— Я пойду возьму кофе, — сказала Мана. — Вам, наверное, синтетический чай, Синдзи? — Кофе, — сказал я под потяжелевшим взглядом Аски. — Проверим наномашины на прочность. Аска вообще, по-моему, решила изображать материализованную неловкость ситуации, и это начинало доставать — уже по-серьезному. Детский сад, только с пушкой и накрашенными губками. «А она ведь вчера даже скорую опередила», — вспомнил я и решил, что, по логике, сейчас должен испытывать умиление и где-то даже благодарность. А вот, тем не менее, — ничего подобного. «Я, мать вашу, домой хочу. Я просто хочу домой». — Синдзи, на случай, если тебе еще интересно, я откопала зацепку на беглецов. Нет, право же, какой тон. Жаль, я не в настроении для маленькой войны. — Какую? — Кого-то, похожего на Нагису, видели в «бездне» модуля стратопорта. Интересно. Тут есть пара нюансов, и оба связаны с тем, что стратопорт — это страшно важный узел нашего мегаполиса. Ну, а тему с «покушением» на меня Аска игнорирует, да еще и подчеркнуто, и вот это в самом деле интересно, куда интереснее, даже чем след седого маньяка. — А что там с тем ховеркаром? Нашли? — Пф! — Аска рывком откинулась назад и сложила руки на груди. — Я тебе что, муниципальная полиция? Ну надо же, как экспрессивно. И взгляд вот этот вот — с задранным носиком — нечего мне тут демонстрировать. В общем, Мана со стаканчиками подошла вовремя, избавив меня от нотаций на тему и без. — Вы еще не знаете подробностей покушения? — спросила Киришима и поднесла к губам кофе. Пила она по-детски, обхватив чашку обеими руками, и я невольно ощутил себя семпаем в окружении младших школьниц. Причем семпаем крайне раздосадованным: Аска сейчас Мане врежет. Дескать, нефиг, это все было обычное происшествие, ну подумаешь, подстрелили оперативника. С кем не бывает. Вот Евы — это да, это серьезная тема. — Нет, Мана. Но вы хотели что-то объяснить, — напомнил я, упреждая Аску, которая, судя по гримасе, готовилась сказать именно то, чего я боялся. — А, да. Киришима убрала локон со лба и посмотрела в сторону. Начало уже хорошее — страшно представить, что я сейчас услышу. — Изначально планировалось дать совсем другой сюжет. Совсем другие акценты. Я взглянул на Аску: рыжая прищурилась и изучала журналистку с плохо скрытым интересом. А еще в голубых глазах была искорка торжества — видимо, Мана только что подтвердила какие-то умозаключения немки. — И? — произнес я, сообразив, что пауза затягивается. — Это должна была быть «чернуха», Синдзи. Якобы анализ действий блэйд раннеров, их склонности к риску, — и ваш случай планировалось изобразить как апогей безответственности. Девушке было грустно. Она сто лет уже вкалывает в этом бизнесе, но все равно ей неловко. Наверное, утренние шоу все же добрее аналитических передач и заказушных роликов в новостях. — Дайте угадаю. А сам Синдзи — генетический фрик. А вот это уже называется «презрение» — не надо быть физиономистом, чтобы истолковать Аскиной мордочку. Так скривить такие губы — это годы и годы опыта, помноженного на женское обаяние. — Это должно было идти намеком, — кивнула Мана и посмотрела, наконец, мне в глаза — эдакий взгляд «снизу вверх». Не в смысле высоты, а по настроению. Самое забавное, что если вспомнить моего папочку, то я должен с гордостью носить звание генетического фрика. А если же подумать серьезно, то как раз этот сюжет смотрелся бы весьма логично, а вот проведывание «противоречивого героя» в больничке — нет. — Это же не ваша инициатива — сделать Синдзи добрым и пушистым? Что-то Аска заигралась в плохого следователя, пора уже и мне в дело вступать, а то как-то скверно все оборачивается. Хотя вопрос она опять задала интересный. — Изначально меня это вообще не касалось. Ох ты ж, вон оно как… — Мана? — Да, Синдзи. Меня пригласил наш выпускающий продюсер и спросил об отношении к вам. И только потом речь зашла о сюжете, о том, как поменялись планы… Перепуганная девочка в кресле приемной. Красивые ножки, а через руку переброшен скромный дождевик, каких тысячи в этом городе — так начался мой первый день новой жизни. А еще она плакала и дала мне свой номер телефона. Как же она ко мне относится? А еще я не могу до сих пор вспомнить: включил ли я поддержание температуры воды в ванной или нет? — То есть, вам поручили сделать «белый» сюжет? — Не совсем, Сорью-сан. Просто такой, который вызовет симпатию к старшему лейтенанту. Вот так. Вот почему больница, вот почему крупным планом инжекторы наномашин, капельницы и прочая медтехника. Даже подобрали журналистку, которая отнесется с сочувствием ко мне, — специально, небось, искали. Кому-то очень надо, чтобы все это выглядело необычайно мило и непосредственно. — А вы-то сами как к его действиям относитесь? «Забавно. Ты вообще на чьей стороне, Аска?» На своей, понял я тут же. Этой рыжей стерве приспичило то ли Ману раскатать, то ли меня достать: ясно ведь, что теле-девочка ничего хорошего о резне не скажет. А я — такой весь чувствительный — расстроюсь и прильну к спасительному сарказму своей напарницы, лишь бы себя не ненавидеть. Только вот проблема-то: вчерашний вечер меня слегка поменял. Или я вчера просто поставил точку в переменах? Никогда не думал, что так бывает: ты лежишь, помпы вкачивают в тебя плазму, напичканную крошечными роботами, перед тобой проклятый потолок палаты, а в голове все рушится, весь мир валится карточным домиком, и ты сквозь бесконечный водопад карт видишь, что, оказывается, есть что-то настоящее. Какой-то свет. Что-то такое, от чего щемит в душе, от чего хочется упасть на колени и позорно разрыдаться — и это что-то стоит и человеческих жизней, — твоей в том числе, — и загубленной карьеры, и прочей мишуры. Потому как Ева не должна сносить свой базовый инстинкт выживания. Потому как даже человек… «Черт, тем более человек такого никогда не сделает!» Или сделает? Чем я занимаюсь, если не убиваю себя ради нее? И всего одна итоговая мысль. Вот такая: «Она того стоит». — …наверное, у него не было другого выбора. Так, видимо, я залип серьезно, раз тут обо мне уже в третьем лице. — Ну да, ну да, — сказала Аска, косясь на меня. — Скажите еще, что он имел возможность прямо-таки все обдумать. — Имел. Вы же сами и сказали — «временной спазм». А Мана молодец. Мало того, что так меня защищает, так еще и Аске нарезает по развернутой программе. В общем, продюсер телеканала не ошибся с выбором, когда послал сюда именно ее. — Я думаю, что сам Синдзи вряд ли может нас беспристрастно рассудить, — тут рыжая честно попыталась улыбнуться вежливо. — Так что спор бессмыслен. Вроде как. «Это она в смысле „я победила“». Надо сказать бы что-то, но не хочется. Слишком уж пристально моя бывшая утренняя мечта меня изучает. О, кстати, вот я и подумал: «бывшая»… Нет, ну это уж слишком пристальный взгляд. Да ну, вряд ли. — Понятно, — сказала наконец Мана. — Вам, кажется, к капитану надо? — Да, — сказал, наконец, я и с удивлением обнаружил, что молчать-то я молчал, а вот кофе всю чашку выдул. Вкусовые ощущения тут же вернулись, и я немедленно об этом пожалел. — Спасибо, что зашли, Мана. — Ну что вы, Синдзи, я же по работе. А вот… Это та самая озорная улыбка. Как по утрам. — …как насчет поужинать вместе как-нибудь? А, черт. Это, конечно, клево — я герой дня, весь такой противоречивый и условно порицаемый, такого грех не затащить на свидание. И вот пойми эту Ману — что ей нужно от моего общества. — Простите, Мана, но я могу пойти на свидание только со своей напарницей. Улыбаться я еще продолжал, а сам уже сообразил, что сейчас Аска с прибалдевшим лицом сверлит мне висок, а телеведущая расплывается в глуповато-расстроенной улыбочке. «Ах, ну да. Если фраза двусмысленна, девушки склонны видеть там именно тот смысл». — Э, собственно… — протянул я. — Да ладно, я все поняла! — Ничего вы поняли, — буркнула Аска. — Я его разве что в туалет не вожу. Соображения безопасности. Ну, теперь мы все светски поулыбаемся недоразумению, мне стоит сказать еще какую-нибудь двусмысленность — теперь уже нарочно и с намеком, типа, шучу я так. — Когда все это закончится, мы обязательно куда-нибудь сходим, Мана. «Да, болван, ты уже обещал ей позвонить», — напомнил мне чей-то голос, подозрительно похожий на голос Аски. То ли интонациями похожий, то ли словом «болван», с которым мне, пожалуй, стоит свыкнуться. Мы похихикали — в смысле, в основном хихикала Мана — и на том разошлись. Я провожал ее взглядом, усиленно старался держать этот самый взгляд как можно выше, и думал о том, что милая веселая девушка снова влипла в большую игру, и опять ее течением прибило ко мне.