«Нужен идеальный баланс…» — подумал Эйрих. — «И в Риме, когда-то давно, нащупали его довольно точно. Старые римляне были мудры…» — Старший сенатор Торисмуд, почтенный… — передал отец Григорий слово главному неформальному ответчику. Старик встал с трибуны и прошёл к кафедре. — Не хочется этого признавать, но да, претензии предъявлены обоснованно, — произнёс он. — Предлагаю провести голосование, в котором установим общее мнение Сената по общему вопросу. Прений проводить не будем, всё и так ясно, поэтому голосуйте, почтенные. Но требую не менее шести частей голосов из десяти, чтобы принять эту инициативу на детальную разработку. Основные прения будут идти после, когда завтра начнётся разработка нового эдикта, но Эйрих уже почувствовал победу. Противостояние никому не нужно, не нужно оно и Торисмуду, вынужденному признать своё поражение. Но это ещё не конец, потому что сегодня ему просто дали по рукам, чтобы не лез дальше изведанных границ. Завтра ему укоротят руки, но это не гарантирует, что сенаторы не станут искать альтернативные пути приращения собственной власти. «Магистратура и народные трибуны не позволят им забраться слишком далеко», — подумал Эйрих с уверенностью. — «Интересный инструмент, но ему регулярно требуется настройка». Голосование проходило в тишине, лишь иногда прерываемой звуками снаружи. Скрипторы записывали голоса, после чего сводили их в общий список для подсчёта. Прошёл час, прежде чем голоса были подсчитаны. — Так… — принял старший сенатор Торисмуд пергамент с итогами. — Семь частей из десяти проголосовали положительно, две части отрицательно, одна часть воздержалась. Официал Брамир, приобщи итоги голосования к архиву, а также начинай процедуру наложения вето на предыдущий сенатусконсульт. Завтра с утра назначаю внеочередное заседание для законного проведения процедуры вето на наше решение. Сразу после этого на повестку выставим вопрос о триумфе для первого консула Зевты и овации для претора Эйриха. На сегодня всё, расходимся по домам, почтенные. /29 июня 409 года нашей эры, Провинция Паннония, деревенская площадь/ — Слава величайшему победителю!!! — во всё горло прокричал Альвомир, обладающий подходящим голосом и получивший инструкции. — Слава первому консулу!!! — поддержала толпа. — Вечная слава сокрушителю проклятых маркоманнов!!! — проревели остготские воины, стоящие вдоль площади в импровизированном оцеплении. Толпа же рвалась поближе к стоящему с важным видом в колеснице Зевте, оснащённом золотым венком, в лучших традициях старых римлян. — Эйрих — истинный герой остготов!!! — неуместно выкрикнул кто-то. — Слава Эйриху, низвергателю римлян!!! — поддержала толпа. Сам Эйрих стоял в колеснице рядом с отцом и махал рукой вопящим от восторга соотечественникам. Было организовано прохождение легиона-победителя по главной деревенской улице, с положенной помпой, разбрасыванием купленными в Сирмии лепестками культурных цветов, торжественными позолоченными доспехами на избранной сотне, старательно марширующей перед колесницей первого консула. Чтобы народ был настроен положенным образом, Зевта расщедрился и выделил пятьдесят бочек фалернского вина на бесплатное распитие всем народом, а также сто талантов хлеба, на бесплатное потребление всё тем же народом — как разбирающийся в алкоголе человек, Зевта счёл, что неразбавленное вино обязательно надо чем-то закусывать. Напившиеся соплеменники были веселы, радостны и полностью поддерживали заслуженный триумф великого полководца, одним своим присутствием решившим исход битвы против маркоманнов. Покрасневшие лица излучали восторг, ведь триумф — это не только слава для триумфатора, но и чувство причастности к великим достижениям для простого люда. Эйриху было всё равно, что его отец просто присутствовал при командной ставке, но почти вся слава досталась ему — не жалко. «Будут триумфы и у меня», — подумал он. — «Не в нашей деревне, но в Риме». Сенат решил, что избыточно давать триумф, а затем овации, потому что помпа и пышность триумфа смажет эффект от более скромных оваций. Поэтому логично было решено, что лучше совместить оба мероприятия в одно, чтобы и Эйриху было не обидно, и народ не перепил дармового вина. Чеканная поступь когорт остготского легиона частично глушилась шумом толпы, но всё равно, воины в одинаковых доспехах, с украшенными лавровыми венками шлемами, символизирующими общий вклад всех легионеров, смотрелись величественно и уже сейчас ясно, что очень много присутствующих в толпе молодых воинов захочет присоединиться к этой необоримой силе, на деле доказавшей свою несокрушимость. Праздно гуляя по деревне, в качестве короткого отдыха после работы с пергаментами, Эйрих только и слышал разговоры людей об обстоятельствах битвы против маркоманнов. Эквитам досталась слава не меньшая, чем пешим легионерам, потому что очень многие видели, как остготские всадники смяли и истребили крупные отряды кочевников по флангам. Кочевниками этими оказались некие акациры, нанятые Лимпрамом за перспективу грабежей богатых остготских деревень. Никто из них не выжил. — Эйрих, я люблю тебя!!! — услышал претор выкрик некой разбитного вида рыжей девахи зим двадцати на вид, силой прорвавшейся через оцепление из воинов. На вид она красивая: лицо милое, но больше впечатляли телеса, выделяющиеся объёмной грудью и мощной кормой. Одета небедно, но в рамках приличий. Судя по незаплетённой косе, незамужняя и не вдовая — скорее всего, в активном поиске супруга. Улыбнувшись и помахав ей рукой, Эйрих мельком посмотрел на конец своеобразного коридора, где их с отцом ждала группа сенаторов, держащая в руках награды для них и особо отличившихся воинов. В основном, там толстые золотые цепи с пластинами, гравированными инициалами легиона, то есть Legio I Scutata. (2) Когда до сенаторов осталась, примерно, сотня шагов, застучали барабаны. Отбивали они боевой ритм, заставивший толпу притихнуть. Эйрих прекратил махать рукой, встал как струна и уставился прямо на сенаторов, принявших торжественный вид. Инцитат, запряжённый в колесницу, вёз их спокойно и привычно — не успел он ещё отвыкнуть от такой упряжи. — Победителям гуннов, вандалов, римлян и маркоманнов, от лица всего Сената остготского народа — салют! — произнёс старший сенатор Торисмуд, когда барабаны смолкли, после чего воздел к небу свой посох, в честь праздника украшенный золотой проволокой. — Поднимитесь же на пьедестал, воины! Толпа взревела, оглушая Эйриха своими воплями. Торисмуд сказал что-то ещё, но разобрать ничего не удалось. Зевта снизошёл с колесницы первым, после чего за ним последовал Эйрих. Первому консулу, после крепкого рукопожатия, надели на шею золотую цепь с инкрустированными в неё красными рубинами — это в честь триумфа. Претору досталась серебряная цепь, в которую инкрустировали зелёные сапфиры — тут пожиже, ведь в честь овации. На самом деле, победа над маркоманнами с лихвой тянула на полноценный триумф, потому что было убито свыше пяти тысяч врагов при сравнительно малых потерях, но, всё равно, Эйрих проехал на колеснице, как при триумфе, поэтому для него получилось что-то среднее между овациями и триумфом. Впрочем, никто не говорил, что надо обязательно соблюдать весь ритуал в точности, как у старых римлян — время ныне другое, как и племя. Далее Зевта получил в руки ощутимой тяжести бронзовый сундук с золотыми наградами для легионеров. Эйрих тоже получил сундук, но поменьше, с наградами из серебра. — Легион I Скутата! — развернулся к воинам первый консул. — Сегодня день нашего триумфа! Не только моего, но и вашего! Вы на деле доказали всем сомневающимся и неверящим, что имеете право стоять на самом высоком месте! Честь легиону!!! Вечность правления Сенату!!! Слава остготскому народу!!! — Слава первому консулу!!! — синхронно грохнули легионеры. Зрители, и без того громко вопящие, невероятным образом стали вопить ещё громче. — А теперь явите нам проигравших!!! — продолжил исполнять программу старший сенатор Торисмуд. Он был недоволен, что пришлось самому лить мёд в кубок Зевты и Эйриха, но если бы триумф проводил кто-то другой, то возникли бы вопросы о том, а кто здесь настоящий старший сенатор — общество очень отчётливо улавливает такие события, поэтому Торисмуду пришлось терпеть и доброжелательно улыбаться. Но, тем самым, он являет свою мудрость: дали оплеуху за дело и по справедливости — прими и будь доволен, даже если не нравится. Иначе чем он лучше какого-нибудь много возомнившего о себе сопляка? Первая центурия первой когорты рассекла толпу с южной части и явила зрителям потрёпанных и истощённых пленников: римляне, приведённые с, теперь уже считающегося разведывательным, похода Эйриха, а также маркоманны из последнего сражения. Нестройные колонны проигравших возглавляют их бывшие полководцы — Эдобих и Лимпрам. Недавно это были гордые воители, привычные повелевать тысячами жизней, но сейчас их одежда равняла носителей с перехожими каликами, немалыми количествами странствующими между деревнями и городами разных племён и народов. Лимпрам мог «похвастаться» парой синяков, кои ему поставила тюремная стража, когда он начал сопротивляться при подготовке его к триумфу первого консула и претора. И сейчас он шёл как дикий зверь, зыркая на кричащих хулу и выражающих презрение остготов. Эдобих же давно смирился со своей судьбой, поэтому влачил свои ноги будто во сне, а лицо его не выражало ничего, кроме усталости. Всего здесь было лишь двадцать девять пленённых комитатских легионеров — самые принципиальные, не пожелавшие вступить в остготское воинство. Остальные приняли условия и теперь состояли в обычном войске, где за ними был строгий пригляд. Маркоманнов в войско приглашать не стали, вместо этого продав за хорошие деньги в Сирмий. Эйрих вспомнил о Сирмии, городе, который прилично возвысился от плодов сотрудничества с остготским народом: поток рабов для латифундий оживился, продавали их централизованно, через уполномоченных Сенатом людей, поэтому, приехав в Сирмий, можно заметить, что распахано гораздо больше земель, чем несколько лет назад, а торговля процветает. А всё потому, что зерно — это ключевой ресурс, на котором зиждется благополучие римлян. (3) Остготы тоже сильно зависят от зерна, распахивают многие сотни югеров земли, чтобы прокормить разрастающиеся поселения, растущих за счёт богатств римлян и торговли. На новой земле, которую просто должен захватить для своего народа Эйрих, они тоже будут распахивать землю, чтобы прокормить себя и детей. Так было и так будет. Потому что только количество зерна определяет преуспевание народа. В утоптанную почву деревенской площади ещё вчера были крепко вбиты деревянные столбы, к которым сейчас привязывали пленников. Эдобих позволил связать себя без сопротивления, а Лимпрам умудрился вырваться и шарахнуть одного из воинов хорошо поставленным прямым ударом кулаком в лицо. Воин рухнул, как подкошенный, но буйного маркоманна сбили с ног серией ударов дубинками. Когда приготовления были закончены, на шеи проигравших свои главные битвы воинов набросили петли. — Казнить их, — приказал Зевта, сняв с головы золотой венок и сжав его в правой руке. Специально выбранные легионеры из первой центурии упёрли ноги в столбы и начали тянуть. Смерть от удушения, как правило, медленна и мучительна, но зато весьма наглядна. Лимпрам пытался высвободить руки, вены вспучились на его шее, глаза его налились кровью, но связан он крепко, поэтому тратит силы напрасно. «Они ему больше не пригодятся», — подумал Эйрих. — «Пусть тратит». Эдобих же не сопротивлялся даже теперь. Смерть его уже не пугала, ведь для него всё уже давно было кончено. Шли минуты, почти ритуальная казнь продолжалась под молчаливые взгляды толпы и сдавленный хрип жертв. Наконец, последний из пленных отдал богу душу и всё было кончено. — Во славу остготского народа!!! — нарушил тишину своим рёвом первый консул Зевта. — Каждого нашего врага ждёт смерть!!! — Во славу готского народа!!! — хором поддержали клич легионеры. — Слава первому консулу Зевте!!! — отреагировала толпа. Отец был очень доволен состоявшимся представлением, это было видно по его лицу. Столько адресованного лично ему восхищения на лицах людей он не видел никогда в жизни, а это чувство… оно искушало. Будь Эйрих кем-то другим, не знающим, каково это, может, тоже бы поддался. Но в прошлой жизни его славили и больше, более значимые люди, пред ним склонялись нойоны, ханы, шахи и императоры… «Вселенная сотрясалась от грохочущей поступи моего непобедимого воинства…» — с ностальгией вспомнил он. А сейчас он действует в мелких масштабах, нет ещё битв, в которых участвуют сотни тысяч воинов, нет опустошённых городов, где больше никто не будет жить, но это только пока. — Теперь пришло время для пира!!! — заявил Торисмуд, радующийся тому, что больше не придётся стоять под шёлковым навесом и чествовать двоих не нравящихся ему людей. — В честь столь грандиозного события, Сенат, заботящийся о своём народе, кровь от крови своего народа, выделяет на празднование шестьдесят больших бочек римского вина, а также сто голов крупного скота! Так он «перебил» щедрость Зевты, сильно потратившегося на дешёвый авторитет, даруемый бесплатными выпивкой и закуской. Политическая борьба не прекращалась ни на секунду, но пусть будет жестокая борьба, держащая всех в тонусе, чем безвольное соглашательство, ведущее всех к погибели… Обычных людей долго уговаривать не пришлось, все быстро повалили в сторону бражного дома, где уже видны выносимые на крыльцо бочки с вином. — Только ради вида этой картины стоило идти против маркоманнов, — произнёс Зевта, указав взглядом на возбуждённую предстоящей попойкой толпу, двигающуюся к бочкам.