Возьмем трехлетнюю девочку, которая не хочет ложиться спать раньше старших братьев. Это ситуация, в которой родителям надо быть непреклонными. Трехлетних укладывают спать раньше, чем пяти- и восьмилетних. И все тут. Когда она вырастет, ей будет разрешено ложиться спать позже. С другой стороны, она еще может брать с собой в постель игрушки, а ее старшие братья уже этого не делают. Суть же заключена в том, что все то, что правильно для одного ребенка, неправильно для другого. Старшему брату подарили настольный футбол. А младший будет счастлив, получив коробку карандашей. Разумеется, вы истратили на первую игрушку денег больше, чем на карандаши. Но не в этом дело. Малыш счастлив, что родители догадались и исполнили его желание. Проблема справедливости по отношению к детям нуждается в пристальном изучении. Молодая учительница рассказывала, как она преподавала в классе, где было двадцать учеников. Она твердо решила одинаково относиться ко всем ученикам. В конце года учительница отметила, что у нее не сложилось теплых отношений ни с одним ребенком в классе. На следующий год она смягчилась. Когда один из ее учеников требовал большего внимания, он его получал, даже за счет остальных. К каждому она относилась по-своему хорошо, исходя из его нужд и запросов. И у нее появилось двадцать преданных друзей. Нас не должно смущать и пугать, когда дети порою кричат: «Жадина! Это нечестно!» Надо просто помнить основной принцип, что каждый ребенок – это личность со своими индивидуальными потребностями, и относиться к нему, учитывая их. Это будет более справедливо, чем относиться ко всем детям одинаково. Любовь и ненависть, что питает их Мой младший брат очень остроумный человек. Несколько лет назад, на золотой свадьбе наших родителей, он сказал, представляя меня: «У нас с сестрой были самые нормальные отношения – она просто хотела убить меня!» Это вызвало дружный смех. Все понимают, что такая ревность между братьями и сестрами уже много лет воспринимается как закономерность. Позже я обнаружила, что за юмором и несомненной истиной, о которой сказал брат, скрыто то, что мы всегда очень любили друг друга. Когда я спрашиваю людей, какое слово приходит им в голову, когда они говорят об отношениях братьев и сестер, больше половины из них отвечают: «соперничество». На мой строго научный, но наводящий на размышление вопрос никто еще не вспомнил о любви. Это задело меня за живое. Проработав воспитателем и психологом-консультантом в течение более чем сорока лет, я не раз беседовала с родителями о взаимоотношениях между их детьми. 90 % этих бесед были посвящены проблемам ревности, соперничества и враждебности между братьями и сестрами. Только некоторые говорили, что детям нравится общество друг друга. В таком подходе есть своя логика. В былые времена люди были уверены, что братья и сестры любят друг друга, потому что они обязаны это делать. Затем появился Зигмунд Фрейд. Фрейд и другие учили нас, что во взаимоотношениях братьев и сестер, точно так же как и всех других людей, можно проследить широкий спектр чувств. Никто из нас не может быть только хорошим или только плохим, нежным или злобным, сочувствующим или соперничающим – все мы одновременно обладаем всеми этими качествами. Одна девочка закончила свое письмо брату следующим предложением: «Люблю и ненавижу, Карен». Поэтому неудивительно, что мы, сосредоточивая свое внимание чаще на соперничестве, чем на любви, пытаемся просто-напросто восстанавливать равновесие. Сейчас, когда негативные чувства, возникающие между братьями и сестрами, тщательно исследованы, можно взглянуть на их отношения более объективно. Начнем с того, что нам надо понять совершенно естественные причины их соперничества. Они не выбирают друг друга, тем не менее им приходится делить между собой двоих людей, которыми каждый из них желает обладать безраздельно. Они зачастую принадлежат к разным полам, почти всегда различаются по возрасту и обладают различными темпераментами. У братьев и сестер есть совершенно естественные причины, чтобы поддерживать друг друга. Как дети, вовлеченные в неизбежную борьбу с родителями за независимость, они борются с общим врагом! Они могут занять друг друга в дождливый день, вместе хихикать в темноте над неприличной шуткой, поднимать шум и беспорядок, против которых возражают их родители. Они помнят одни и те же забавные, печальные, счастливые события в их жизни: поход в цирк, поездку к бабушке, двоюродную сестру, которая была страшной ябедой. Никто лучше старшего брата не защитит сестренку от соседского хулигана, и никто лучше ее не поймет, почему он боится темноты. Глупо было думать, что они всегда проявляют друг к другу любовь, но также нелепо думать, что они постоянно враждуют. Памятуя об этом, давайте постараемся проанализировать, что влияет на отношения братьев и сестер. Начнем с того, что мы рождаемся с различными темпераментами, которые не всегда совместимы. В некоторых ситуациях лучшее, что мы можем сделать, – это проявить терпимость. Один знакомый рассказывал мне: «Мы с братом были как масло и вода с первого момента, как узнали друг друга. Я был застенчивым, молчаливым и мнительным, мечтателем и фантазером. Он – общительным, физически активным оптимистом. Нам никогда не нравились одни и те же люди, книги, фильмы, школьные предметы и развлечения. Родители пытались примирить нас. Теперь, когда мы стали взрослыми и можем хорошо понимать, как сильно мы отличаемся по характеру и темпераменту, мы стали уважать друг друга, хотя и не принимаем многое, но не пытаемся сделать вид, что все в поступках одного нравится другому». На отношения братьев и сестер иногда влияет материальное положение. Как объяснил мне один мужчина: «Я завидую моим старшим сестрам, потому что, когда они росли, у нас водились деньги и папа смог послать их учиться в колледж. Когда подошла моя очередь, с деньгами в семье стало туго, и мне пришлось идти работать». Одна женщина вспоминает: «Когда я была маленькой, мы жили в деревне. Мне предоставлялось много свободы. Я проводила много времени на воздухе и стала очень независимой. Родители считали, что я замечательный ребенок! Затем мы переехали в маленькую городскую квартиру, где я жила в одной комнате с младшими сестрами. У них было гораздо меньше свободы, и они были поэтому менее удовлетворенными, более эгоистичными и зависимыми, чем я. Они чувствовали, что родители больше довольны мной, и обижались на меня, хотя на самом деле виновата была не я, а обстоятельства». Такая простая вещь, как положение, которое ребенок занимает в семье, накладывает отпечаток на отношения между братьями и сестрами. Старший сын говорит: «Мои родители хотят, чтобы я заботился о младшем и отвечал за него, поэтому я его ненавижу». Братишка вторит ему в ответ: «У меня был брат старше меня, и я смотрел на него как на Бога. Когда я был совсем маленьким, я старался не подвести его, во всем брал с него пример, а стремление быть достойным его не самая лучшая почва для нежных чувств». Пол тоже влияет на отношения детей. Мальчик может ненавидеть сестру, потому что папа неравнодушен к девочкам. Или может случиться совсем иное. Одна знакомая рассказывала: «У нас с сестрой было немного общего, но мы были дружны. Думаю, потому, что мы обе знали, что наш отец хотел, чтобы мы были мальчиками, и мы утешали друг друга в несчастье родиться женщинами!» Возраст – еще один фактор, который может заставить братьев и сестер относиться друг к другу с нежностью или держаться на отдалении. Пятилетний и восьмилетний ребенок могут играть вместе, но когда им же исполняется десять и тринадцать, у них могут начаться конфликты. Брат и сестра, у которых разница в восемь лет, могут не проявлять интереса друг к другу, пока они оба не станут старше. Во всех этих ситуациях можно увидеть более тонкие, эмоциональные аспекты взаимоотношений. Однако у любого внимательного исследователя не будет сомнений в том, что отношение родителей играет решающую роль в возникновении любви или ненависти между братьями и сестрами. В школе, где я работала консультантом, нас очень беспокоил один очень трудный и агрессивный мальчик. Мы пригласили его мать на беседу. Она появилась в назначенное время, ведя за руку хорошенькую двухлетнюю девочку, и сказала, показывая на дочь: «Вот она меня устраивает». Воспитательница прошептала мне: «Диагноз ясен – но какое лекарство может помочь?» «Лекарство», конечно же, не в том, чтобы одинаково любить всех детей. Иногда, стремясь явно не показывать своего отношения к ним, мы склонны бросаться в другую крайность и скрывать совершенно естественные различия в чувствах, которые один человек может испытывать по отношению к другому. Одна родительница в разговоре со мной вспомнила случай из своей жизни, как, услышав, что хлопнула входная дверь, она крикнула: «Это ты, дорогой?» – и один из ее сыновей ответил: «Нет, это я, Джон». «Когда я осознала, что скрыто за его словами, – продолжала она, – я была ошеломлена. Мальчик был прав, “дорогим” был не он. В ту ночь я долго плакала, рассказывая об этом эпизоде мужу. Мой младший сын, Джерри, больше похож на него, такой же добродушный и ласковый. У старшего, Джона, мой характер: он серьезен, застенчив, скрытен. Той ночью муж заставил меня перечислить все хорошие качества – мои и Джона – и увидеть, что различия между двумя мальчиками могут только радовать. Это будет непросто, но я сделаю все для того, чтобы, однажды спросив: “Это ты, дорогой?”, услышать ответ Джона: “Да”». Беспокоясь о том, чтобы не быть пристрастными, мы иногда упускаем из виду неизбежность проявления разных чувств к детям. Невозможно любить двоих людей равно, абсолютно одинаково. Когда мы стараемся показать это, ребенок понимает следующее: «Она настолько стыдится своих чувств, что маскирует их стремлением быть справедливой». А понять он хотел бы совсем иное: «Ты совершенно прав, я не справедлива; вы два совершенно различных человека». Когда ребенок говорит: «Это нечестно, почему я должен раньше лечь спать, ведь я старше?», он хочет услышать: «Потому что ты не спал после обеда и раньше проснулся утром». Или, если ребенок говорит: «Это нечестно, ты водила Шарон в кукольный театр, а меня не водила», он хочет услышать: «Да, она как раз в том возрасте, чтобы ходить в кукольный театр, а ты нет. Она чувствовала себя такой же обиженной, когда ты с папой ходил на бейсбольный матч». Получат ли дети равные возможности, чтобы любить друг друга, зависит в большой степени от вас, от того, не стараетесь ли вы быть справедливыми в распределении времени и внимания к каждому из них. Вот рассказ одной матери: «Каждый раз, когда я брала на руки малыша, я чувствовала, что старший сын смотрит на меня с осуждением, так, что я отпускала младшего. Затем я обнаружила, что это противоречит моим желаниям: я люблю носить малышей на руках! Тогда я стала поступать так, как мне хотелось, и почувствовала себя лучше. Наступил момент, когда мне захотелось пойти почитать старшему сыну книжку. Больше я не проявляю стремления быть неестественной и обманывать обоих детей». Когда дети говорят нам, что мы несправедливы, они на самом деле говорят: «Видишь ли ты во мне отдельного, особенного человека?» Если мы начинаем суетиться и выяснять, справедливы ли мы на самом деле, подтверждаются худшие опасения, что мы рассматриваем всех наших детей вместе взятых, а не каждого из них в отдельности. Лучшее, что мы можем сделать, чтобы поправить отношения между нашими детьми, – это перестать сравнивать свое отношение к каждому из них. Они могут вынести почти все, если чувствуют, что старшие относятся с пониманием к их индивидуальности. Ощущение, что их оценивают только в сравнении с другими, подавляет их развитие. Существенную помощь в рассмотрении каждого ребенка как отдельной, своего рода неповторимой личности может оказать более внимательный анализ того, что заставляет нас положительно или отрицательно реагировать на определенные черты характера наших детей. Если у нас благоприятный опыт собственного детства и сложилось положительное представление о себе, это поможет нам обнаружить некоторые из своих качеств в детях. Но если мы замечаем, что у детей появляются качества, которые мы всегда отвергали в себе, нам необходимо произвести переоценку ценностей, прежде чем мы начнем объективно оценивать эти качества в собственном ребенке. Одна подруга рассказала мне, что она была уверена, что мать ненавидела ее, когда она была маленькой. «Как я ни старалась вести себя, я чувствовала, что ей все во мне не нравится. Когда мне исполнилось двенадцать лет, у нас произошла страшная стычка и она неожиданно объяснилась со мной: “Мы ссоримся с тобой так же, как я когда-то ссорилась с тетей Мартой, а ты похожа на нее. Иногда я понимаю, что веду себя скорее как твоя сестра, чем как твоя мать. Прости меня”. Мне не сразу открылся смысл ее слов, но потом, понаблюдав за ее отношениями с сестрой, мне стало ясно, что она имела в виду. Я действительно была похожа на тетю, а она и мама без конца ссорились, хотя в то же время было видно, что они любят друг друга. Это меня утешило». Часто родители начинают так сильно опекать менее способного и здорового ребенка, и тогда тот, которого считают благополучным, начинает рассматривать свои успехи как помеху тому, чтоб его любили. То, что родители испытывают особые чувства к какому-то одному ребенку, не означает, что другим детям в семье следует чувствовать себя отвергнутыми и нелюбимыми. Я помню историю, которую рассказал мне один мужчина о своей семье. «Мы все знали, как отец относится к Вилли, – рассказывал он. – С Кеном и со мной было все в порядке – папа любил нас и гордился нами, но Вилли был свет его очей. Покажется странным, но я не помню, чтобы мы ревновали, потому что Вилли – это действительно было что-то особенное! Папа, Кен и я коренасты и несколько неуклюжи. И тут появляется Вилли – как молодой бог! Высокий, атлетического сложения блондин, полный жизни, – от таких ребят теряют голову учителя, девочки и малыши всего квартала. Папа просто не мог прийти в себя от такого чуда; это он произвел на свет это восхитительное создание!» Подобные дети встречаются и действительно вызывают такое к себе отношение. Но когда другие дети в семье способны разделить радость своих родителей без обиды, это означает, что они чувствуют, что родители их также ценят. Одна из наиболее сложных проблем, с которыми сталкиваются родители, когда стараются воспитать добрые чувства между братьями и сестрами, это как избежать того, чтобы заставлять их чувствовать себя виноватыми. Даже если мы осознали, что между братьями и сестрами существует ревность, и признали ее нормальным явлением, мы испытываем страшные мучения, пытаясь избавиться от этого чувства. Прежде всего мы должны понять, что ощущение и действия – это не одно и то же. Вполне допустимо желание старшего ребенка стукнуть малыша по голове, но родителям следует остановить его, когда он собирается это сделать. Понимать, что ты неправильно поступаешь, гораздо хуже, чем думать, что ты очень плохой человек и будешь таким всегда. Мне кажется, что в подобной ситуации разумнее всего будет сказать: «Я знаю, что ты разозлился; многие девочки и мальчики испытывают подобное, но я не могу разрешить тебе ударить малыша. Если ты не можешь сам сдерживать себя, тогда мне придется тебя останавливать». В соперничестве неравных (по возрасту, силе, ранимости) слабый обычно проигрывает. Когда возникает ситуация, которая может кончиться дракой, родителям надо вмешаться и выступить в качестве посредников. Часто в основе продолжительной неприязни между взрослыми лежат воспоминания детства, когда кто-то из них был слабее и ему доставалось от более сильного. Мать двоих детей рассказывала о постоянных словесных стычках между ними: «До сих пор, пока борьба шла на равных и я не видела, чтобы кто-нибудь был особо серьезно уязвлен, я не вмешивалась. Но однажды я услышала, что Поль назвал Нэнси “глупой, тупой девчонкой”, и быстро вмешалась. Он блестяще учится; она младше его на четыре года, восхищается им и плохо учится в школе. Его слова были запретным ударом ниже пояса, и этого я не могла допустить». Какими бы внимательными и чуткими ни были родители в подобных вопросах, не стоит надеяться, что все братья и сестры будут близки друг другу всю жизнь. Важно, чтобы между ними сложились нормальные отношения. У меня с младшим братом сложились не столь уж редкие для подобного случая отношения: я пыталась превратить его в своего раба! Когда я изучала историю Средних веков, повествующую о рыцарях, суверенах и вассалах, я решила посвятить брата в рыцари. Потребовав, чтобы он преклонил передо мной колено, я дотронулась до его плеча деревянной шпагой и сказала ему, что он должен выполнять все мои распоряжения. Бедный глупый малыш поверил мне и принял мои слова как должное. Когда я выросла, то поняла, как виновата перед ним. Его ругали за проступки, а я подстрекала его демонстрировать свое бесстрашие и совершать еще более безумные, что он и делал, доверяя мне. Отчетливее всего я помню день, когда я пришла из школы и увидела, что брат лежит в постели и плачет. Его сильно искусала собака, а дома никого не было. Я позвонила врачу, отыскала деньги, чтобы привезти его на такси к нам домой. Но самое главное, я разделила с братом его страх и боль. Как хорошо было мне заботиться о нем! Это было такой же реальностью, как и то, что я его эксплуатировала, дразнила или обижала. И если каждого ребека поощрять в том, чтобы он как можно более полно был тем, какой он на самом деле есть, – именно это и сохраняется. Людям свойственно ошибаться. Иногда они ведут себя жестоко и необдуманно, иногда не проявляют сочувствия к ближнему, но очень важно вовремя понять это и проявить себя с лучшей стороны. Мы очень хотим любви, и это находит свое выражение в словах: «Да, я могу любить тебя – ранимого, слабого, милого, – и я надеюсь, что ты тоже можешь испытывать подобное чувство ко мне». Такая любовь оказывает самое цивилизующее воздействие, какое только возможно. Без сомнения, в этом состоит суть того, что обычно понимают под «братской любовью», и она остается единственной надеждой для спасения человека на земле. Если вы сходите с ума – это вполне нормально Мы с мужем были в гостях у друзей. У них было двое детей: трехлетний мальчик и годовалая девочка. Джош забивал колышки деревянным молотком, а маленькая Ким играла в манеже посредине гостиной. Пока мы сидели и разговаривали, Джош подкрался к манежу и стукнул Ким по голове. Она заплакала, родители успокоили ее, и разговор продолжился. После того как подобное повторилось несколько раз, мы с мужем не могли скрыть, что происходящее расстраивает нас. Растерянная мать сказала, как бы оправдываясь: «Ну что же нам делать? Вы, психологи, все время говорите, что детская ревность – нормальное явление». «Лучшее, что вы можете сделать, – тихо ответил ей мой муж, – так это забрать у Джоша молоток и пообещать ему, что он никогда его не получит, пока не научится сдерживаться и не обижать Ким». Потом мы постарались объяснить, что нет никаких оправданий для мальчика, который ведет себя жестоко и не боится сделать больно малышке. Вместо того чтобы позволять ему так себя вести, родители должны были бы сказать: «Джош, многие маленькие мальчики сердятся, когда их сестренкам уделяют так много внимания. В самом деле, каждый из нас когда-нибудь испытывает ревность. Но мы не можем разрешить тебе обижать Ким, так же как не позволим никому обидеть тебя». Когда мы говорим ребенку: «Ты замечательный малыш, и то, что ты чувствуешь, нормально, но ты просто не должен бить других», мы признаем, что необходимо помочь ему справиться с трудной проблемой. Родители Джоша были правы, когда говорили, что гнев мальчика нормален и ищет выхода; ошибались они лишь в том, что считали, что таким выходом должно быть вредное действие. Чувство вины и беспокойства, которое должно возникнуть у Джоша, когда ему разрешили ударить малышку, несомненно, столь же серьезно, как если бы ему сказали, что он плохой, потому что испытывает недобрые чувства к слабому. Многие родители, вероятно, так и поступали. Они говорили: «Джошуа! Перестань сейчас же и ступай в свою комнату! Ты очень плохой мальчик, потому что бьешь свою сестру! Тебе будет трудно, если ты не перестанешь быть таким злым!» В подобном случае можно не сомневаться, что Джош, который нуждается в любви и одобрении, как и все дети, найдет способы, как подавить в себе недоброе отношение к сестренке. Возможно, он никогда больше не ударит ее, но у него может развиться астма, хронический бронхит или его будут преследовать ужасные ночные кошмары, например такие, что на него напали дикие звери и растерзали его. Как только мы поможем ребенку осознать его проступок и разъясним ему, что он не должен находить выход из своего состояния враждебными действиями, можно предложить ему много других альтернатив. Например, будет хорошо, если он сам расскажет всем о своих чувствах. Ребенку станет лучше, если он будет колотить молотком по глине или подушке, воображая, что это тот человек, на которого он злится. Предоставление ему приемлемых выходов для его чувств дает ему возможность осознать их. Это поможет ему вырасти в такого взрослого, который после неприятного общения с раздраженным начальником или с эгоистичным родственником разберется в том, что его разозлило, а затем постарается отвлечь свое внимание длительной прогулкой, рыбалкой или игрой в теннис или просто будет лупить по мячу до тех пор, пока гнев не утихнет. Способность испытывать гнев – и даже ярость, – по-видимому, отчасти является инстинктивной. Один взгляд на младенца, когда тот, мокрый, голодный, остался без внимания, подтверждает это предположение. Но в первые годы жизни, когда ребенок не владеет речью и не способен осознать своих чувств, он склонен переживать их как общее физиологическое состояние. Младенец выгибает спину, кричит, багровеет и машет ручками. Где-то в возрасте двух лет ребенок начинает понимать свое поведение. Приятные ощущения начинают связываться со словами: «Я люблю эту замечательную тетю, которая поет мне песенки и кормит молоком и печеньем, я счастлив, что приедет бабушка и расскажет мне сказки». Ощущения радости, счастья, которые ведут к любви, сочувствию и доброте, нравятся всем. Беды начинаются с возникновением противоположных мыслей: «Когда мама кричит на меня, я ее ненавижу; я жду, чтобы она ушла и никогда не возвращалась», «Когда папа говорит, что не возьмет меня с собой в магазин, мне так и хочется швырнуть свои книжки в него», «Хорошо бы этого орущего младенца унесли обратно в больницу!», «Если бабушка не перестанет требовать, чтобы я ее поцеловал, я стукну ее!» С этого момента жизнь становится для ребенка очень опасной. Все любят его, когда он хороший, но у него продолжают возникать плохие мысли, и иногда он не может сдержаться от некрасивых поступков. Он не желает дать свою игрушку девочке и поэтому бьет ее, ему не нравятся эти противные желтые носки, и он спускает их в туалет; он сходит с ума, когда его заставляют есть эти ужасные кукурузные хлопья, и он сбрасывает чашку со стола. Больше всего ребенок теряется оттого, что взрослые сердятся. Они кричат и шлепают его, говоря: «Это единственный способ заставить тебя хорошо себя вести». Маленькому ребенку кажется, что слова наделены могущественной и магической силой. Посмотрите только, что происходит, когда он первый раз говорит «Нет!». Это вызывает невероятную панику и смуту! Взрослые шокированы, возмущены, смущены, обижены – и все это из-за одного короткого слова! Многие другие слова тоже вызывают бурную реакцию. Девочка говорит: «Бабуля, щечку!» – и бабушка умиляется; мальчик произносит: «Дурак!» или «Черт побери!» – и бабушка моет ему рот с мылом или дает подзатыльник. И это все из-за какого-то звука! Неудивительно, что дети начинают верить в то, что мысли могут влиять на события. Вера в таинственную силу слов приводит к тому, что ребенок начинает бояться собственных вредных мыслей еще больше, чем плохого поведения. Например, представьте, что маленький мальчик думает: «Я ненавижу этого младенца. С тех пор как он появился, меня уже ничто не радует», – и вдруг малыш тяжело заболевает. Мальчонка вполне может подумать, что это его неведомые никому, кроме него, желания вызвали болезнь. Или еще один довольно распространенный пример. Маленькая девочка злится на дедушку, потому что тот все время делает ей замечания, она очень хочет, чтобы он уехал и больше не приезжал, и внезапно он попадает в больницу и умирает. Враждебные мысли становятся настолько пугающими, что большинство детей стараются любыми силами подавить свой гнев. Они боятся, что враждебные мысли могут причинить людям вред; они знают, что их не любят, когда они выражают свое недружелюбное отношение, а им на самом деле так необходимо, чтобы их любили! В этот период в жизни ребенка очень важно, чтобы родители помогли ему разобраться в том, что с ним происходит, и найти выход из создавшегося положения. Они должны объяснить ребенку, что дурные мысли не могут причинить вреда другому человеку, что все люди время от времени сердятся друг на друга и детям нужно, чтобы взрослые помогали сдерживать их враждебные импульсы. Важно подчеркнуть, что никто не в силах постоянно владеть собой; мама и папа тоже могут терять самообладание. Ни один вопрос в воспитании детей не задевает меня так за живое, как этот, потому что я видела, что происходит, когда дети чувствуют себя виноватыми, не заслуживающими любви и стремятся любыми силами подавить свой гнев. Это никогда не проходит бесследно и рано или поздно находит свой выход. Вот к чему это приводит. 1. Подавляются все эмоции Если ребенок пугается своих вредных мыслей и чувствует себя виноватым, он может начать бессознательно подавлять без разбора все мысли и чувства. Любознательность, пытливость и творческие способности тоже нередко становятся жертвой этого всеобщего подавления. Малыш замыкается в себе, переставая проявлять любые эмоции, даже положительные. 2. Гнев обращается на себя Когда гнев не имеет выхода, он обращается против своего «Я» на самом глубинном физиологическом уровне. Это ведет к психосоматическим заболеваниям, таким как мигрень, расстройства кишечника, язва, астма и различные аллергии. Конечно, не только гнев является причиной таких заболеваний, но он играет очень существенную роль. Неприязнь к себе и бессознательный гнев тоже оказывают значительное влияние на возникновение невротических расстройств: тиков, навязчивых мыслей, трудностей в установлении контактов со сверстниками и т. д. Мы наказываем самих себя за свой гнев, а это может привести к серьезной депрессии и даже к самоубийству. У одной женщины была настолько тяжелая депрессия, что в течение многих месяцев она не могла работать и даже выходить из своей квартиры. После успешной психотерапии она сказала: «Теперь кажется невероятным, что я могла так бояться проявить свой гнев, что готова была скорее разрушить свое здоровье, чем осознать его». Откуда у людей берется такой страх проявить свой гнев? Он берет свое начало в детстве, когда скрывается от родителей и других взрослых из-за боязни наказания. 3. Гнев обращается на «социально приемлемые» цели Люди, которые ненавидят «всех евреев», или «всех черномазых», или «всех русских», или «всех интеллигентов», нашли выход для своей подавленной враждебности. Когда их приучали к тому, что они никогда не должны испытывать гнев в отношении своих близких, они пришли к выводу, что оправданно и необходимо выражать его в отношении «возмутителей спокойствия». Нацисты, которые сжигали сотни тысяч людей в газовых камерах, несомненно стали бы отрицать, если бы им сказали, что они враждебны к своим матерям, детям и женам. Их учили, что Бог покарает тебя, если ты не любишь и не чтишь свою семью. Но когда общество предлагает козла отпущения, на котором можно сконцентрировать свой гнев, тогда его можно бить – и даже убивать. Мало кто может так правильно рассуждать о добродетелях материнства и милосердии, о любви к Родине, как те, кто объединяется в тайные общества для того, чтобы угрожать жизни тех, на ком они срывают свой подавленный гнев. Никто не подвержен так иррациональным, расовым, религиозным и этническим предрассудкам, как тот, кто рос, подавляя в себе это чувство. Ничто меня не пугает так, как ребенок, который на все отвечает мне «да, я слушал» или «да, я сделаю так» и ведет себя как вежливый автомат, потому что такой ребенок может оказаться потенциальным фанатичным экстремистом. 4. Подавленный гнев может неожиданно разразиться насилием Некоторым людям удается так глубоко вытеснить свой гнев, что эта часть их натуры становится для них полностью недосягаемой. Если у вас есть чувства, о которых вы ничего не знаете, вы не можете ими управлять, и они превращаются в пороховой погреб, который может взорваться в любую минуту. Когда кто-либо совершает бессмысленное насильственное преступление, это оказывается обычно ужасным ударом для тех, кто знал этого человека раньше. Сосед говорит: «Я не могу поверить, что это сделал действительно он. Это был всегда самый благовоспитанный, самый вежливый ребенок в округе». Учитель отмечает: «Он всегда относился к матери с большим уважением, чем другие дети». В течение ряда лет я встречалась с группами бывших заключенных в Центре социальной реабилитации в Нью-Йорке. Многие из них боялись, что их дети тоже станут преступниками. Они рассказывали мне, что привело их к преступлению. Большинство из них были жертвами ужасной депривации во всех аспектах их жизни: их отвергали и общество, и родители. Большинство подвергались физическому насилию: их пороли ремнем, хлыстом или кнутом за малейшее преступление (провинность). Те же самые взрослые, которые их истязали, говорили им: «Твоя душа будет гореть в аду, если ты будешь продолжать так плохо себя вести». Типичным ответом в наших беседах было: «Я знал, что я дурной ребенок, которого следует наказывать. Если я сердился, я был плохим». Эти бывшие заключенные были потрясены, когда я сказала им, что вполне нормально ненавидеть брата, или сестру, или родителей, или даже собственного ребенка. А когда я призналась им, что иногда была готова швырнуть на другой конец комнаты своего собственного младенца, когда он кричал четыре часа без перерыва, они смотрели на меня широко открытыми от ужаса глазами. Ведь им внушали, что каждый, кто испытывает подобные чувства, не может считаться человеком. Один бывший заключенный, которого оставили младенцем на ступеньках дома и который поменял пятнадцать приемных родителей, пока не попал в возрасте тринадцати лет в ремесленную школу для бездомных детей, участвовал в вооруженном ограблении, во время которого был убит человек. Он провел в тюрьме 28 лет. Я встретилась с ним через пять лет после его условного освобождения, когда он был женат, работал и у него была очаровательная маленькая дочка. «Я так боялся, что Марсия вырастет такой же дрянью, как я, – говорил он. – Но я помню то, что сказал нам психолог, который был в нашей тюрьме: “Если внушать человеку, что он хороший, он и вести себя будет соответственно представлению о нем”. Как-то раз дочка сломала мою трубку, она злилась на меня, что я не выпускаю ее на улицу из-за простуды. Я хотел ее отшлепать, но не сделал этого. Я сказал: “Марсия, тебе нельзя делать этого. Папе нужна его трубка. Но ты просто маленькая девочка, и иногда, когда ты сердишься, ты ведешь себя неправильно. Ты слишком мала, чтобы сдерживать себя, поэтому я должен тебе помогать”». Когда он рассказывал об этом эпизоде, его глаза сияли. «Я не дал Марсии почувствовать, что она плохая, – сказал он. – Может быть, и во мне гнев убит навсегда». Наиболее опасные акты насилия совершаются теми, кто менее всего осознает собственный гнев. Все мы время от времени испытываем это чувство, но у некоторых людей оно проявляется в большей степени, чем у других. Реакции различаются в зависимости от индивидуального темперамента. Один человек вскипает из-за обычных неприятностей, тогда как другого, похоже, не могут вывести из себя и постоянно действующие раздражители. Одним требуется часто выпускать пар, а другим – нет. Но для каждого важно, чтобы он имел возможность рассказать, поделиться с кем-нибудь своими чувствами. Родители часто могут помочь ребенку осознать, чем вызвано его раздражение, объяснив это на собственном примере. «Я очень рассердился на тебя, когда ты сказал мне “заткнись”, это меня обидело, мне очень не нравится, когда ты так говоришь». Можно продолжить разговор: «Если ты сердишься на меня, давай выясним, в чем дело». Нам следует быть честными с детьми, когда мы на них сердимся, кричим, угрожаем и наказываем их, когда они разозлены, но как часто мы не сдерживаем себя, когда сердимся сами? Девочка в гневе ударяет свою подружку, и мы наказываем ее за то, что она так дурно поступила. Мальчик кусает своего двоюродного брата, который пытается отнять у него игрушку, и мы кусаем его, «чтобы он знал, как это больно». Мы поступаем точно так же, как дети, совершая поступки, за которые мы осуждаем их. В этом нет никакой логики, но мы тоже люди и иногда ведем себя совершенно иррационально. Младшие должны понимать, что мы не в восторге, когда так срываемся, и что есть гораздо более эффективные способы поведения в подобных ситуациях. Мы должны стремиться к совершенствованию, не успокаивая себя в подобных случаях, а ощущая чувство вины, когда поступаем так: «Я сожалею, что вышел из себя! Я сделал глупость и постараюсь больше так не поступать, но иногда от тебя действительно можно взбеситься», – пожалуй, это одно из совершенно приемлемых извинений за проявленную слабость! Случайные вспышки не будут такими опасными, если мы не станем придавать им чрезмерного значения. Братья и сестры будут драться друг с другом, муж или жена могут швырнуть пару тарелок друг в друга. Несдержанность обычно не так опасна, как атмосфера сгустившейся ярости, где каждый держит себя в руках и внешне предельно вежлив. Одна подруга сказала мне, что никогда не боялась своей матери. «Она обычно кричала и бесилась, но когда она успокаивалась, атмосфера разряжалась. Отец, напротив, разговаривал тихо и всегда держал себя в руках. Его гнев гораздо больше страшил меня, потому что он был всегда замаскирован и я не могла узнать о нем заранее и вести себя соответственным образом в те минуты, когда он был раздражен». Мы рождаемся способными любить и ненавидеть, проявлять сочувствие и эгоизм. Нам требуется испытать все чувства, которые присущи человеку, чтобы понять, как близки они порой бывают каждому из нас, и научиться владеть своими самыми сложными переживаниями. Гнев, по-видимому, является инстинктом, необходимым для выживания, реакцией на нападение или на грозящую опасность. Он мобилизует индивида в нужном направлении, там, где блокируется само его «Я», где существует угроза его развитию. Относится ли это к плачущему младенцу, который укололся булавкой, или к четырехлетнему ребенку, который злится на то, что слишком много народу учит его, как надо себя вести, или к молодому человеку, который в ярости оттого, что на него напали и избили, или к больной старушке, которая испытывает мучение, потому что в больнице с ней обращаются как с вещью. Гнев всегда служит проявлением жизненной силы в тех случаях, когда под угрозой находится безопасность и достоинство личности; он становится реакцией на угрозу, как внешнюю, так и внутреннюю. Если мы соблюдаем его фундаментальную целостность, подходим к нему смело и открыто, мы сможем ослабить столь опасный внутренний гнев и сконцентрировать свое внимание на том, чтобы осознать и направить его на пользу дела. У нас должны вызывать негодование человеческие страдания, социальная несправедливость, неравенство, нищета, войны, бюрократы, мешающие удовлетворению прав и потребностей людей. Если это чувство обращено на борьбу за свободу и справедливость – это то, что нужно для сохранения демократии. Это тот гнев, который не исходит от людей, считающие себя плохими, злыми или ненужными; его проявляют те, кто хорошо относится к самому себе, кто простил себе свои человеческие слабости и может поэтому проявлять сочувствие к другим. Застенчивые дети «Я знаю, Лаура прелестная и сообразительная, но почему она должна быть такой застенчивой? Это сводит меня с ума!» Матери, которая заявила это, только что и я, и Лаурина воспитательница говорили, какой прекрасный у нее ребенок. Обычно мне удается сдерживать себя, но на этот раз мне не удалось совладать с собой. Дело близилось к вечеру, и по странному совпадению мама Лауры была за этот день уже третьей, кто жаловался на застенчивость своих детей. «Черт побери, что же плохого в застенчивости? – не удержалась я. Когда все замолчали, шокированные моими словами, я объяснила: – Просто дело в том, что самые замечательные на свете люди бывают застенчивы, и мне надоело слышать, что об этом говорят как о какой-то болезни!» Мать девочки пристально посмотрела на меня. «Не могу сказать, чтобы мне понравилось то, что вы сказали, – ответила она с улыбкой, – но вы правы. Точно такое же ощущение возникает и у меня. Я сама ребенком была ужасно застенчивой, и я поступаю с Лаурой так, как мои родители поступали со мной, не скрываю от нее, что меня это беспокоит. Похоже, что я просто ничего не могу с собой поделать».