розами, яблонями, грушами. Сев на ветке, я подняла голову, оценивая следующий этап пути наверх, и увидела дупло. Снизу его было не заметить, оно хорошо пряталось в густой листве. Я встала на ветку, потянулась и провела рукой по его краю. А потом отломала веточку и сунула внутрь: прежде чем лезть туда рукой, нужно убедиться, что там не прячется какой-нибудь хищный неведомый зверь или ядовитое насекомое. Никто из дупла не появился, и я смело запустила руку. Сначала нащупала сухие листья, а под ними материю. Любопытно… Я подхватила край ткани и потянула. Из дупла появилась шаль, на которой еще блестела золотая вышивка. В шаль была завернута книга. Не знаю почему, но еще до того, как вытащила книгу и открыла, сев на ветке и прислонившись к стволу дерева, я знала, что она принадлежала Маргарет. Но чего я не ожидала, так это то, что это будет ее дневник. Когда я увидела страницы, исписанные аккуратным почерком, сердце забилось так часто, что сама удивилась: что мне до тайны Маргарет? У меня своих бед полно. Но все же, повинуясь любопытству, я начала читать. «Я верю в чудеса. Да-да, несмотря на то, что в моей жизни их не было и, может, не будет, я все равно надеюсь всегда, каждый день, что чудо произойдет. Себастьян подарил мне эту тетрадь для дневника шутя, а я подумала, вдруг из этого все-таки выйдет толк? Может, если я напишу о себе, то однажды чудо случится? Ведь слова обладают особой магией, а написанные слова — тем более. Они остаются на бумаге, говорят с каждым, кто читает их. Я верю. А еще дневник поможет бороться с одиночеством. Позавчера помолвка с мессиром Валерио подтвердилась. И мне предстоит уехать далеко на чужбину из Розенбурга. Удивительно, как получается… Я думала, что родители любят меня нежно и горячо, а в результате я не буду их видеть годами, и этот факт, похоже, страшит только меня. Я всем сердцем привязана к Розенбургу и не представляю себе жизни без его цветных домиков, запаха роз из каждого сада и невероятных коралловых рассветов. Мессира Валерио я видела однажды, если бы знала, что меня с ним будет связывать брак, пригляделась бы к нему, а так… Дело было на балу в ратуше, я еще была пятнадцатилетней, поэтому мне не полагалось носить ленту, а юбка была короче, чем у девушек на выданье. Я знала, что сегодня решается их судьба, а моя еще только через год. И потому завидовала им, красивым и в длинных платьях. Приехали мужчины из соседних стран и городов-республик, было интересно наблюдать, как они расшаркиваются с девушками и приглашают их на танцы. Я наблюдала за всем сверху, с балкона. Мне уже неинтересна была детская компания, а к взрослым меня не пускали. Поэтому я сидела на полу, обвив руками колени, и мечтала о том, что на следующий год буду кружить по залу счастливой в объятиях красивого кавалера. Я не мечтала о любви. Ведь я давно была влюблена, просто понимала, что эта любовь без будущего. Это неправильная любовь, изнуряющая и не дающая вздохнуть свободно. И я мечтала, что, может, появится тот, кто освободит меня от нее, словно спящую красавицу от сна. В какой-то момент я почувствовала на себе взгляд, искать не пришлось: среди танцующих и прогуливающихся по залу только один человек смотрел на меня. Сверху было не разглядеть в точности черты его лица, но он был приятный, статный. Я помахала ему ладошкой, в этот момент меня нашла мама. — Маргарет! — Ее окрик заставил вскочить и побежать ей навстречу. Чуть позже я оказалась в зале с мамой и пару раз пересекалась взглядом с этим человеком. Мессир Валерио из Лоренции. Помню только, что у него синие глаза. А позавчера, накануне бала, мне сказали, что помолвка состоялась, и нет необходимости на балу цеплять на себя бант. Я ударилась в слезы. Обидно… что помолвлена с незнакомцем из чужих земель, пусть даже таким знатным, что меня так легко выгоняют из дома. Обидно, что не смогла победить в себе другой любви, а значит, тоска будет вдвое больше. И обидно, что лишают такой простой радости, как первый выход в свет. Я поеду на бал, но с кольцом на пальце. Без ленты, потому что уже не надо искать жениха. Сегодня бал. А мне с самого рассвета хочется повеситься на старой яблоне в саду. За что я люблю тебя, проклятый? За что?» Я прервалась. Оторвала взгляд от страниц и устремила его в сад. Что за любовь терзала Маргарет? Я понимала, что девушка слишком романтична и размышляет по-детски, но в строках о любви прорывалось отчаяние и боль. Она даже писала эти фразы с большим нажимом: предложения выпирали с обратной стороны листа. Я провела по ним пальцем. Голоса садовника и Валерио отвлекли меня. Сама не знаю почему, но я быстро завернула дневник Маргарет обратно в шаль, сунула в дупло и прикрыла листьями. А потом слезла с дерева и поспешила им навстречу. — Элиза! Внимательный взгляд Валерио просканировал мой мужской костюм, растрепанные волосы, а потом задержался где-то в районе уха. Машинально я пригладила волосы в этом месте и выдернула запутавшийся в них сухой лист. — Мне нужно с вами поговорить. Он развернулся и зашагал прочь, а я последовала за ним, гадая: он собирается меня отчитать или выкинуть на улицу? Мы вошли в дом. — Пройдемте в кабинет. Поднявшись по лестнице, он отпер ключом комнату и пропустил меня вперед. Я вошла в темное помещение, Валерио — следом. Подойдя к окну, он раздвинул занавеси, дернув за золоченый шнур, и солнечный свет ворвался в мрачноватую комнату; здесь все было из темного дерева: книжные шкафы, стол, даже пол. На полу золотой краской нарисован круг, поделенный, как диаграмма, на доли. Ну хоть не пентаграмма. И на том спасибо. Я молча уставилась на хозяина дома, стараясь только скрыть свое волнение. — Элиза… — Валерио нахмурился и отвел взгляд, словно тема разговора не доставляла ему удовольствия, я сжала кисти в кулаки и сделала выдох. — Все в порядке, мессир Валерио, я не обижусь. Когда мне нужно уехать? Он вздрогнул, поднял на меня глаза, и минуту между нами царило молчание. Мне стало не по себе. Впервые в жизни я не знала, куда себя девать перед человеком. Место вакцины вдруг запульсировало, отвлекая меня. — Мы должны выехать сегодня же. — Мы? Я не понимаю… Я думала… — Что я собираюсь вас выгнать? — Его губы сжались, будто он сдерживался, чтобы не сказать лишнего. — Нет. Но оставлять вас здесь опасно. Мне доложили, что пираты собираются вас похитить и перепродать. Их видели недалеко от поместья. Моя челюсть, наверно, легла на пол. — Поэтому я предлагаю вам поехать со мной в город. Города защищены от пиратов лучше, чем загородные виллы. — Вы защищаете меня? — все еще не понимала я. — Да. — Но почему? — Потому что такова моя обязанность. — Вы и так много сделали для меня, получается, я доставляю вам одни неприятности, и… — Элиза, прошу вас. Не говорите того, о чем пожалеете. И к тому же моя защита не совсем безвозмездна. — Вот как? Что же я должна буду сделать? Я напряглась. Если он предложит мне стать его любовницей, то особого выхода нет: только на улицу в неизвестность или в лапы к пиратам. Стоило ли давать по причинному месту одному начальнику, чтобы в другом мире ложиться под другого? Но тогда у меня был выбор. А сейчас? — Я хочу, чтобы вы взяли на себя роль Пифии. У меня сейчас, наверно, самое идиотское выражение лица. Он предлагает мне роль в театре? Пифия — это что-то греческое? Или гейша? — Что в этом мире значит роль Пифии? — уточнила я как можно спокойнее. — Это спутница. — В каком смысле? Губы Валерио теперь дрогнули, словно он хотел улыбнуться, но сдержался. Наверно, у меня был напряженный вид, и он понял, чего я опасаюсь. — Пифии… — Он прошел по кабинету и встал ко мне спиной. — В давние времена это были специально обученные юноши и девушки. Они следовали по пятам за своим хозяином и защищали его. — Телохранитель? — Пифия скрывает свое лицо и эмоции под маской. Я думаю, так будет безопаснее для вас: вы все время будете рядом со мной, скрыты от других и молчаливы. Я что, много болтаю? — То есть на самом деле вы будете моей Пифией? Валерио развернулся и улыбнулся. — В каком-то смысле — да. Но у нас нет времени, скажите, согласны ли вы, и тогда мы выезжаем. — У меня нет выбора, конечно, согласна, — ответила я, с тоской думая о дневнике Маргарет. Кажется, забрать его не будет возможности. Валерио подошел к столу и вытащил из кармана золотой ключик, вставил его в большой ларец и повернул. Послышался треск, как будто отпирался какой-то тайный механизм. Когда движение внутри сундука затихло, он откинул крышку. На алом бархате подкладки лежала керамическая маска, закрывавшая лицо, кроме рта с подбородком. Она была черной, на щеке инкрустация из блестящего камня. Как мушка на щеке. — Ваша маска, — сказал он, передавая ее мне. Я покрутила маску в руках. — А как ее носить? Здесь нет лент.