Снова пауза. Несколько складок – и квадратик с готовностью стал душистым розовым пароходом. – Ты не спросишь, с кем? Тук? – Со МНОЙ. Ты не спросишь куда? Она поставила розовый пароходик на полку, взяла Беттинины «Пустяки», которые неизменно заканчивали здесь свое существование, вырвала страницу и принялась делать из нее Эйфелеву башню. Гно… то есть Кэри Грант нетерпеливо постучал. – В Париж! – раскололась Энид, смеясь и весело топая ногами. – В ПАРИЖ!! К Гарри и Дезире! Гортензия иногда просто гений, она как пристанет, так добьется всего, чего хочет! Тук-тук-тук? – поинтересовался он. – На три недели. Ты будешь здесь, когда мы вернемся? Тук. На этот раз удовлетворенный. Энид поставила Эйфелеву башню на трубу. – Ты присмотришь за Ингрид и Роберто? Я знаю, это не твои гномские дела, но… Тук, – заверил он. Она послала воздушный поцелуй остроносой туфле с помпоном, по-прежнему опирающейся на край бачка. – Сенк ю, Кэри. Она спустила воду. Подождала, пока стихнет шум, и сказала: – Я буду по тебе скучать. – И, открыв засов, добавила: – Правда. Кэри Грант тебе суперски идет. Она вышла. За дверью Беттина, ожидавшая своей очереди, посмотрела на нее с подозрением: – С кем ты там хихикала? – Ни с кем. – Ты хихикала. – Ничего я не хихикала. – Кто это – Кэри Грант? Младшая сделала большие глаза и постучала пальцем по лбу сестры. Беттина, фыркнув, оттолкнула ее и заглянула в туалет. Не найдя там ничего примечательного, она спокойно заперла дверь изнутри. Через шесть минут громкие вопли сотрясли весь первый этаж. – Это что такое? – Слон в коридоре. – Последний диск Синди Сауеркраут. Энид догадалась. Она закусила изнутри щеку и подумала: вот черт. – Это Беттина, – сказала она. – Может быть, она ушиблась? К то-нибудь посмотрит? Никто не двинулся с места. Визг становился все громче и отчаяннее. Девочки прислушались. – Вне всякого сомнения, – сказала Гортензия, напряженно вслушиваясь, – в туалете у бедной Беттины съехала крыша. – Но что она там кричит? – Странно… Что-то про пароход, Эйфелеву башню, самолетик… И просит принести ей тубу. – Тубу? – Бедняжка. – Иду, – сказала Женевьева. – На твоем месте, – тихо сказала Энид, – я бы шла без тубы… Женевьева встала. Малышка посмотрела на нее чистыми глазами: – …но с Туалетной Бумагой. * * * На прибрежной тропе летний ветер взметнул ее юбку. Женевьева прижала ее одной рукой к бедру и пошла задом, не сводя глаз с океана, приставив руку козырьком к глазам, глядя туда, туда, туда, на маяк. «Туман на Потрон-Суфлан – к хорошей погоде», – говорили рыбаки из Бель-Анс. Велосипедист в красной матросской шапочке выкатил на неровную тропу и обогнал ее на полной скорости. Она едва успела отскочить и ухватиться за куст тамариска. От велосипеда остался только клуб пыли. – Турист! – буркнула Женевьева. Она отряхнула юбку. На изгибе тропы, за блокгаузом[66], стояла деревянная скамья. На ней всегда сидели три старика. Пока все было скрыто за углом блокгауза, но еще пять-шесть шагов, и они покажутся, Женевьева точно знала. Сопоставив услышанные за три утра разговоры, она сделала вывод, что стариков зовут Поль, Жак и Пьер и что некая семидесятилетняя Жаник была общим предметом их воздыханий. Они были на месте. – Добрый день, – поздоровалась Женевьева. В ответ последовали три кивка почти лысых голов. Они посмотрели ей вслед, на ее волосы, колыхавшиеся от щеки к щеке, веселые лодыжки, круглую голубую юбку на фоне плоского голубого горизонта, быструю походку. Оставив их далеко позади, Женевьева свернула на следующем вираже. Через несколько шагов ее окликнул чей-то голос: – Эй! Помоги мне, а? Она повернулась налево, направо. – Здесь! – подсказал голос. – Внизу. Красная шапочка и две руки шевелились в кустах, спускавшихся по почти отвесному склону к морю. – Мой велосипед занесло. – Ты цел? – Да, – ответил он. – Видишь вон ту ветку? На земле? Подай мне один конец и держись за другой. Женевьева шагнула на склон. Ну спасибо, мама, подумала она, поистине блестящая идея – юбка! Сегодня утром перед платяным шкафом Люси Верделен горячо рекомендовала ее дочери: «Это более сообразно для клиентуры». После смерти она порой изъяснялась замысловато. Женевьева послушалась. Мама, подумала она, уж если ты общаешься с Божественным и Сверхъестественным, такую малость могла бы предвидеть. Тем более если ты призрак ЖЕНСКОГО пола, наделенный к тому же ЖЕНСКОЙ интуицией… Женевьева, кряхтя, как десяток навьюченных мулов, пробиралась сквозь кусты, которые цеплялись за нее рыболовными крючками и царапали ноги своими острыми зубками. Она старалась не шагать широко, в ужасе от мысли, что парень с задранной головой внизу может тупо заглянуть ей под юбку. Да уж, браво, мама… Наконец она добралась до ветки. – Достаточно длинная? – спросил парень. Жестом рыбака Женевьева подняла ветку. – Ты меня давеча чуть не сбил, – напомнила она парню. – На дороге. Ухватившись за ствол сосны, Женевьева протянула ему ветку. – Длина подходящая, – сказала она. Он вытянул пальцы как мог, но не сумел дотянуться до ветки. Сдвинул шапочку назад. – Ты так и не извинился, – настаивала она. – Ты правильно сделала, что подождала. Видишь: я у твоих ног! Она улыбнулась. Он сосчитал: раз, два, три. С протянутой рукой рванулся к ветке. Упустил ее. Витиевато выругался.