– Помогите мне! – крикнула она Элспит. Элспит сдавленно вскрикнула, когда Фергюс повалился назад, на Мэгги, и та упала, оказавшись под ним. Он хотел ухватиться за шнур, затем попытался дотянуться до лица Мэгги. Элспит искала в темноте руки мучителя, чтобы обездвижить их, пока Мэгги будет его душить. Фергюс ударил Элспит коленом в живот. Она вскрикнула и отлетела назад, схватившись за живот. – Элспит? – позвала Мэгги и от ужаса и усталости ослабила шнур. Фергюс воспользовался моментом, чтобы отклониться вбок, шнур на миг затянулся, но он принялся бить девочку в лицо, с удовлетворением отмечая, что его кулак достигает своей цели. Элспит плакала в нескольких футах от Фергюса, дыша с присвистом, глотая воздух. Мэгги поползла к ней, но Фергюс ухватил ее за лодыжку и подтащил к себе. Похоже, смерть сделала его сильнее. – Надо тебя проучить, – пробормотал он, достав из кармана перочинный нож. – Чтобы не дать тебе забыть. – Нет! – крикнула Элспит. – Не трогай ее! – Ты хочешь меня остановить? – Я умоляю вас, – закричала Элспит. – Ты или она. Одна из вас должна усвоить урок. Кто? Мэгги плакала и пыталась отползти. – Я, – твердо сказала Элспит. – Преподай урок мне. Так лучше запомним мы обе. Тусклый свет крошечной лампочки микроволновки, проникающий в гостиную, отразился в лезвии ножа. – Руку, – приказал Фергюс Элспит, отпустив лодыжку Мэгги. Женщина заплакала, Мэгги подползла к ней. Элспит вытянула руку: у нее не осталось сил бороться. Когда Фергюс прижал лезвие ножа к ее мизинцу выше средней костяшки, Элспит позвала свою собственную мать, а Мэгги завыла. Нож разрезал кожу, сухожилия, расколол кость и отделил палец. Элспит повалилась на пол, Мэгги прижала к себе ее голову. Фергюс схватил девочку за волосы. – Не шали, – сказал он, брызжа слюной в ее глаза. – Посмотри, что ты заставила меня сделать с твоей мамой. Фергюс встал, потянулся к стене и ощупью двинулся к выходу, бранясь. Оказывается, быть мертвым – это так же паскудно, как быть живым. Он оставил женщину и девочку в темноте. Глава 20 Они сидели в гостиничном номере Конни – Барда за письменным столом, Конни на полу – и смотрели на фотографии. Конни повесила на стену снимки мест, в которых Анджела бывала регулярно: супермаркет, кабинеты врача и стоматолога, школа, дома друзей и родных, банк. На противоположной стене висели фотографии мест, где часто бывала Элспит. Между ними не было пересечений. Эти две женщины имели разный финансовый, образовательный и социальный статус. Но их фотографии были очень похожи. Нет, речь шла не о лицах или одежде, схожи были сами снимки. Женщины были сфотографированы на пляже со своими детьми, на детской площадке, во время катания на лошадях, в игровом центре… Первый день в школе. Семейное Рождество. Поиски спрятанных пасхальных яиц. Хеллоуин. И Анджела, и Элспит держали себя в форме и потребляли здоровую пищу. Обе высоко ценили дружбу и старались не злоупотреблять спиртным. Ни та, ни другая не курила и не принимала наркотики. И обе казались образцовыми женами. – Как вы это называете? – спросил Барда. – Лихорадочный мозговой штурм – вот как, – ответила Конни. – Мы оказались в тупике, так что нам надо заняться всей информацией сразу. Кое-что общее у нас уже есть. Убийство Анджелы и похищение Элспит совершил один и тот же мужчина. Больше элементов сходства между этими преступлениями нет. Но есть кое-что, что мы пропустили. Например, то, что им обеим женщинам нравился балет или они болели за одну и ту же футбольную команду. Преступник заметил их, следил за ними, выбрал их. Так что связь между жертвами наверняка есть. Она где-то здесь. – Конни внимательно просматривала емейлы, которые обе женщины отправили за последний год. – По каким ключевым словам команда техподдержки вела поиск, сопоставляя емейлы и текстовые сообщения? – Наши специалисты перепробовали все, включая даты, названия мест, которые посещали Анджела и Элспит, имена людей, с которыми они контактировали, покупки онлайн. Между этими двумя женщинами нет пересечений, вернее, их не нашли. – Барда развел руками. – Если они и находились в одном и том же месте в одно и то же время, то этот единичный случай можно рассматривать как простое совпадение. И у них не было общих друзей. – А что распечатки телефонных звонков? – спросила Конни. – Мы проверили их городские и мобильные телефоны. Там нет звонков на одни и те же самые номера. – Я позвоню в службу доставки еды и напитков в номера. – Конни вздохнула. – Что вы будете? – Что-нибудь с семгой. Барда прикрепил к стене карту, на которой были выведены две линии – сплошная и пунктирная. Сплошная обозначала передвижения Анджелы в день ее убийства, а пунктирная – передвижения Элспит в день ее похищения. Конни сделала заказ и положила трубку: – Расскажите мне о вашей первой любви. Думаю, это было в университете. Я права? – Мне казалось, мы собрались здесь, чтобы работать, – усмехнулся инспектор. – Переключение внимания помогает мне, когда я анализирую большие массивы данных. Лихорадочные мозговые штурмы работают именно так. – Тогда расскажите мне о том времени, когда вы не могли ни с кем общаться. Ведь у вас нет причин копаться в моей личной жизни, не так ли? Конни вздохнула: – По-моему, это не очень-то благовоспитанно с вашей стороны. Разве кодекс британского джентльмена не велит вам делать то, о чем вас просит дама? – С учетом того, что в последний год это мне не слишком не помогало, я решил испробовать другую тактику, последовав вашему совету. – Значит, я выстрелила себе в ногу. Что именно вы хотите узнать? – Конни плюхнулась на кровать и положила под голову подушки. – Вам удобно? – ухмыльнулся Барда. – Это что-то вроде приема у моего мозгоправа, – сыронизировала Конни. – Вы хотите поиграть? – А разве это игра? – спросил Барда, повернувшись на своем стуле, чтобы посмотреть на Конни. – Раз уж вы спрашиваете, то скажу: вообще-то нет, это совсем не игра. – И все же как это произошло? – Это было во время игры в лакросс. В моменты, когда в твоей жизни случаются судьбоносные события, ты этого часто сразу не понимаешь. И потом ты долго прокручиваешь историю в своей голове. Если бы я повернула налево, а не направо, если бы затормозила, если бы не бежала так быстро, чтобы забить гол… * * * Конни училась в старшем классе школы, собиралась поступить в университет и изучать астрономию. Будущее казалось ей безоблачным. Та игра в лакросс изменила все. Соперница попыталась отобрать у Конни мяч и сделала это по правилам, но девушки, ударившись лбами, упали навзничь. Другая девушка поднялась первой с шишкой на лбу. Конни села, покачнувшись, и почувствовала, как мир закружился у нее перед глазами, а к горлу подступила тошнота. Она испугалась опозориться на виду у всей команды. Все признаки сотрясения мозга были налицо, и потом Конни мучали мысли о том, что она сразу поняла, в чем дело. Именно сотрясение мозга нередко становилось следствием удара по голове. Конни достаточно часто наблюдала, как игроков из команды по американскому футболу местной старшей школы увозят с поля на каталках, чтобы осознать, что к произошедшему надо отнестись серьезно. Но тошнота быстро прошла, головокружение тоже. Лед помог уменьшить шишку, и появление синяка, свидетельствующее о том, что кровоизлияние оказалось не внутренним, а внешним, тоже было добрым знаком – Конни где-то читала об этом. Вечером должна была состояться вечеринка у ее школьных друзей. До нее оставалось всего несколько часов, и необходимо было поспать, чтобы избавиться от головной боли. Мать девушки была в отъезде, отец работал в своем кабинете. Никто ничего не заметит, подумала Конни. Так и случилось. Учебный год завершился, и Конни получила впечатляющий средний балл. Ее мать, отец, брат и бабушка отпраздновали успех выпускницы вместе с ней. В их доме в Мартаз-Винъярде состоялась вечеринка, и Конни предстояло долгое жаркое лето. У президента компании, где работал отец Конни, была дочь, отдыхающая вместе с ними, и брат Конни запал на нее. В июне и июле обычные социальные ограничения переставали работать. В Винъярде вообще снобизм был не в чести. Можно было общаться с кинозвездами, известными политиками или простыми рыбаками и официантками, и никто не шептался у тебя за спиной, не показывал пальцем. В общем, это было типичное лето. – Но к тому времени я уже познакомилась с Рубеном. – Конни продолжила рассказ. – Он жил в Эдгартауне, а я на окраине Оук-Блаффса. Днем я работала в кафе-мороженом, и он как-то зашел туда, чтобы встретиться с друзьями. Господи, я никогда ни на кого так не реагировала, как на него. Когда он вошел, я уронила шарик мороженого, который делала, у меня затряслись руки, и говорила я как полная идиотка. Рубен вел себя очень мило. Он мог себе это позволить. Я уверена, что все девушки на острове желали его больше всего на свете. – Он оправдал ваши ожидания или разочаровал вас? – спросил Барда. – Я так и не получила возможности это узнать. – Конни закрыла глаза. – Он попросил у меня номер телефона, и я дала его, сделав вид, что это обычное дело. Но это было не так. У меня до сих пор не было настоящего бойфренда. Я училась в школе-интернате для девочек на материке, и там был жесткий контроль. А летом меня держали в ежовых рукавицах родители – они хорошо знали, что многие девушки попадают в беду, завязывая близкие отношения с туристами и посещая фривольные вечеринки. Я должна была возвращаться домой к определенному часу, соблюдать множество правил, рядом со мной всегда кто-то был. Но мне уже исполнилось восемнадцать лет, и скоро я должна была отправиться в университет, так что, думаю, родители поняли, что уже поздно пытаться запереть меня в четырех стенах… Рубен позвонил мне через неделю. Мы договорились встретиться на пляже Сквибнокет-бич в восемь часов вечера. Мы собирались выпить пару банок пива – это была его идея, поскольку сама я не пила. На этом пляже можно развести костер, если вы приносите с собой дрова и ведете себя с осторожностью. В темноте дорогу на пляж найти нелегко, и людей обычно бывает немного. Там можно поплавать под покровом ночи, и вода вокруг вас освещается, если вы врезаетесь в гребневика. Конни готовилась к этой встрече весь день, удаляя воском волосы на теле, выбирая одежду – сначала более откровенную, затем менее. Она нарочно взъерошила волосы, чтобы Рубен не подумал, что она лезет из кожи вон, чтобы понравиться ему. Прошла уже половина летних каникул, но если у них с Рубеном все срастется, то впереди еще август. Взяв джип, Конни положила в багажник коврик для пикников, дрова для костра, спички и пару одеял. И остановилась на подъездной дороге, чтобы еще раз наложить блеск для губ. Этот блеск назывался «обнаженный мед». Странно, какие мелочи застревают в твоем мозгу. Родителям Конни оставила записку, в которой сообщала, что заночует у своей лучшей подруги Джеммы. Джемма, участвующая в этом обмане, была готова подыскать правдоподобную отговорку на тот случай, если родители Конни ей позвонят и попросят позвать свою дочь к телефону. Все было продумано до мелочей. – Вечер был ясным. И очень звездным. Летом в Винъярде так бывает часто, но тот вечер был особенно хорош. Мы собирались посмотреть, как заходит солнце. Тамошние закаты похожи на картины Тернера. Господи, я была так взволнована. Вам знакомо это ощущение в самом низу живота? Я говорю не только о сексуальном возбуждении, которое ты испытываешь, встретив того, о ком ты мечтал. Речь идет о предвкушении чего-то нового, о возбуждении, вызванном появлением в твоей жизни человека, который должен стать для тебя очень важным. Этот вечер обещал стать вечером откровений. Думаю, я правильно описала вам свои чувства. Раздался стук в дверь – в номер доставили еду. – Не беспокойтесь, я все сделаю сам, – сказал Барда и, взяв поднос с едой, поставил его на кровать. Но никто из них не приступил к еде. – И что же случилось потом? – Я не помню. Я проснулась в больнице. Моя машина была обнаружена в лесу на дороге, ведущей на Скрибнокет-бич. Все решили, что в темноте я сбилась с пути, повернула не туда и врезалась в дерево. Не знаю, ждал меня Рубен или нет. Надеюсь, что ждал, но в таком случае он потратил вечер, ожидая девушку, которая так и не явилась. Когда я не вернулась к полуночи, мои родители позвонили Джемме, она рассказала им правду, и они организовали поиски. Проблема заключалась в том, что… – Конни села на кровати, сняла колпак с подноса и, взяв вилку, начала возить еду по тарелке. – Когда я пришла в сознание, оказалось, что я не могу ни говорить, ни писать. Что я вообще не могу объясняться. Попытки заговорить вызывали у меня сильное головокружение. Сосредоточиться на отдельных словах было невозможно. Я могла ходить, есть, одеваться – делать все, но не общаться. – Но думали вы нормально? – Да. И от этого было еще хуже. Это было чудовищно. Я чувствовала свое бессилие, свою изоляцию. Я была заперта в своем собственном мозгу. Барда подошел к окну и, хмурясь, посмотрел вниз, на улицу: – Я даже представить себе не могу, как ужасно это было.