– В его случае обычные категории, используемые при составлении профиля, неприменимы, – сказала Конни, обращаясь к полицейским, слушающим ее с каменными лицами. – Это объясняется тем, что его мотивы для убийств и похищений отличаются от стандартных. С каждым новым злодеянием наш преступник становился все более дерзким и испытывал все меньший страх. Его появления становились все более и более публичными. Теперь мы уже знаем, что мужчина, чье тело мы нашли за зданием спортивного центра, вмешался только после того, как была предпринята попытка похищения. Был похищен Зевьер Когхилл. Таким образом, мы пытаемся составить профиль мужчины, который убил одну взрослую женщину и удерживает другую взрослую женщину, а также девочку и взрослого мужчину. Конни обвела взглядом штаб расследования. Здесь собрались все полицейские, которые сейчас не находились на дежурстве. Напряженные, злые от сознания собственного бессилия, они были близки к точке кипения. Правоохранители, собравшиеся ради единой цели, превратились в стаю. Их менталитет изменился. Они стали менее здравомыслящими, менее рациональными. Им не нравилось слушать, они жаждали действия, жаждали решений. Конни чувствовала себя так же, но традиционная полицейская работа – обходы домов, опросы жителей, просмотр записей с камер видеонаблюдения – не давала плодов. – Наш преступник перешел от провальной попытки к продуманным и организованным похищениям, затем через пару недель опять стал действовать хаотично, но в целом он весьма успешен в достижении своих целей. – Но что именно он хочет получить? Должен же у него быть какой-то почерк, – сказал кто-то. – Думаю, речь тут должна идти не столько о почерке, сколько о стремлении к собирательству, – ответила Конни. – По-видимому, этот человек воплощает какую-то фантазию, но эта фантазия не похожа ни что из того, с чем мы сталкивались прежде. Возможно, он не проигрывает в голове одну и ту же фантазию опять и опять, как это делают большинство маньяков. Более вероятной мне представляется версия о том, что его фантазия имеет развивающийся сюжет. – Как это? Вы не могли бы выражаться яснее? Конни не посмотрела на полицейского, задавшего этот вопрос. – Дело тут вот в чем. Стандартный серийный насильник раз за разом проигрывает одну и ту же фантазию. Он намечает себе определенный тип жертвы, и в большинстве случаев такие преступники весьма склонны к повторению. В их мозгу словно крутится один и тот же фильм, поставленный на повтор. Могут быть некоторые вариации, такие как одежда жертвы или место, где совершается нападение, но базовый сценарий остается тем же. С каждым новым эпизодом мы узнаем о таком преступнике все больше, поскольку проигрывание одного и того же сценария делает их предсказуемыми, – объяснила она. – Вы пытаетесь помочь или просто объясняете, почему мы никак не можем продвинуться вперед? – От дальней стены отделилась женщина, руки она сложила на груди, а на ногах у нее красовались туфли на убийственно высоких и тонких каблуках. Хотя Конни была плохо знакома с нюансами шотландских говоров, она не сомневалась в том, что выговор этой дамы свидетельствует об ее принадлежности к привилегированному классу. Она была худа как жердь, и все в ней – от костюма до манеры держаться – говорило о том, что она здесь главная. – Извините, нас не представили друг другу. Я суперинтендант сыскной полиции Овербек. Продолжайте. Конни скосила глаза на Барду. Он предупреждал ее об Овербек, но не отдал должного этой даме. Она была не похожа ни на кого из полицейских, которых Конни видела прежде. – Спасибо, именно так я и сделаю. – Конни посмотрела на Овербек с безмятежной улыбкой. – Итак, как я уже говорила, большинство маньяков раз за разом разыгрывают один и тот же сценарий. Нам никак не удается опередить этого маньяка, потому что он развивает свой, отличный от привычных сюжет. Каждое из совершенных им похищений – а мы знаем, что для составления его профиля значение имеют именно похищения, а не убийства, – это очередная глава его повествования. И думаю, вряд ли даже сам преступник знает, когда оно подойдет к концу. В истории криминалистики такой сценарий нельзя назвать совершенно беспрецедентным, но подобные случаи настолько редки, что прошлые дела нам не помогут. – Я по-прежнему не услышала ничего полезного, – перебила ее Овербек. – Вообще-то слышите, просто вы еще не успели обработать эту информацию и раскодировать ее, – ответила Конни. Последовал момент, когда все присутствующие, затаив дыхание, уставились на Овербек. – Продолжайте, – сказала она, явно нисколько не беспокоясь ни о том, что она стала предметом всеобщего внимания, ни о том, что Конни бросила ей вызов. Овербек была сама себе голова. Скорее всего, она являла собой образец стервы и, весьма возможно, была социопаткой. При определенных обстоятельствах в такую можно и втюриться, подумала Конни. – Я не вполне убеждена, что преступник психопат, несмотря на то что он совершил два убийства. Анджелу он убил непреднамеренно. Он хотел ее по каким-то своим причинам, и данные криминалистических экспертиз говорят о том, что это было случайное лишение жизни, произошедшее в процессе похищения. Он заменил ее Элспит, и мы предполагаем, что эта его жертва все еще жива. Мэгги стала еще одной его жертвой, ее похищение было тщательно продумано и умело осуществлено, и мы знаем, что он вступил с ней в контакт в Инч-парке. В этом же парке нередко бывала Анджела, и он расположен поблизости от клуба, в котором муж Элспит играет в регби. – Конни сделала вдох. – Риск, на который идет этот преступник, нарастает по экспоненте. Я никогда не видела ничего подобного. Убийство его последней жертвы – Дэнни – свидетельствует о том, что этому малому нет никакого дела до того, что кто-то может заметить его. – В таком случае, почему для совершения своего очередного похищения он выбрал поздний вечер и темный переулок? Имеются данные, говорящие о том, что часть уличных светильников там была разбита. Возможно, это дело рук нашего похитителя и он разбил их заранее, – предположил один из сотрудников Отдела особо важных расследований. – Дельное замечание, но не будем забывать, что к школе Мэгги преступник явился средь бела дня. Думаю, надо разграничить усилия, которые он прилагает для обеспечения успеха каждой из своих миссий, с одной стороны, и его потребность в сокрытии своей личности – с другой. Преступник явился вечером в тот глухой переулок, потому что именно там находится выход, которым Зевьер пользуется регулярно. Менее яркое освещение означало, что ему будет легче прятаться от Зевьера, пока он не окажется готов атаковать. Вмешательство Дэнни было непредвиденным, но, готовясь, преступник предусмотрел нечто подобное и потому взял с собой нож. Барда встал и подошел к ноутбуку, с помощью которого на экран выводились картинки. – В настоящее время мы работаем, пользуясь изображением персонажа мультфильма. Я не знаю, насколько это поможет нам в поимке преступника в реальном мире. У нас есть описание, полученное от подружки Мэгги по школе и от нетрезвого бездомного мужчины. Есть ли что-то конкретное, на что нам следует обратить внимание? – спросил инспектор. – Хотя у нас есть только показания ребенка и пьяного прохожего, обращает на себя внимание тот факт, что они на редкость схожи в деталях. Мужчина, которого вы ищете, до крайности худ. Из-за этого его голова кажется больше, а глаза запали и похожи на темные ямы. Он носит облегающую одежду, которая показывает, насколько он истощен. Интерес представляет также описание его джинсовой куртки. По-моему, такие носили в семидесятых годах. – Иными словами, мы ищем скелет, который не обновлял свой гардероб сорок лет, – засмеялся кто-то. – В общем, да, – кивнула Конни. – Этот скелет – если такое название помогает вам лучше представить его себе – страдает бредовым расстройством психики. Он собирает фрагменты пазла, порожденного его фантазией, чтобы отвезти куда-то и сложить воедино. Он готов показывать себя другим и готов убивать ради воплощения своего бредового сценария в жизнь. Крайняя степень истощения преступника, о чем упоминали оба свидетеля, может быть проявлением болезни, породившей его бред, но также может являться симптомом, порожденным его бредом. И в том и в другом случае он не пытается скрывать свое физическое состояние, что можно было бы использовать, дабы попытаться установить его личность. – Значит, нам нужно опросить работников сферы здравоохранения, сотрудников клиник и местных психиатрических служб, чтобы выяснить, не узнают ли они кого-то, соответствующего этому описанию? – спросил Барда. – Это было бы хорошим началом, – согласилась Конни. – Сосредоточьтесь на пациентах, которые были направлены к врачам-специалистам по поводу расстройств питания или физических состояний, подразумевающих большую потерю веса. Но больше всего меня тревожит другое – связь между истощением преступника и состоянием его психики. Если этот человек коллекционирует людей, у него должна быть некая конечная цель. Ввиду нарастающей дерзости его преступлений и того хладнокровия, с которым он сегодня вечером убил Дэнни, он приближается к концу. Но чрезмерная дерзость, проявленная преждевременно, могла бы поставить планируемую им эффектную концовку под удар. – А в чем может состоять эта самая эффектная концовка? – поинтересовалась Овербек. – Понятия не имею, – ответила Конни. – Но вам придется исходить из предположения о том, что возможно все. Одного нам нужно избегать любой ценой – прерывания фантазий преступника. Это для него запретная зона. По его мнению, любой, кто мешает ему, должен быть устранен или заменен. Каждую из своих жертв он выбрал по вполне определенной причине. Они должны играть роли. Особенно Элспит. Наличие у преступника фиксации на его матери – это общее место, когда речь идет о мужчинах, совершающих преступления против женщин, но я полагаю, что именно мать является тут ключевым звеном. Преступник либо воссоздает фигуру матери или жены, либо пытается создать то, чего никогда не имел. В любом случае я готова поспорить, что его мать умерла и что он не женат. Крайне важно, чтобы его фантазии никак не пострадали. – Понятно. Мы заслушали ваши рассуждения о психологических особенностях преступника, но есть и более важные соображения, носящие практический характер. Сколько времени у нас есть и как нам найти его? – спросила Овербек. – Что касается времени, то вам нужно исходить из предположения, что его осталось немного. Анджела Ферникрофт была убита два месяца назад. Элспит была похищена пять недель назад. Что касается того, как мы будем действовать, чтобы найти преступника, то нам необходимо изменить ключевой элемент его поведенческого алгоритма. Его не беспокоит то, что его видят другие люди, он творит зло безнаказанно. Чтобы сказать вам, как его искать, мне необходимо узнать о нем побольше. А для этого нужно начать с ним диалог. Я бы хотела сделать это сегодня вечером. Овербек, не обращая ни малейшего внимания на полицейских, прошла между ними и остановилась в нескольких дюймах от Конни: – Но вы сказали, что нам нельзя прерывать фантазии преступника. Вам не кажется, что объявление о том, что на него открыта охота, вполне может, так сказать, проткнуть его уютный пузырь? – Нет, если мы подыграем ему, – возразила Конни. – Никаких угроз, ничего такого, что помешало бы ему чувствовать, что он тут главный и что все будет происходить именно так, как хочется ему. – Хорошо, доктор Вулвайн, – согласилась Овербек. – Выходите на свою пресс-конференцию. Съемку и площадку мы вам обеспечим. Однако, если преступник так глубоко погружен в свой бред, нет никаких гарантий, что он будет смотреть или слушать то, что говорят в СМИ. – Тем или иным образом он все-таки поддерживает связь с реальным миром, – ответила Конни. – Он изучает маршруты и обстановку, выходит из дому, следит за своими жертвами, проверяет факты, взаимодействует с окружающими. Если Элспит, Мэгги и Зевьер все еще живы, он также кормит их и заботится о них. У него есть обязательства и цель. Если мы сможем сделать так, чтобы мое послание попало в достаточное количество теле- и радиопередач и заполнило собой газетные полосы, преступник, так или иначе, увидит или услышит его. – Вы сказали: «Если Элспит, Мэгги и Зевьер все еще живы», – процитировала Овербек. – Вам, доктор Вулвайн, следует знать, что, хотя мне не нравится слово «если», мне несвойствен ваш безбрежный оптимизм. Как-никак Анджела Ферникрофт была жестоко убита в своей собственной постели. – Да, но вы должны помнить… – Пока я говорю, ваши уста должны быть плотно закрыты, дорогуша, – отрезала Овербек. Конни пожала плечами и уселась на край стола. – Не говорите мне, что ее смерть была случайной. Случайная смерть – это когда вы обнаруживаете гадюку у себя под ногами в своей машине, которую вы ведете по шоссе, гадюка кусает вас, вы вырубаетесь и врезаетесь в другую машину. А Анджела Ферникрофт была задушена и оставлена в супружеской кровати, где ее нашли дети и муж. Ее убийца шпионил за ней, проник в ее дом и, вероятно, ждал и наблюдал, пока она принимала ванну и читала книгу. На мой взгляд, и простите меня, если я использую неправильную терминологию, это говорит о том, что он гребаный псих. В комнате послышался согласный ропот. Конни ждала. – Мне также известно, что ДНК нашего преступника была обнаружена при расследовании другого дела – дела некоей неизвестной бездомной женщины, которая, возможно, пропала в Эдинбурге не менее пяти лет назад. Пять лет, доктор Вулвайн! Подумайте об этом. Это значит, что маньяк, возможно, рыщет по нашим улицам, выбирает себе жертв, оттачивает свое чутье, набирается опыта и сил уже пять гребаных лет. Иными словами, он успел получить и степень бакалавра, и степень магистра в деле слежки за людьми и организации убийств, и это если предположить, что он не занимается всем этим еще дольше. – Согласна, – сказала Конни. – По моему мнению, это означает, что мы имеем дело с очень опасным душевнобольным злодеем. Так с какой стати я должна верить, что Элспит, Мэгги и Зевьер еще не погибли? Конни встала и подождала, чтобы собравшиеся затихли, прежде чем заговорить опять. Овербек была хорошим оратором, и ее аудитория была склонна согласиться с ней. Так что для того, чтобы их убедить, придется постараться. – Мне понятен ваш вопрос. Мы знаем, что этот малый убивает, когда что-то идет не так. Тело он никуда не перемещает, оставляет на месте. Никакой суеты, никакой попытки спрятать труп. У нас нет ни трупа Элспит, ни трупа Мэгги, ни трупа Зевьера, так что вашей отправной точкой должно быть предположение о том, что они похищены, но не убиты. К тому же до настоящего времени мы не нашли мотива для того, чтобы преступник их убил. Следовательно, они живы, пока не будет доказано иное. Они ценны для него. Слежка, знание их жизни – преступник знал, у какого инструктора по йоге занималась Элспит, в какой парк и в какую школу ходила Мэгги, в каком спортивном центре и в какое время Зевьер играл в баскетбол, – означают, что все они были объектом самого пристального его внимания. Он что-то делает с ними, один Бог знает что именно, но это носит целенаправленный, а не спонтанный характер. Возможно ли, что они мертвы? Разумеется. Мучил ли он их, насиловал ли? Статистика по преступлениям такого рода говорит нам, что это почти неизбежно. Убьет ли он их в какой-то момент в будущем? В комнате воцарилась полная тишина. – Да, убьет. Этот человек нестабилен. Он опасен. Каковы бы ни были его фантазии, в конце концов они так или иначе перестанут его удовлетворять. Когда этот день придет, его эмоциональная плотина прорвется. Произошло ли это уже? Возможно, да, возможно, нет. Именно поэтому мы должны исходить из предположения, что похищенные люди живы, чтобы действовать как можно более оперативно, пока преступник не убил опять. Думаю, в настоящее время стоит попробовать вызвать его на разговор с помощью пресс-конференции. – Так тому и быть, – заключила Овербек. – Но имейте в виду вот что. Прибегнув к этому приему, мы будем вынуждены сообщить семьям всех наших жертв похищений, что их близкие находятся в руках безжалостного убийцы. Так что мне будут нужны результаты. – Я понимаю… – Позвольте мне уточнить. Мне будут нужны результаты, свободные от косяков. Никто не должен умереть из-за того решения, которое я сейчас приняла. Этот человек похитил невестку чрезвычайно видного филантропа, маленькую девочку и физически нездорового взрослого мужчину. Чтобы все это закончилось хорошо, каждый из них должен остаться в живых и не пострадать. Я также полагаю, что вы бы предпочли продолжить вашу карьеру без ущерба для вашей репутации. Конни сложила руки на груди и придвинулась еще ближе к лицу Овербек: – А я полагаю, что использование метода профессионального запугивания было бы эффективнее, если бы вы применили его в отношении человека с другой биографией, а не такой, как у меня. Я буду делать все что в моих силах, потому что от этого зависит жизнь людей. А не по каким-то другим причинам. Но вы старались. – И буду стараться дальше. Ваша пресс-конференция начнется через час. Не разочаруйте меня. – Уже лучше. Вам никто не говорил, что когда вы прибегаете к позитивной мотивации, то это получается у вас лучше, чем когда вы пытаетесь действовать с помощью угроз? – А вам никто не говорил, что лучше не срать там, где вы едите? – ответила Овербек, уходя прочь. Барда подождал несколько секунд, прежде чем занять ее место. – Все в порядке? – спросил он. – Я ей нравлюсь, – заметила Конни. – И мне надо понравиться нашему человеку-скелету. Так что давайте займемся делом. * * * Конни сидела на стуле на маленькой сцене в полицейском пресс-центре, одетая в самые облегающие из своих джинсов и обтягивающую футболку. Это было совершенно не похоже на обычные полицейские пресс-конференции. Представитель пресс-службы полиции выпал в осадок, когда Конни объяснила, как все должно выглядеть на этот раз. Никаких полицейских в форме в кадре. Никого на сцене, кроме нее. Никакого стола, никаких стационарных микрофонов. Только неофициальная одежда и маленький микрофончик, крепящийся к ней. Не ней не будет макияжа, и после ее выступления не будет никаких вопросов. – Вы же представляете полицию Шотландии, – простонал представитель пресс-службы. – У нас есть протоколы. Эту пресс-конференцию будут смотреть родственники похищенных, и они ожидают, что вы проявите к ним уважение. Конни заговорила очень тихо: – Если им придется выбирать между уважением и возможностью вернуть своих близких, они наверняка выберут второе. Люди положительно реагируют на свое собственное отражение. Мне нужно добиться такого физического и эмоционального приближения к убийце, чтобы вызвать у него симпатию. Каждый образ имеет для него иное значение, чем для вас. Так, полицейские в форме олицетворяют собой безопасность и структурированность. Но преступник видит в них угрозу и воплощение того мира, который он отвергает. Если я буду похожа на него самого, то, возможно, его подсознание решит, что я способна сопереживать ему. Худая, как он сам, не пытающаяся себя приукрасить. Так что никакого стола, никакого официоза, и вам нужно сообщить родственникам похищенных, что я буду говорить такие вещи, слышать которые им будет неприятно. Я собираюсь обратиться к похитителю, и вы воспримете мое обращение не так, как его воспримет он. – Это противоречит принятому у нас методу проведения пресс-конференций, – развел руками представитель пресс-службы.