– Я девочка, Эггер, и я выросла в баронском доме. Меня драться на ножах никогда не учили. Что я буду делать с твоей навахой? – Защищать жизнь, – пожал плечами старик. – Или честь. Или и то, и другое вместе. А научиться может любой, надо только захотеть. Ты хочешь? – Да, – решила тогда Герда, – я хочу. И старик начал учить ее приемам боя с навахой. Как, где и при каких обстоятельствах сам он овладел этим смертоносным искусством, Эггер никогда не рассказывал. Впрочем, Герда его и не спрашивала. Понимала, что не стоит. У каждого есть свои скелеты в шкафу, – ну, кроме, детей и ангелов господних, – и не след проявлять к ним нездоровый интерес. Тем более что к делу это никакого отношения не имело, учителем старик оказался отменным, и вот сегодня Герда впервые воспользовалась его наукой. Рука не дрогнула. Силы хватило. И ударила она именно туда, куда метила. Прав оказался Эггер, девушка должна уметь себя защищать – или очень быстро перестанет быть девушкой. Возможно даже живой девушкой. За мыслями об Эггере и сегодняшнем происшествии Герда незаметно дошла до дома Кирсы, расположенного в самом конце Продажной улицы. Оттуда уже недалеко было до Бегонии с ее ярко освещенными улицами, оперным театром и варьете «Парадиз». Только рыночную площадь перейти, и ты уже там. Но по эту сторону площади текла совсем другая жизнь. Квартал Красных фонарей потому так и называется, что красные фонари висят здесь едва ли не на каждом доме. И дом, куда направлялась сейчас Герда, от других в этом смысле ничем не отличался. Он был невелик и стар, но все еще производил приличное впечатление. Первый этаж снимали у Кирсы три девушки, зарабатывавшие на жизнь известным делом. Не веселый дом, – для настоящего заведения, как объяснила ей Кирса, шлюх маловато, – но что-то сильно на него похожее. Сама домовладелица прежним ремеслом уже почти не занималась, включаясь в игру, только если кому-то из гостей не хватало подружки, и он мог заплатить за ее компанию приличные деньги. Впрочем, Герда ко всем этим стыдным делам отношения не имела. Она лишь снимала у Кирсы крохотную каморку на втором этаже, куда можно было попасть по скрипучей деревянной лестнице с заднего двора. В комнате этой Герда никогда не спала, да в ней и кровати не было. Некуда ее там было поставить. Всей обстановки: стол, стул и табуретка. На столе свечи в дешевых подсвечниках, квадратное зеркало, баночки с гримом, кисточки и прочая мелочь. А на колышках, вбитых в стену, висят в холщовых чехлах два плаща и три платья – два попроще и одно шикарное. Шляпы лежат одна на другой, пристроенные на табурете в углу. Там же, в углу, ютится и обувь, прикрытая чистой простыней. Вот, собственно, и все. Герда зажгла свечи, сняла платье и села к столу. Посмотрела на свое лицо – к сожалению, она и вполовину не была так красива, как ее мать, – и принялась за дело. Косу сегодня она прятать не собиралась, но вот заплести ее следовало иначе. Не по-детски, а на женский лад. – Что-нибудь вроде лассарской короны, как думаешь? – спросила она себя вслух. – Да, пожалуй, – решила после недолгого раздумья и, распустив волосы, принялась творить свое небольшое волшебство. Плетение лассарской короны – непростое ремесло. Делать же эту прическу самой себе и того труднее, но Герда тренировалась не первый месяц и в конце концов научилась. «Если не будет другой возможности, наймусь к кому-нибудь камеристкой или куафером, – думала она, сооружая себе прическу, достойную королевского дворца. – А кстати, бывают ли куаферы женщины? Надо бы узнать…» Вообще-то, лассарская корона лучше всего смотрится на блондинках. У Герды же волосы были светло-русые, но проблема эта, как показывал опыт, решаемая. Перед плетением она натерла волосы соком, добытым из листьев сизой потравы, которой полно на любом кладбище, и в результате получила невероятный эффект. Ее волосы словно бы посветлели, и среди них вроде бы появились седые прядки. Неожиданно и очень красиво, но главное – вся эта красота легко смывается теплой водой с мылом. – Отлично! – признала Герда, придирчиво осмотрев свою прическу. – Теперь лицо. Кожу лица она натерла «холодными сливками»[3] и покрыла тонким слоем снежно-белой пудры из Надира. Положила на губы темно-вишневую помаду и сурьму на брови и ресницы, отчего потемнели даже ее прозрачно-голубые глаза, и вот он образ «знатной иностранки». Молодая женщина, но никак не девушка-подросток. Однако женщина – это отнюдь не только лицо. Вместо короткой нижней рубашки Герда надела ушитое по фигуре бюстье – она была чуть тоньше своей матери, – не забыв вложить в него сшитые как раз на такой случай мешочки, набитые хлопковой ватой. После этого и платье, сшитое когда-то в княжестве Борго и предназначавшееся для куда более зрелой женщины, село на Герду как влитое. Туфли на высоких каблуках – Герда училась ходить в них и танцевать почти целый месяц – добавили ей еще четыре дюйма[4] роста, а шелковая полумаска, которую она наденет позже, окончательно превратит Герду в таинственную незнакомку. В другого человека. В молодую женщину с другой судьбой. – Весьма! – решила Герда, изловчившись посмотреть на себя в небольшое настольное зеркало. Конечно, и платье, и плащ с капюшоном, вообще, все, что надела сейчас Герда, было сшито не меньше чем пятнадцать лет назад. Но мода, – думала она, – понятие относительное, да и меняется она в достаточной мере хаотично. То, что модно сейчас в Эриноре, не обязательно является таковым в Лассаре или Горанде. Иди знай, может быть, в Горанде снова в моде фасоны, кружившие женщинам головы в Эриноре лет пятнадцать-двадцать назад? – Время! – напомнила себе Герда и, закрыв дверь, покинула дом. – Не то чтобы я лезла в чужие дела, – сказала ей Кирса, стоявшая возле калитки, – но ты ведь в курсе, милая, что женщинам такого класса платят не серебром, а золотом? – Спасибо, Кирса, – улыбнулась Герда. – Не бойся, я не продешевлю… О такой возможности она еще никогда не думала, но это не означает, что не подумает впредь. «Отчего бы и нет? – размышляла она, направляясь в сторону Бегонии. – Другие же продаются, а чем я лучше этих женщин?» Она пересекла пустынную в этот час Рыночную площадь, прошла по короткому чистенькому переулку, – там она, наконец, надела полумаску, – свернула в другой точно такой же – и в результате вышла на улицу Черных рейтаров сбоку от «Северной красавицы» – одной из самых дорогих и известных далеко за пределами города гостиниц. Теперь она могла взять извозчика, – а их здесь всегда было несколько, – и все будут думать, что она знатная иностранка, остановившаяся как раз в этом отеле. Однако жизнь иногда подкидывает неожиданные подарки. Не успела Герда пройти по улице и двух десятков шагов, как рядом с ней остановилась карета, украшенная незнакомым гербом. – Надеюсь, мадемуазель, вы направляетесь в королевский замок? Через окно кареты к ней обращался симпатичный молодой человек в офицерском мундире с золотыми галунами. На эрне[5] он говорил сносно, но с ужасным акцентом. – Вы крайне догадливы, генерал, – улыбнулась из-под капюшона Герда. – Увы, я пока не генерал, – молодой человек покинул карету и остановился перед Гердой, он был высок и широкоплеч, и от него хорошо пахло. – Разрешите представиться, мадемуазель, граф Иван Давыдов. К вашим услугам! – Вы из Московии? – заинтересовалась Герда. – Мы называем свою страну Гардарика, – поправил ее офицер. – Гардарика? Ну, конечно! Какое у вас звание? – продолжила расспрашивать Герда. – Лейб-гвардии поручик. Но, – улыбнулся граф, – я ответил уже на три ваших вопроса, мадемуазель, а вы ни на один. – Во-первых, граф, вы ответили всего на два вопроса, – уточнила Герда. – Остальное вы сообщили из вежливости. А во-вторых, вы задали мне пока всего один вопрос, и я на него ответила. Впрочем, извольте. Да, поручик, я направляюсь на королевский бал. А теперь скажу вам, как вежливый человек вежливому человеку. Я из Горанда. Эдле Маргерит ди Чента. Услуги не предлагаю, ибо неприлично. И предупреждая ваш следующий вопрос: нет, у меня нет своей кареты. – О! – восхитился внимательно выслушавший ее длинную отповедь граф. – Какая удача. Моя карета в вашем распоряжении, эдле, и позвольте мне перейти на горанд, его я знаю много лучше. – Спасибо! Ваше предложение с благодарностью принимается, – ответила Герда, переходя на знакомый собеседнику язык. – Позвольте предложить вам руку, мадемуазель? – А кстати, с чего вы взяли, что я барышня, а не вдова или не убеленная сединами матрона? – спросила Герда и, опершись на руку молодого человека, поднялась в карету. – Интуиция, – коротко ответил граф, последовав за ней. – Итак, – сказал он через мгновение, – судя по вашему безупречному эрну, вы в Эриноре не в первый раз? – Вы проницательны, поручик, – улыбнулась Герда. – Вам удалось догадаться об этом с первого раза. – Вы смеетесь надо мной? – Есть возражения? – Похоже, что нет. – Ну, и славно! – завершила обмен репликами Герда, однако новый знакомый и не думал замолкать: – Надеюсь, вы не обидитесь на меня, если я скажу, что вы очень необычная девушка. – В чем же заключается моя необычность? – раз уж начала, приходилось продолжать. – Вы раскованны, уверены в себе, ведете разговор на равных и к тому же невероятно отважны. – Это эвфемизм? – усмехнулась в ответ Герда. – Это вы, граф, меня так в дурости упрекнули? – Ни в коем случае! С чего вы взяли? – Села в карету к незнакомому мужчине… – Вот я и говорю, что вы решительная и смелая девушка. – Почем вам знать, сударь, а что, если так и есть, и у меня в складках платья спрятан стилет? – У вас есть стилет? – Отчего бы не быть? Я путешествую одна… А что касается моей раскованности… Что, если я путана? Ведь может такое случиться? – Нет! – твердо возразил ей собеседник. – Не может. Вы уж извините, эдле, но, чтобы купить такую девушку, как вы, не хватит ни одного из известных мне состояний. А я их, уж поверьте, знаю немало. И размеры этих состояний иногда достигают невероятных величин. – Это комплимент? – Ну, разумеется, комплимент! – Хорошо, я подумаю, – усмехнулась Герда, мысли которой неожиданно повернули куда-то не туда. «А что, если и в самом деле? – подумала она лениво. – Сколько может стоить моя девственность?» – О чем, простите? – граф ее не понял, но Герда была готова все объяснить ему своими словами. – Подумаю о том, сколько может стоить моя любовь… * * * Как легко, оказывается, вскружить голову галантному кавалеру. «Даже странно, – думала Герда, пока карета везла их с Иваном на замковый холм, – он ведь меня даже толком не рассмотрел. Просто не мог. Тогда что он увидел? Кого?» Она знала ответ. Он мог увидеть высокую женщину в темно-синем плаще и в капюшоне, накинутом на голову так, что даже лица не рассмотреть. Подол платья, на три ладони выступающий из-под плаща, да высокие каблуки, время от времени мелькающие из-под подола при ходьбе. И тем не менее вот она, Герда, едет в графской карете на бал к королю. Без приглашения и без ведома грозного отца, ненавистной мачехи и безразличных сестер. Свободная и счастливая. Не ограниченная ничем: ни правилами, ни запретами, ни совестью. У тени нет и не может быть совести, а Герда всего лишь бесплотная тень. На привидение не распространяются запреты, но кто она, если не «развоплощенный дух»? Она есть, потому что скоро появится на балу у короля, где ее сможет увидеть любой человек, но в то же время ее нет, потому что в природе не существует женщины, которая сейчас направляется на бал. – Вы давно из Горанда? – Нет. Приехала только сегодня, – улыбнулась Герда, откидывая капюшон на спину. – Видите, даже карету арендовать не успела. – Но приглашение на бал получить успели. – С чего вы взяли? – Ее удивление было искренним. – У меня нет приглашения во дворец. Я еду туда только, чтобы погулять в парке, посмотреть на гостей короля и послушать хорошую музыку.