Вот и площадь. Народу не очень много. Кто-то торгует, кто-то покупает. Некоторые, вроде нас, праздно прогуливаются от ларька к ларьку или перебирают выставленные на продажу вещи. Посередине площади колодец. С высоким каменным бортиком, сверху колодец был накрыт красивой двускатной крышей. Справа от площади поднималась старая, потемневшая от времени пожарная каланча. Горловка в прошлом была немаленьким селом и имела даже свою пожарную часть. Во время боев в здание пожарной части вкатили добрый десяток снарядов, и оно сгорело. Так что, бесхозная каланча напрасно возносила к небу свои стены. Потолкавшись около прилавков, мы купили по стакану семечек и, подойдя к колодцу, уселись на, лежащие тут с незапамятных времен, бревна. Солнце уже развернулось во всю и припекало основательно. Снять бы пиджак, но… Демонстрировать свое вооружение не входило в мои планы. Поэтому, я распахнул его пошире и откинулся спиной на бревно. — Не угостите семечками, уважаемый? Кто это еще тут? Неприметный мужичок в сером пиджаке и таких же брюках. На голове кепка. В руке кнут. Возчик? Похоже. — Да, Бога ради! — я от души сыпанул семечек ему в ладонь. — Издалека будете? — Что так? — Вижу, вы не местные. Так! Это первая фраза пароля! Случайность? Или он тут по нашу душу? — Да, по делам мы тут… — Шукаете кого, або купить что надо? «Купить что надо?» — вторая часть! Клиент? Нет, тот выше ростом. — Надо. — И что же? — Бензин нам нужен. Бочку взяли бы. — Чего нет, того нет! Нэмае у меня бензина, вот керосином помочь могу. «Могу помочь керосином» — это по нашу душу. Так, нас опознали. Что дальше? — Бог с ним, с керосином. Обойдемся пока. А вот дядьку Гната хотелось бы повидать… — Да? — кнутоносец не торопясь приподнялся. — Почекайте минутку, я зараз… И растворился в толпе. Вот те бабушка — и Юрьев день! Я что-то не то или не так сказал? Что теперь? Как сказал майор — сидеть и ждать? Сидим и ждем. Минут через десять кнутоносец вернулся. С ним рядом шел еще один персонаж, коренастый и широкоплечий — тоже не наш, не похож. Не здороваясь, он присел с нами рядом. — Ну? — Что — ну? Вместо ответа он вытащил из-за пазухи металлическую пластину какой-то странной формы и, поколебавшись немного, протянул ее мне. Охреносоветь! Это еще что? Что я должен сделать с этой фиговиной? Пластина миллиметров пять толщиной, вороненая. Три грани ровные, одна отпилена или отрублена по ломаной линии. Три отверстия — часть какого-то рисунка? Что это за штука? Коренастый смотрит выжидающе. Я что-то должен сделать — что? Из-за моей спины протянулась рука. Витька! Он молча взял у меня из рук пластину, повертел её в руках и кивнул головой. Распахнул пошире мне пиджак и приложил пластину ломаным краем к пряжке ремня. Убрал руку. Теперь пластина представляла из себя овальный кусок вороненого металла. В ней по диагонали были просверлены семь отверстий. Крайнее отверстие на куске, принесенным коренастым, совпало с отверстием, пробитым в ремне. — Добре! — наконец прорезался голос и у коренастого. — Пийшлы? Ну, ты и разогнался! Щас, пошли мы, как же! — Обожди, любезный, — осадил я его. — Где дядька Гнат? — Так от — я! Ну, ежели ты наш клиент, то я — папа римский! — Ворот расстегни. — Шо? — Рубаху, говорю, расстегни, понял? Он с готовностью расстегнул воротник. Нате-здрасте — шрам! Крестообразный, как и описано. Только… такое впечатление, что сделали его не очень давно и какой-то он… нарочитый что-ли? Будто рисовали… Стоп! У клиента шрам от штыка, а здесь? Этот шрам словно, действительно, нарисовали или вырезали на коже. Еще раз — стоп. Если это настоящий шрам, ямка быть должна в центре, а здесь? — Охота шутки шутить, любезный? — процедил я сквозь зубы. — Ну, так и шуткуй их тут в одиночестве. А мы себе другое место и других людей отыщем, посерьезнее… Я приподнялся, кивнул Витьке. — Пойдём! Мы отошли шагов на десять. Наши собеседники остались за спиной. — Сдурел? — Это Мохов. — Майор сказал — на месте ждать! — Это подстава! Шрам у него неправильный! — И что? Уходим? — Если сейчас с ними пойдём — кранты! На месте останемся и в разговор втянемся — поймут, что мы не те, кем назвались, раз на подделку купились. До края площади дойдем, если никто за нами не пойдет — идем к тайнику. Кто-то за нами пойти все равно должен. Там и поглядим. — Смотри — сейчас ты старший, с тебя и спрос будет. Мы прошли еще метров пятьдесят. Вон, за прилавком уже и край площади видать. — Уважаемый! Кнутоносец! Догнал-таки! — Ну? — Что так резво-то уходите? Нехорошо это, не принято здесь у НАС так… — У НАС тоже не принято серьезным людям сказки рассказывать. Издалека идем, устали, а тут вместо старшего неведомо кто пришёл… — Ошибся человек, вы уж простите его. Всякое бывает, вон как сейчас всем трудно. — Так и что ж ты от нас ТЕПЕРЬ хочешь, мил человек? — Так, может, пойдем куда? Сядем, поговорим? Может и закончатся все наши непонятки-то? — Вот что уважаемый, никуда я с тобой больше отсюда не пойду. И не проси. Вон, пива спросим, перекусим, да и домой. И если мы тут кому нужны, то пускай он уже САМ сюда приходит и никак иначе. А тут, уже Я посмотрю — кто таков к нам пожаловал. И есть ли резон с ним вообще о чем-то говорить… Прикупив семечек, мы двинулись на прежнюю позицию. Метрах в пятидесяти я увидел Даура, он азартно спорил о чем-то с местным мужичков. Прошел час. К нам никто так и не подходил. Однако же коренастый с площади не ушел, крутился где-то поблизости. Пару раз я его видел. — Дядько! Молока не возьмете? Я обернулся. Около меня стояла молоденькая девчушка с корзинкой в руках. Из корзинки выглядывала, заткнутая кочерыжкой, бутылка с молоком. Простенькое ситцевое платье, маленькие косички… Маринка! — Почем? — Сторгуемся, не дороже денег! — Экая ты шустрая! Ну, давай, наливай свое молоко, бутылку-то мне девать некуда, сама видишь — руки пустые, сумки или мешка нету. — Это мы мигом! — Маринка поставила корзинку на землю и вытащила из нее жестяную кружку. — Держите. Я взял кружку, и она налила мне туда молока. — Пейте! Я поднес кружку ко рту.