– А Волчонок малый не промах, – заметил Ник, – он делал для нее все, что мог. Это верно, и будь ты бел или красен, а другого ничего не поделаешь, кроме того, что можешь. В нем еще копошится змеиный дух, но это, видно, недостаток природный. Кенет содрогнулся, рассматривая узкую щель, в которой Сильвина и Волк были погребены заживо. – Как это она могла выбраться отсюда? – воскликнул он. – По-моему, было бы лучше во сто раз, если бы она погибла под сводами этого ужасного подземелья, чем попасть в лапы такому мерзавцу, как Марк, и теперь уж он не выпустит ее из своих когтей, в этом и сомневаться нельзя. – Верно! Верно! – воскликнул Кенет с отчаянием и, забравшись в щель, сел на то место, где сидела Сильвина, и сказал: – Боже мой! Что она должна была испытать в этом мраке, заживо погребенная! Сколько она выстрадала! – Как теперь вижу ее: бледная, перепуганная, вне себя, но, – продолжал Ник, понижая голос, – во всяком случае, наш Розанчик не трусиха, и я уверен, что как только миновала первая минута переполоха, она не стала хныкать и не хотела никого разжалобить. Нет, она славная и храбрая девушка, хотя кроткая и скромная. Это я вам говорю. – Ладно, ладно! – прервал его Авраам. – После доскажешь, друг-зверолов. Пора за дело приниматься. – Широкополый прав. Что понапрасну плесневеть в подземелье! Уйдем скорее из этого проклятого места. Я задыхаюсь; здешний воздух не по нутру мне, – сказал Ник. Кенет сидел, закрыв лицо руками. – Не унывайте, молодой человек, – ободрил его Ник, – унынием никто еще не поправлял своих дел. Полно вздыхать о проклятых затруднениях, вставайте и одолейте их. – Вы забываете, что мы даже не знаем, где ее искать, – возразил Кенет с горькой безнадежностью. – Как не знаем? Ведь они в этом мире, – прервал Ник с гордой самоуверенностью. – Против этого возразить нечего, – подтвердил Авраам. – А если они в этом мире, стало быть, мы можем отыскать их, потому что никто не может помешать нам обыскать весь мир из края в край. Дело иное, если они вне мира сего. Отсюда нет возможности гоняться за людьми, ушедшими туда, хотя теперь припоминаю, что когда мой дедушка, знаменитый путешественник, был в Центральной Африке… – Но мир велик, – прервал его квакер. – Велик? – переспросил Ник с пренебрежением. – Ну, для меня-то все равно, велик он или мал. Я отыщу эту гадину Марка, хоть бы три раза пришлось для этого объехать вокруг света, на Огневике, разумеется. Ей-же-ей! Право слово так, покорный ваш слуга! – Благодарю, – сказал Кенет, вставая и пожимая ему руку, – вы подаете мне пример, и я последую ему. Прочь отчаяние и бессилие! Да, Ник, мы обшарим все уголки мира, если понадобится, но отыщем и казним этого гнусного выродка. – Но что делать с этой дочерью ночи? – спросил Авраам. – А что хотите, – отвечал Ник, – я совсем не охотник до таких мрачных картин. – Законы человеколюбия не позволяют нам покидать ее в вертепе лютых зверей. – Так тащите ее с собой, – отвечал Ник, – хоть она так много смеется, что совсем уже не забавна. Впрочем, у нас под рукой средство устроить ее: мы подарим ее Голиафу Стауту, а он продаст ее кому-нибудь. – Я не хочу, чтобы меня продавали, не хочу! – закричала Агарь в ужасе. – Мне и здесь хорошо. Масса Марк вернется, и мне надо все хозяйство держать в порядке к его возвращению. Видя невозможность повлиять на решимость негритянки, они вынуждены были оставить ее на произвол судьбы в мрачном подземелье, сами же поспешили к Голиафу и Дочери Облака в черной одежде. Глава XXXVII Волк и Сильвина Волк целил прямо в голову Криса Кэрьера, но в темноте немного промахнулся: пуля царапнула щеку и слегка задела ухо. На минуту оглушенный, Крис вскоре и сам смог понять, что рана не опасна, потому что пуля не задела кости. – Что случилось? – спросил Марк, очнувшись после сильного потрясения, полученного из-за обвала свода и отголосков выстрела, грохотавших в отдаленных пещерах. Крис отвечал стонами и бессвязными проклятиями. Свеча выпала из его рук, но, к счастью, не погасла, а все еще горела на полу. Марк поднял ее и стал осматривать своего спутника. – Дорого мне стоят ваши дурачества, – ворчал, кривясь от боли, Крис. – Успокойся, я осмотрю твою рану. Тебе же не впервой приходится нюхать порох. – Да, легко говорить успокойся, когда в вас ничего не попало. А кабы вам пуля угодила в лоб, небось другую бы песенку запели. Эта индианка с глазами ехидны влепила в меня смертельный выстрел. Как вы думаете, там, – он выразительно указал пальцем вверх, – зачтется, что я помогал здесь вам во всех ваших адских затеях? – Ну что ты хнычешь, как баба! Ты поплатился только кончиком уха. Без этого можешь легко обойтись, потому что эти уши слишком длинны для человека твоего ума. И что значит потеря кусочка уха по сравнению с потерей моей горлицы, такой молоденькой и хорошенькой, хоть и трудно приручаемой! – Провались она сквозь землю, ваша горлица! – заворчал Крис. – Какая нужда в горлице человеку, который отплясывает на последней гулянке? Умри я в этом мире, какая у меня надежда в другом? Вы это сами хорошо знаете. Хоть бы одним глазком увидеть рай из геенны огненной. Господи! Как кровь-то льет! – Молчи! Просто царапина. Да будь же мужественнее! Я и не думал, что ты такой нюня. Крис пришел в себя и успокоился, припоминая все, что случилось. – Будто перевернуло меня вверх тормашками, – бормотал он. – Я не мог и сообразить, что со мной и где я. А всему виной эта проклятая индианка! И откуда она добыла оружие? Вы точно знаете, что пуля не засела у меня в голове? – Ну, от нее-то тебе не придется умереть и на день ранее назначенного. Посмотри-ка, какое нам выпало счастье. Обвались та скала поближе, мы с тобой превратились бы в две котлеты. Ну а моя птичка-то попалась в клетку. – Вот пускай и посидит в каменной клетке. Придется ей со своей индианкой с голоду помирать. Нечего сказать, хороших дел вы понаделали, теперь она не для других, но и не про вас, – сказал Крис, поглядывая на начальника со злобной ухмылкой. Марк проводил Криса на кухню и, передав его на попечение Агари, вернулся к обвалу с двумя людьми, вооруженными топорами и молотками. Они пробили щель, через которую вытащили Сильвину, находящуюся в невыразимом отчаянии. Волк начал было сопротивляться, но просьбы и убеждения Сильвины заставили его уступить необходимости. Марк провел их обоих в пещеру, которую прежде занимала Сильвина. По его приказанию Волку связали руки назад, после чего люди были отправлены по местам. Марк повернулся к Сильвине и долго молча на нее смотрел. – Судьба не содействовала вашему побегу, – сказал он наконец, принужденно улыбаясь. Молодая девушка ничего не ответила. – Молчите, если вам это нравится, – продолжал он насмешливо. – Известное дело, молчание роскошь, на которую обычно скуп прекрасный пол. – Продолжайте ваши недостойные преследования, но избавьте меня от необходимости слышать ваш голос, – отвечала тихо Сильвина. Марк наклонился к индейскому мальчику и сказал с презрением: – Вот оно что! Волчонок надеялся перехитрить лисицу. Мальчик бросил на него гордый взгляд, полный презрения. – Подарки от меня принимаешь, а сам вероломно изменяешь мне; хорошо же, я покажу тебе, как наказывают изменников. – О! Прошу вас, не мучьте его! – невольно воскликнула Сильвина. Марк притворился, что не слышит ее, и продолжал: – Волчонок умрет волчонком, прежде чем ему удастся полакомиться кровью. – Может быть, – отвечал мальчик равнодушно. – Всем животным суждено умереть. Для медведя, бизона, оленя назначено время; пробьет час смерти и для Волка. Не отросли еще его зубы и когти, но он вырос достаточно, чтобы встретить смерть молча. – Для звереныша твоей породы ты храбро говоришь, но будет еще лучше, если ты до конца сохранишь свою храбрость. Я раздавлю тебя, маленькая ехидна, а вместе с тобой я хотел бы раздавить и весь твой проклятый род. – Лисий Хвост, напрасно ты желаешь этого. Не так легко вымирают краснокожие. Ты будешь лежать в могиле, а краснокожие еще долго будут ходить по лугам, лесам и горам своей страны. Ты можешь убить врага, попавшего к тебе в плен, но никогда не покорить тебе сердца Восхода Солнца! Марк с досады закусил губу до крови. – Злобный щенок! Ты идешь по опасной дорожке; ни шагу дальше, иначе тебе несдобровать. Покаешься, да поздно будет! На лице индейца отразилось самодовольство. Посмотрев на свою госпожу, он продолжал: – Она ненавидит тебя; только к тебе она чувствует такое отвращение. Змея не так ей противна, как ты! Марк выхватил пистолет и судорожно сжал его в руке. Черты его лица исказились, глаза налились кровью, пена показалась у губ. Волк стоял перед ним неподвижно. Марк поднял оружие над его головой с намерением ударить. Но бесстрашие мальчика остановило его, и рука сама опустилась. – Он из той же дикой породы – не стоит моего удара. Там ждут молодцы, которые и без меня покончат с ним. Волчонок, когда увидишь Криса Карьера, простись с жизнью и пой свою предсмертную песнь. – Как! – воскликнула Сильвина. – Вы решитесь убить ребенка, чтобы удовлетворить жалкое чувство мести? – Я убью любого, кто осмелится стать между мной и тобой! – закричал Марк в ярости. – Зла он вам не сделает, убить его – бесполезное преступление, которое только прибавит лишнюю цифру к числу ваших злодеяний и увеличит мое отвращение к вам, – возразила она, с трудом переводя дыхание. – Раз пожелав, я не отказываюсь от своего намерения, – сказал Марк со звериной грубостью. – Пожалейте его молодость! – Пустые слова! – Вспомните, как я спасла вам жизнь! Не я ли отвела пистолет, приставленный к вашей груди?