Дороги были заполнены прибывающими и покидающими город фермерами, торговцами, гостями. Кричали чайки, порывы ветра трепали флаги на башнях и доносили запах рыбы, водорослей и соли. Мы подъезжали все ближе, под приветственные возгласы стражи миновали ворота и потянулись по улицам к замку. Шердан двинулся вперед, а я откровенно отставала. Дело в том, что Альгер намекнул на скорую встречу с шаисой Тарис. Жених-то у меня, может, и фиктивный, а вот свекровь будет самая настоящая. Засмотревшись на очередной дом, увитый цветущей лозой, я еще чуть отстала, но держала в поле зрения наш экипаж, кативший по центральной улице, и точно знала, что со мной охрана. С досадной неприятностью столкнулась на одном из перекрестков. Уж не знаю, каковы тут правила дорожного движения, но трое всадников на монструозных конях и в бурнусах откровенно подрезали мою лошадку и повели себя очень нагло. Окинув меня жадным изучающим взглядом, их главный махнул рукой, и мою охрану тут же оттеснили. — Лучезарная, не стоит так спешить! — Меня обжег взгляд карих глаз. — Сияющая роза, как твое имя? Ой, мамочки, горячая кровь. Вот, похоже, и состоялось мое знакомство со степняками. — Не боитесь ослепнуть, дерзкий воин? — Надменный взгляд я пока только репетирую, но уже получается. Надо продержаться, пока мое отсутствие заметят. Я потеребила запястье, где при приближении руки жениха проявлялась вязь татуировки. Как-то же он почувствовал, когда мне грозила беда в прошлый раз? Попыталась тронуть пятками лошадь и проехать. Лошадку тут же подхватили за повод у самого трензеля. — Амир Аянаган, леди Вероника — невеста шайсара Шердана Тариса, не стоит ее удерживать, — раздалось сзади. Я обернулась. Говорил Натан, а Лас что-то шептал в медальон. Вокруг собирались зеваки. Названный Амиром мужчина окинул меня еще одним взглядом, от которого одежда должна была задымиться, а то и вовсе исчезнуть. — И где же он сам? Негоже оставлять такой прекрасный цветок… — Договорить он не успел. Из-за спины всадника послышалось: — Я здесь, Амир! — Ледяной голос, не удивилась бы, если бы снег пошел. — Ты вновь за старое? — Шердан, не так я представлял нашу встречу. Прекрасная Вероника, прошу извинить меня за дерзость. — Амир отстегнул от пояса ножны с коротким клинком: — Примите в знак моего восхищения. Я кинула вопросительный взгляд на застывшего Шердана, тот едва заметно кивнул, и я взяла клинок. — Благодарю, — кивнула. — У розы появился острый шип! Амир белозубо улыбнулся и обернулся к жениху: — Шердан, ты счастливец! Все женщины твоего дома прекрасны. — Перевел взгляд на меня и добавил: — И дерзки! После чего что-то скомандовал своим воинам. Меня пронзила запоздалая догадка, однако додумать мысль я вновь не успела. Волна боли обрушилась на мою многострадальную головушку, я вскрикнула и почувствовала, как заваливаюсь с лошади. К счастью, меня подхватили. Остро пахнуло специями, и это стало последним осознанным воспоминанием… Отключалась я в объятиях Амира. Проснулась в светлой спаленке. Голодная. Очень голодная! Как-то сразу додумала последнюю мысль, посетившую меня перед приступом. Из-за двери послышались приближающиеся голоса. — Почему я не могу ее увидеть? Что ты скрываешь, сын? — Приятное такое, певучее контральто. — Матушка, Вероника действительно без сознания. Ей стало плохо в городе. — А это Шердан. Пауза, и далее я услышала: — Хорошо, увидимся позже, ужин подадут в покои, как ты просил. Снова стук каблучков и тихий хлопок двери. Я как раз поднялась с кровати и подкралась ко входу в соседнюю комнату, когда дверь распахнулась, едва не расквасив мне нос. — Прости! Не ожидал, что ты встанешь, — поймал отшатнувшуюся меня под локоток его светлость, кинул задумчивый взгляд на кровать и предложил: — Пойдем в гостиную! Я прошлась, осматривая доставшиеся нам покои. Судя по всему, это были личные комнаты Шердана. Приятные песочные и синие тона, светлое дерево, резьба на мебели — все выглядело очень гармонично и уютно. Здесь имелись еще одна спальня, смежная, через гардеробную, просторная ванная и кабинет. — А вторая спальня зачем? — спросила у сидящего на диване жениха. — Когда-то там жила моя няня, потом воспитатель… наставник, — подобрал он более удачное слово. Я замерла у открытого окна, любуясь разгорающимся над морем закатом. Замок доминировал над городом, разместившись на скальном мысу. Внизу лежала ограниченная еще одним таким мысом бухта, переходящая в устье реки. Желтоватый язык речных вод далеко вдавался в соленые морские. Там же, внизу, шумел и волновался порт. — Красивый город. — Я вдохнула запах соли и водорослей. — Да. Здесь особенно хорошо весной, когда зацветают рощи. — Шердан подошел сзади, немного склонился к моему плечу и показал на склоны дальних холмов. Я тихонько выдохнула, волнуясь от близости этого сильного мужчины за моей спиной. На плечи легли ладони, оглаживая через тонкую ткань блузы. Я повернулась в его объятиях и встретилась с внимательным взглядом серых глаз. В дверь постучали. Я отпрянула, отчаянно краснея, и снова отвернулась к окну. Внесли ужин, вернее легкие закуски, в количестве, достаточном для тяжелого обжорства: овощи, тонкие, полупрозрачные ломтики сырокопченого мяса, сыры, ароматные хлебцы, ваза с фруктами. Вымыв руки, я уселась за низкий столик и буквально набросилась на еду. Стараясь не поднимать глаз на сидящего напротив в кресле шайсара. Похоже, моя теория подтверждается. Утолив первый голод и подождав, пока поест жених, решилась на расспросы: — Скажи, в Гихоне барон Налин на каком языке сестре выговаривал? — Это ватанский. На нем говорят в большинстве баронств. Память о былом величии — собственный язык. — А Амир… — Я запнулась под неожиданно острым взглядом. — Он на каком языке говорил? — Это хас. Язык степей. — Жених протянул мне бокал вина. — Красиво звучал. Можешь сказать что-нибудь на степном? — попросила я. — Когда влюбляешься в женщину — беги от нее, чтобы сохранить свое сердце. Или беги к ней, чтобы обрести свое счастье, — глядя мне в глаза, выдал он явно какую-то восточную мудрость. Я задумчиво отпила пару глотков. Так. Это я поняла. А там, на улице, не понимала. И в особняке, когда разговор подслушивала, понимала уже все. Надо уточнить все-таки: — А на ватанском что-нибудь скажи. — Мама мыла раму. Я подавилась вином. — Что случилось? — дернулся ко мне Шердан и, уже осознав, добавил на ватанском: — Так ты, значит, все поняла?! — Ну да, — слегка напрягаясь, выдала я, поставила бокал и продолжила на хасе: — Похоже, мои приступы — следствие усвоения новых языков. В первый раз меня накрыло, когда ты обратился ко мне в лесу. — Очень интересно! — Я уловила в глазах жениха азартный блеск. — Давай проверим? — Нет! Ты не представляешь, как это больно! — Я испуганно отползала от него по дивану, но была поймана за руку. Да и диван кончился высоким подлокотником. — Послушай, — наступал на меня по дивану жених, — это для твоей же безопасности. Ну сама посуди, Катахена — город портовый. Если ты каждый раз, услышав новый язык, будешь терять сознание на четверть часа и более, то ты можешь просто пострадать. Он очень старался меня убедить, поймав уже и за вторую руку и уговаривая, как ребенка, который не хочет пить полезное, но горькое лекарство. — Не хочу! — Я попыталась закрыть уши, но так мои руки и отпустили, ага. — Здесь много островитян, их речь звучит всюду. Ква нигра мальиура диаблето деси… — неожиданно начал говорить этот гад. Я сжалась в комочек, зажмурилась и приготовилась умереть. Прошло секунд тридцать, но жуткая боль не спешила набрасываться на мою многострадальную головушку. Я с опаской открыла один глаз. Шердан нависал надо мной, удерживая уже за плечи, и напряженно всматривался в лицо. Приободрилась, открыла второй глаз. Боли не ощущалось. И это было прекрасно, но тут один гад подал голос: — Отлично, давай на других языках проверим? У меня пропал дар речи. — Ты! Ты… Я знаешь, как испугалась?! — Я стукнула Шердана кулачком в грудь, потом еще и еще и наконец всхлипнула. Пресекать женскую истерику этот гад умел не хуже, чем застегивать платья. Мне на затылок легла рука, а его рот накрыл мои губы, исследуя, пробуя на вкус, дразня самым кончиком языка. Я широко распахнула глаза, встречаясь с грозовым взглядом. Шердан усилил напор. И я сдалась, опустила ресницы, отвечая на поцелуй. Чуть прикусила его губу, на что он среагировал тихим рыком. Теперь его губы буквально сминали мои, пили жадно, как изнывающий путник вожделенную воду. И я отвечала с не меньшей страстью, дразня касаниями его язык, проникший в мой рот. Кажется, кто-то стонал. Не исключено, что я. Секунду назад я еще лежала, откинувшись на подлокотник, а Шер нависал, ухватив меня за основание косы и властно целуя, но один рывок, и я уже сижу на его коленях. Блуза оказалась моментально вытянута из брюк. Чуть шершавые ладони прошлись по обнажившейся коже спины, пуская от каждого поглаживания волны мурашек, заставляя выгнуться и прижаться к животу Шера. Позволяя отчетливо ощутить, что он хочет большего, а я… А я судорожно пыталась расстегнуть пуговицы его рубашки. Рубашка не поддавалась. Я застонала снова, от злости на коварную деталь одежды. Очень хотелось коснуться его кожи. Рванула края ворота в стороны, запустила под ткань свои ладошки, оглаживая перекатывающиеся под гладкой кожей мышцы. Нащупала замеченный еще в лесу шрам под ключицей, пробежалась по нему пальцами, провела отросшими ноготками от шеи к спине, и на этот раз застонал Шер. Сейчас существовали только двое. Я и он. Не припомню, чтобы у меня так крышу сносило раньше. Может, воздух здесь такой? — Шердан? — Уже знакомое контральто ворвалось в наш мир на двоих. А далее последовало возмущенное: — Сынок! Надо отдать его светлости должное, в себя он пришел мгновенно. А может, и не был так уж поглощен страстью. Оторвался от моей шеи, которую нежно прикусывал, запахнул расстегнутую на груди блузу, пригладил ткань эдак с сожалением.