– Ненавижу эту мать-Терезу-из-Батиньоля. – Правда! – подхватила Беотэги. – Этот ее видок типа я-сама-доброта-но-ты-этого-не-понимаешь – просто жуть. Чапи пробирается на заднее сиденье машины, радостно предвкушая, как выпустит кишки другим тинейджерам, которые тискаются на переднем сиденье. – Нельзя же мстить человеку только из-за мать-Терезинского поведения! – воскликнул Кловис под хруст костей и гейзеры гемоглобина на экране. – Наоборот, это веская причина. – Какой план? – спросила Беотэги. Чапи свирепствует. Домкрат разносит вдребезги открытую машину на манер электрошвабры с примесью бойни в эпидемии ящура. – Что-нибудь такое, что убьет ее насмерть, – сказала Беттина. – Морально. – Пошлет в нокаут, да? – В супернокаут. Ред-Гуз, штат Коннектикут. Чапи наконец добралась до убийцы куклы-убийцы. На экране красавчик Донни Джепп проживал, вне всякого сомнения, последнюю секунду суперзвезды фильма. The end. Вот только… Стеклянный глаз Чапи мигает. Ждите «Чапи-3»… «Возвращение возвращения». После этого Беотэги, Беттина, Дениза и Кловис проглотили, не переводя дыхания, остатки пиццы, «Помнишь, что вы делали на чердаке этой зимой – 2», Женевьевин тирамису, куриные ножки по-мексикански, «Вопли психоза – 3»… И тут все разом проснулись! Во-первых: потому что всех сморило на пятьдесят восьмом вопле психоза. Во-вторых: потому что вопль, не психоза, но близко к тому, пронзил сгустившиеся сумерки. Девочки и Кловис замерли, оцепенели, вжавшись поглубже в раскладной диван. – Что это было? – выдавила Дениза. Это была Энид. Она спала и видела кошмарные сны, свернувшись клубочком на полу между стеной и диваном. – Негодяйка. Она посмотрела все фильмы за нашей спиной! * * * Энид стащила мобильный телефон Беттины и заперлась в туалете на втором этаже, чтобы позвонить Гулливеру. Он может приехать сейчас? Да, прямо сейчас. Гулливер запротестовал. У него волейбол, ведь сегодня суббота, а до этого надо отвести младшую сестренку Билитис к кинезиотерапевту лечить сколиоз. – Тогда давай после. Но не слишком поздно. – Зачем? – Принеси мобильник. И твои египетские факелы. – Зачем? Она повесила трубку. Гулливер прикатил на велосипеде около трех, Энид ждала его у въезда в Тупик. Факелы и телефон были у него с собой. – Это мамин. Что ты задумала? – спросил он, укладывая велосипед в вереск. Она потащила его под деревья парка и привела к колодцу, где старый клен мумифицировался в позе вечного ныряльщика. Энид достала моток веревки, спрятанный в куче опавших листьев, огляделась, прижала палец к губам и прошептала: – Я спущусь в колодец. – На веревке? Ты с ума сошла! Ты же в физкультуре ноль! – Я не ноль. Месье Бертушо говорит, что я просто зажатая. Зажатая – это же не значит ноль? Я буду держаться за ветки клена. – Что тебе делать в этой дыре? – Искать Свифта. – Я спущусь с тобой. – Ой нет. – Зачем же ты меня вызвала? – Чтобы поднять тревогу в случае чего. Ныряльщик никогда не ныряет один. – И кого мне поднимать? – Никого. Ничего еще не случилось, насколько я знаю. Какой номер твоего мобильника? – Он не мой. Он мамин. Энид закатила глаза: ффффф! – Какой номер твоего-маминого-мобильника? Он продиктовал ей номер. Она набрала его на втором телефоне, который достала из кармана. Телефон Гулливера зазвонил. Она велела ему ответить и больше не отключаться, это послужит им уоки-токи, пока она будет в колодце, а теперь оп-ля, живо. Энид привязала веревку к стволу соседнего бука. Гулливер заглянул за обвалившийся бортик. Дерево почти заткнуло колодец, в редких проемах виднелась лишь чернота. – А если… – он поколебался, – если ты найдешь свою летучую мышь, а она окажется мертвой? Лобик Энид нахмурился. – Я ее похороню. Все предусмотрено. И пока Энид, держась за веревку, протискивалась между густыми ветвями клена, Гулливер вспомнил, что ее родители не похоронены, их машина сгорела во время аварии, от них остались одни угольки. Под камнем с их именами на кладбище никого нет. Он вздрогнул. Срывающимся голосом крикнул в телефон: – Как ты? – Хорошо! – ответил голосок Энид, далекий, подрагивающий, уже какой-то тонущий. Поначалу Энид почти не пришлось цепляться за веревку – благодаря веткам, которые окружали ее и держали. Но вскоре их стало меньше и потемнело. Налетевший откуда-то сквозняк зашевелил ее волосы и полы кофты. Она добралась до того, что было, очевидно, верхушкой дерева, и крепче ухватилась за веревку. Спустившись еще ниже, зажгла первый факел. Факелы были практичные – легкие и одноразовые. Гулливер здорово их сделал, обмотав простые карандаши бумажными ленточками, пропитанными свечным воском и каким-то зеленоватым составом. Пламя было яркое, пляшущее. Энид отметила, что до дна осталось всего несколько метров, а опрокинутая верхушка клена маячила далеко наверху. – Это гениально – твой факел-мумия! – прокричала она в телефон. – Я тебя вижу… еще… немножко, – проблеял в ответ Гулливер. У нее болели руки, стенка стала гладкой, и ногам было трудно найти опору, а ветви закупоривали колодец сверху, и ее вдруг охватил непреодолимый страх. Она остановилась и несколько раз глубоко вздохнула. Вставила египетский факел в щель, зажгла еще два и тоже воткнула в щели. Уф! Так-то лучше. Теперь были видны даже грязь, камни и ветки на дне. Ее взгляд остановился на полдороге, на отверстии в стенке. Это была дыра размером с котелок. Страх Энид улетучился, вытесненный любопытством. Она соскользнула по веревке вниз. – Что ты делаешь? – завопил мобильник. При падении клена удар был так силен, что стенка колодца обвалилась до самого низа. На уровне дыры ветер задувал между уцелевшими глыбами. Опершись о камень, Энид попробовала одной рукой расширить дыру. Ветер швырнул ей в лицо пыль. Она зажмурилась, закашлялась и перестала копать. Изо всех сил она уперлась ногой в шатающийся камень… Камень упал, и все рухнуло вокруг дыры. Неслыханной силы вихрь вырвался из нее, налетел на Энид и отбросил ее назад, погасив все факелы. – Как ты? – проскрипел Гулливер. – Я в темноте и не могу найти выключатель! – Балда. Поднимайся! Она поднялась в кромешной тьме на два метра.