— Ничего, бывает. Настроение резко испортилось. Я снова почувствовала себя крайне уязвимой в этом мире. — Элиза… Я оторвала взгляд от тарелки. Валерио хмурился, глядя на меня. — Вы не обязаны меня защищать, я в состоянии… — Я все-таки предпочитаю работать честно. Я встала, он поднялся тоже из вежливости, и я ушла в комнату, которую мне приготовили. Пифиям было положено спать рядом с хозяевами, поэтому мне отвели соседнюю с ним спальню. Я устало бросила маску на простыню. Ужасно хотелось узнать дальше историю Маргарет, но я пока не спрашивала у Валерио, когда мы вернемся в усадьбу. Утром мы отправились в дома знатных особ со светскими визитами. Валерио набирал сторонников на случай, если вопрос выйдет из совета Восьмерых и его придется обсуждать в ратуше. На меня смотрели с любопытством, страхом, а порой даже с вожделением. Один князек напрямую подошел к Валерио и спросил, нельзя ли меня одолжить на ночь. Валерио побледнел от ярости, и князек рассыпался в извинениях. Я стояла так, будто разговор был не обо мне. А когда мы встретились с Чаленцо, одним из восьми советников, его Пифия-юноша приблизился ко мне, пока наши хозяева болтали. — В какой позе он тебя имеет, киска? — Твоя фантазия даже не может тебе нарисовать в какой, — усмехнулась я, не отрывая взгляда от Валерио. Пифия зашел сзади, сунул руку мне между ягодиц, я стояла смирно. — Так? — спросил он. — Так тебя трахает твой хозяин? Другого варианта нет? Он убрал свою руку и прошипел: — Сука. — Шлюха, — парировала я. Он ударил меня по почкам, но я потому и держу руки за спиной. Захват, разворот, и визг Пифии немного приглушает хруст сломанной руки. Хозяин Пифии, увидев его поверженным, просто приказал ему: — Вон! Тот, поскуливая, вышел. Я снова встала истуканом, сложив руки за спиной. Валерио закруглил разговор, и мы вышли. В экипаже он не выдержал: — Вам лучше просто пожить в доме. — Нет, Валерио. Мне лучше показать всем, что ваша Пифия — не постельная кошечка. Поверьте, после сегодняшнего они угомонятся. Он хмурился. Я оказалась нрава. С этого момента на меня больше никто не покушался. Все предпочитали обходить стороной. И это было любопытно наблюдать. Страсти в городе росли по мере роста напряжения между Альфонсом и Лотарингией. Альфонс требовал ответа, послы из Лотарингии убеждали совет Восьмерых не вмешиваться: пока Лоренция открыто не выступит с войском, была надежда договориться мирно. Я уже понимала, что Лотарингия — это владения мессира Рональдо. И мне было очень приятно, что Валерио удерживает нейтралитет, вместо того чтобы присоединиться к королевству Альфонса и отомстить второму жениху своей погибшей невесты. Споры разгорались все чаще. А Валерио Аминити настаивал на том, что еще одна война Лоренции ни к чему. Я наблюдала за Валерио и восхищалась его спокойствием и рассудительностью. Он не кричал и не брызгал слюной, не бил кулаком по столу, однако всякий раз, когда произносил речь, чаша мнений перевешивала в его сторону. Но противники бросали на него такие злобные взгляды, что я невольно напрягалась: если они поставят целью убить, мне не спасти своего случайного покупателя и нетребовательного хозяина. Я и сама не могла понять, почему вдруг начала беспокоиться за него, почему так настойчиво пыталась понять, в чем он варится ежедневно. Наверно, я начала потихоньку осваиваться в новом мире. Понимая, что возвращение в мой мир мне не светит, я беспокоилась за своего спасителя, потому что он единственный, кто проявил ко мне человеческое отношение с самого начала. И чем больше я наблюдала за тем, с каким достоинством и уверенностью он ведет дела, я проникалась к нему симпатией все сильнее. Порой он грустил, и я гадала: вспоминает Маргарет? Я была уверена, что Маргарет любила его, ведь он такой… правильный, что ли. Настоящий мужчина. Когда мы исчезали с глаз города в доме, он был учтив и вежлив со мной и лишь снаружи старался проявлять пренебрежение и приказной тон. Его выдавали глаза. Он просил прощения взглядом. — Подойди! — рявкал он, а смотрел так, что я не таила на него обиды. Вскоре я поняла основные обязанности Пифии в зависимости от того, что делает хозяин. И научилась читать его желания. Я словно прорастала в него, не могу объяснить это иначе. Я не влюблялась, но уважение росло, росло желание радовать его, быть ему надежным товарищем. Это не было подчинением, мы осознавали, что играем роли. И порой роль наблюдателя меня очень радовала. — Пифия-юноша Чаленцо, кажется, добился взаимности у Пифии Пьетро. Это было опасно, ведь Пьетро — противник Валерио, а Чаленцо — его союзник. Пифии могли шпионить на любого из хозяев. — Я видел. — Мы ехали в усадьбу в экипаже. Валерио после собрания Восьмерых пребывал в задумчивости. Это была его идея — вырваться из города на три дня. — И это меня беспокоит. Страстные взгляды за вчерашним ужином, которыми обменивались Пифии, несмотря на то, что рука Пьетро ласкала обнаженную грудь девушки в маске, от меня не ускользнули. Нравы были такими разнузданными, что порой хозяева в пьяном угаре использовали своих Пифий прямо на глазах у остальных. Мы ушли с ужина, когда один из пополанов — элиты, к которой принадлежали и восемь советников, уложил свою Пифию прямо на стол и задрал ей юбку. Когда мы выходили из ратуши, Валерио, забыв о правилах, поддержал меня за локоть, помогая сесть в экипаж первой. А я так очумела от увиденного, что повиновалась. С тех пор у меня ныло место прививки: должно быть, он случайно на него нажал. Пульсировало, горело, мышцу дергало. Я все не решалась сказать ему об этом. Только сегодня в экипаже, почувствовав снова неприятную пульсацию, я рассказала ему о боли. Валерио изменился в лице. — Покажите. Я расшнуровала рукав платья и закатала ткань чуть выше локтя. И вскрикнула от испуга: там, где раньше просто красовалась красная точка — след от укола, теперь блестела золотая. Словно почувствовав наши взгляды, а может, от адреналина, место укола забилось частой пульсацией, и с каждым ударом от него расходились и исчезали под кожей золотые завитки. Валерио провел пальцем по коже, и это прикосновение будто активизировало пульсацию еще больше, завитки стали ярче, проступая под кожей золотыми нитями и исчезая. Когда они вспыхивали, то напоминали золотой браслет. — Что это? — Я в ужасе перевела взгляд на Валерио, но он сосредоточенно изучал мое плечо. — Аллергия? — Элиза, — его голос был глухим, страшным, — я совершил ошибку. — Я умру? — Голова кружилась от приступа страха перед неизведанным. — Нет… Я… О боги… — Он закрыл лицо рукой. Мое сердце грозило выскочить из грудной клетки. — Что вы сделали? Скажите… Но в этот момент экипаж остановился, и пришлось опустить рукав и потянуть за шнуровку, тщательно затягивая ткань. Послышался звук откидывания ступенек, дверца распахнулась, и я увидела стоящего на крыльце Нора и прислугу. Валерио вышел первым, помог спуститься мне и, бегло поздоровавшись со слугами, потащил в свой кабинет. — Может… еще не поздно… Он поставил меня в центр золотого круга и начал произносить какие-то странные слова. Круг подо мной засветился. Валерио выставил руки вперед, повышая голос. Я впервые видела его в качестве мага. У меня словно открылись глаза. Валерио вдруг сделался еще красивее, но вместе с тем зловещие тени легли на его и без того четкие скулы и резко очерченный подбородок. Я видела, как на его коже и одежде вспыхнули неоново-зеленые узоры, похожие на плющ с шипами. Затем они стали отсоединяться от него и потянулись ко мне. Тут, видимо, что-то пошло не так, потому что на лице мага мелькнула растерянность. В этот момент я ощутила, как мне скручивает ноги и руки, свой вопль я услышала позже, а потом была чернота. ГЛАВА 8 Очнулась я на деревянном столе. Надо мной под потолком плавали сотни свечей. Через мгновение ко мне склонился Валерио: — Элиза, ты меня слышишь? Я кивнула и прикрыла глаза. Отзвуки боли еще были слишком сильны во всем теле. — Послушай меня внимательно и не перебивай. Просто выслушай. Я попыталась почесать нос, но руки оказались крепко привязанными к столу. От ужаса я закрутила головой. У одной стены комнаты стояли склянки с номерами, а у противоположной… Я вскрикнула, когда увидела несколько тел, пригвожденных к стене. Одно было просто телом мужчины, у другого полностью отсутствовала кожа, как у освежеванного животного, только мышцы блестели. Еще висел просто скелет, у которого были видны за прозрачной пленкой внутренности. Четвертый, к счастью, просто был скелетом. Что он со мной собирается сделать? — Не бойся, я объясню, только успокойся. — Развяжи меня! Я не сделала тебе ничего плохого, за что ты со мной так? Я билась, пытаясь выдернуть руки из ремней, слезы потекли сами. Так страшно мне даже в падающем самолете не было. Он резко схватил меня за подбородок и заставил посмотреть на него.