Ей припомнились книга и фильм об утопическом райском уголке, скрытом в теснинах Гималаев, где остановилось само время. – Двое ученых из Национального географического общества наткнулись в гималайских теснинах на невообразимо глубокое ущелье всего в нескольких сотнях миль к югу отсюда, – начал рассказывать Пейнтер. – Скрытое под горным отрогом, оно незаметно со спутников. На дне его лежит субтропический рай. Водопады, роскошные хвойные леса, долины, полные рододендронов, ручьи, обрамленные тисами и серебристыми тсугами[17]. Нетронутый реликтовый лес, изобилующий животными и птицами, окруженный со всех сторон льдами и снегом. – Шангри-Ла? Он пожал плечами. – Наука со всеми ее спутниками далеко не всегда видит то, что природа не спешит нам открывать. Пейнтер совершенно окоченел, зубы стучали, слова давались с трудом; нужно как можно скорее найти свой маленький рай. Через десять минут ущелье резко изогнулось, за поворотом спасительный козырек закончился, и беглецы словно вернулись на несколько часов назад. В отчаянии озираясь, они застыли на месте. Мир впереди скрывала густая вуаль снега. Метель разыгралась не на шутку. Временами порывы ветра разрывали белую завесу, мимолетно открывая взору широкую долину, совсем не похожую на райскую Шангри-Ла. Путь преградила гряда острых скалистых зубцов, с которых ветер сдул весь снег. Слишком крутые, чтобы одолеть их без специального снаряжения. Со склона отвесно падал каскад из нескольких водопадов, сейчас, разумеется, застывших ледяным изваянием. Далеко впереди, в мареве снега и стылого тумана, лежало глубокое, бездонное с виду ущелье. Наверное, именно так выглядит край света. – Мы найдем путь вниз, – стуча зубами, произнес Пейнтер и вновь ринулся в бой с бураном. Он торил в снегу, доходящем до колен, тропу для Лизы. – Постойте. – Девушка понимала, что побег не может больше продолжаться. Они далеко ушли, но для продолжения пути не было снаряжения. – Пойдем туда. Она направилась к склону горы, ища защиты от ветра. – Куда?.. Он не сумел закончить фразу, так сильно стучали зубы. Лиза указала на замерзший поток, падавший со скалы. Ей вспомнились уроки шерпа Таски, обучавшего выживанию в горах: самое главное – найти укрытие. Она подошла к тому месту, где ледяной водопад достигал тропы. Шерп объяснил, что летнее таяние снегов превращает гималайские водопады в бурные потоки, которые вымывают в скалах глубокие полости. К концу лета сила потоков спадает, и вода постепенно замерзает, укрывая пустые пространства ледяным щитом. Лиза, как учил Таски, нашла место, где голубовато-белый лед примыкал к черной скале. С огромным облегчением девушка увидела, что ближайший водопад не был исключением из правил, и мысленно вознесла благодарственную молитву Таски и его предкам. Она пробила локтем ледяную корку и руками расширила черную дыру между льдом и камнем. Их взорам открылась небольшая пещера. Пейнтер шагнул вперед. – Я должен убедиться, что внутри безопасно. Он боком протиснулся в щель и исчез. Через минуту слабый огонек осветил водопад изнутри, и Лиза заглянула в ледяной пролом. Пейнтер стоял, водя лучом фонарика-авторучки по стенам ниши. – Похоже, здесь можно переждать вьюгу. Лиза тоже вошла в пещеру. В стороне от ветра и снегопада сразу стало теплее. Пейнтер погасил ненужный фонарик: ледяная стена, переливаясь, как хрусталь, не только пропускала дневной свет, но, кажется, даже усиливала его. Пейнтер повернулся к Лизе, и девушка обратила внимание на необычную голубизну его глаз, под стать сияющему льду. Она оглядела лицо спутника, ища признаки обморожения. Обветренная кожа щек приобрела кирпичный оттенок, индейские черты лица весьма необычным образом сочетались с ярко-голубыми глазами. – Спасибо, – произнес Пейнтер. – Вы спасли нам жизнь. Отведя взгляд, Лиза пожала плечами. – Довольно разговоров. Сначала нам обоим нужно согреться. Она открыла медицинскую сумку и достала специальное теплоизолирующее одеяло. Несмотря на кажущуюся тонкость, термоткань улавливала девяносто процентов тепла, излучаемого человеческим телом. Не собираясь ограничиваться одним лишь теплом тела, Лиза распечатала компактную каталитическую грелку – вещь первой необходимости в горах. – Садитесь, – приказала она Пейнтеру, расстилая одеяло на холодном камне. Усталый спутник не возражал. Она села рядом с ним и накинула сверху одеяло, свернув его наподобие кокона. Устроившись, Лиза включила электронное зажигание беспламенного обогревателя, работавшего на маленьком баллоне с бутаном, которого хватало на четырнадцать часов. При экономном использовании можно продержаться от двух до трех дней. Пока устройство разогревалось, Пейнтер дрожал рядом с Лизой. – Снимите перчатки и ботинки. – Она сделала то же самое. – Грейте руки на обогревателе и растирайте пальцы, ноги, уши и нос. – П-п-против обморожения… Лиза кивнула. – Подложите под себя как можно больше одежды, чтобы не терять тепло. Раздевшись, они выстлали импровизированное гнездо шерстяной и стеганой пуховой одеждой. Стало почти уютно. – У меня есть несколько специальных приспособлений «Пауэр-барс», – сообщила Лиза. – Можно растопить немного снега. – Вы настоящий мастер выживания в экстремальных условиях, – пробормотал Пейнтер. – Ни одно из моих приспособлений не убережет от пули, – напомнила Лиза. Пейнтер со вздохом кивнул. От снежной бури они спаслись, но опасность шла за ними по пятам. Метель, еще недавно грозившая бедой, на время стала им защитой. А что будет потом? Ведь у них нет ни средств связи, ни оружия… – Остаемся в убежище, – решил Пейнтер. – Тем, кто сжег монастырь, нас не выследить. Как только стихнет вьюга, начнут поиски горные спасатели, возможно, на вертолетах. Мы подадим им знак при помощи сигнальной ракеты, которую я заметил у вас в рюкзаке. – Остается надеяться, что спасатели найдут нас раньше, чем враги. Пейнтер молча сжал пальцами ее колено, стараясь подбодрить. Девушка была благодарна спутнику за то, что он не произносил фальшивых слов, не пытался скрыть правду за неискренними фразами утешения. Лиза нашла его ладонь и крепко сжала. Они погрузились в молчание, думая каждый о своем. – Как по-вашему, кто сжег монастырь? – тихо спросила Лиза. – Не знаю. Но снайпер выругался по-немецки, когда я напал на него. Мне показалось, что я пытаюсь сдвинуть с места танк. – Вы уверены, что он немец? – Ни в чем я не уверен. Это наемник. Сразу заметна военная подготовка. – Погодите. – Лиза потянулась за сумкой. – У меня ведь есть камера. – Думаете, вы успели его сфотографировать? – Для усиления вспышки я установила режим съемки, при котором производится пять кадров в секунду. Пока не знаю, что получилось. Сидя плечом к плечу, они всматривались в маленький жидкокристаллический монитор на задней панели фотоаппарата. Снимки по большей части вышли нечеткие. Прокручивая кадр за кадром, они увидели, словно в замедленном кино, картины бегства, снятые Лизой в подземном коридоре: застывший от неожиданности убийца, рефлекторно поднявший руку в попытке прикрыть глаза, нападение Пейнтера… На нескольких снимках в кадр частично попало лицо убийцы. Сложив вместе кусочки картинки-головоломки, они получили грубый фотомонтаж: белые волосы, выступающие надбровные дуги, тяжелая нижняя челюсть. Последний кадр Лиза сделала в движении: лицо крупным планом, прибор ночного видения сбит набок, выражение гнева в красных зрачках, отразивших фотовспышку. Лизе сразу вспомнился Релу-На, дальний родственник Анг Гелу, напавший на них с серпом. У обезумевшего монаха точно так же светились глаза. Обнаженная кожа девушки покрылась мурашками, но не от холода. Просто Лиза подметила еще одну особенность глаз убийцы: они были разные. Один сиял арктической синевой, второй поражал мертвенной белизной радужки. Эффект фотовспышки? Лиза нажала кнопку и вернулась к предыдущим снимкам. На мониторе появился кадр, сделанный ею в храме, – снимок стены, испещренной кровавыми надписями. Она и забыла про него. – А это что такое? – заинтересовался Пейнтер. Лиза уже поведала ему печальную историю настоятеля ламы Кхемсара. – Вот что старый монах писал на стенах. Похоже, он снова и снова повторял одни и те же знаки. Пейнтер придвинулся ближе: – Можно показать символы крупнее? Лиза увеличила изображение, что немного ухудшило четкость. Пейнтер посерьезнел и сдвинул брови. – Знаки не непальские и не тибетские. Посмотрите, надпись имеет четкие углы. Скорее напоминает древнескандинавские руны. – Вы так думаете? – По-моему, – с усталым вздохом он откинулся назад, – лама Кхемсар знал больше, чем говорил. – Когда настоятель перерезал себе горло, мы нашли еще один символ, вырезанный у него на груди. Сначала я сочла это случайным совпадением, но теперь сомневаюсь. – Как выглядел тот знак? Можете его нарисовать? – Незачем. Это была свастика. Брови Пейнтера поползли вверх.