Встал с кресла, и в этот момент зазвонил лежавший на столе аппарат. Я взглянул на экран, на котором высвечивался незнакомый номер. Взял телефон, нажал на кнопку приема: — У аппарата. — Мастер Чехов, простите за поздний звонок, — послышался в динамике голос. — Это Рахмат, цирюльник. — Помню, — ответил я. — Что-то случилось? — Ко мне пришла семья Семеновых. Они хотят заключить мировое соглашение, — продолжил цирюльник. — Отлично. Значит, тогда сейчас ты скажешь, что посовещался с адвокатом и Чехов велел гнать их взашей. Прямо такими словами. Поступим так: вы вместе приедете ко мне, и мы составим отказ от претензий, который передадим в суд, чтобы дело закрыли, и повторная подача иска по той же самой претензии была невозможна, — быстро ответил я. — Хорошо, — с облегчением протянул цирюльник и добавил. — Спасибо вам, мастер Чехов. — Пока не за что, — ответил я. — С утра позвоните моему секретарю и уточните, когда у меня будет свободное время. Если это все… — Да, все, — торопливо произнес Рахмат. — До встречи, Павел Филиппович. Еще раз спасибо. Он отменил вызов. Я положил телефон на стол и направился в ванную комнату. Там быстро освежился, растерся полотенцем и воспользовался хвойной пастой, которую много раз собирался выбросить. Во рту разлилась неприятная горечь. — Красота требует… — пробормотал я начало поговорки и поплелся в спальню. Там я свалился на матрас, словно куль с мукой и заснул без сновидений. * * * Этой ночью мне удалось выспаться. Потому проснулся я за полчаса до будильника. Встал с кровати, добрел до ванной, быстро привел себя в порядок. Затем оделся в приготовленный загодя кем-то заботливым костюм, который висел на спинке стула и вышел в гостиную. С кухни послышался звон посуды, веселый девичий смех и голоса. Я прошел к столу, сел в кресло. И в гостиной появился призрак Виноградовой: — Доброе утро, — поприветствовала она меня. — Как спалось? — Прекрасно, — ответил я и откинулся на спинку кресла. — Поэтому я в прекрасном настроении перед днем дежурства. — Это ненадолго, — обнадежила меня Любовь Федоровна. — Сейчас чай подам. Она крутнулась и исчезла на кухне. Вернулась призрак через несколько минут. Перед ней летел поднос, на котором стоял чайник и чашка. — Держи, — Виноградова поставила поднос на стол. — Заварила буквально десять минут назад. — Спасибо. Я налил в чашку чай и сделал глоток. Довольно зажмурился: — Напиток вышел прекрасным, Любовь Фёдоровна. Спасибо. — Да что уж, — махнула рукой Виноградова и села в кресло напротив меня. — Дело нехитрое. Не такое хитрое, как покупка телевизора. — Я помню о своем обещании, — я поперхнулся под колким взглядом Виноградовой. — Это хорошо. Но что-то мне подсказывает, что «помнить» мало для покупки техники. Может тебе попробовать позвонить в магазин? Попросить доставить нам каталог продукции? — Конечно. Обязательно этим займусь. — Точнее, дашь указание секретарю, — усмехнулась женщина. — Повезло тебе с сотрудниками. Все как на подбор. А я говорила, что сомневаться тебе не стоит. Я в очередной раз не стал напоминать, что Любовь Федоровна не сомневалась только в Фоме. В конце концов, не хотелось начинать день со спора, в котором я совершенно точно не выиграю. Призраки не устают, и Виноградова могла до самой ночи напоминать мне, как я был неправ. — Какие новости в городе? — решил сменить тему. — Телевизоры вскоре подорожают, — сощурилась призрачная дама, но все же смилостивилась и добавила, — Говорят, что собираются праздновать день Петрограда. Император традиционно обещал огненное и водное зрелище небывалого размаха. Кто бы сомневался? Михайловский полк наверняка покажет нечто невероятное, парусники по Неве с красными парусами. Я лично всегда считала это пустой тратой денег. Но у меня тогда телевизора не было. А вот посмотрю на это представление на экране и, может, пойму, что стоит оно того. — Конечно, — кивнул я, допивая чай. — Красные паруса ведь нельзя увидеть в черно-белом телевизоре, — продолжила Виноградова, испытывая мое терпение. — Я вас услышал. — Но понял ли? — ехидно осведомилась женщина. — Я ведь так мало прошу взамен за свою заботу и работу. Между прочим, я даже сверхурочные себе почти не записываю. Я взял чайник и направился в приемную. Оказался я там ровно за минуту до того, как дверь офиса открылась, и в приемную вошла Нечаева. — Доброе утро, Арина Родионовна, — с улыбкой поприветствовал я секретаря. — Как насчет чая? Мы как раз успеем выпить по чашечке до того, как приедут люди с ордерами. Прошу. — Я как раз успела по дороге заглянуть в кафетерий на углу. Прикупила слоеных пирожных, которые так любит Фома… — Только при Иришке не давайте их, — попросил я. — Иначе она решит, что плохо справляется с работой. — Конечно, — улыбнулась Арина. Дверь офиса распахнулась, и в помещение ворвался Карасиков. В длинном черном пальто и кепке. И заметив его, Арина Родионовна удивленно подняла бровь. — Доброе утро, — осторожно начал я. — Вам потребовалась консультация по рабочему праву? Режиссер покачал головой: — Нет, мастер Чехов. Я пришел сделать вам предложение, от которого вам будет сложно отказаться, — горячо начал он. — Как насчет того, чтобы сыграть в моем сериале? У вас очень интересный типаж. Нечаева перевела взгляд на меня. — При первом нашем знакомстве вы уверенно заявили, что мне бы только дворников играть, — возразил я. — Ну принял и принял, что бубнить то да старое вспоминать. Ошибся, с кем не бывает, — легко согласился режиссер. — Кстати, вот ваш рубль, который я проспорил. Он достал из кармана пальто купюру и положил ее на стол секретаря. И продолжил: — А теперь давайте обсудим условия и подпишем договор. Я удивленно взглянул на Карасикова: — Какой договор? Кажется, я еще не дал согласия. Режиссер застыл. А зачем осторожно произнес: — То есть… Как понять? Я пожал плечами: — Да очень просто. Кинематограф — это не мое. Никогда не хотел блистать на сцене, отыгрывая роль. — Но… — начал было Карасиков, и в этот момент из жилого крыла выглянул Фома: — Мы в ближайшее время по делам поедем, вашество? — уточнил слуга, вытирая руки небольшим полотенцем. — Иришке за продуктами съездить надобно. Режиссер застыл, уставившись на Фому и открыв рот, словно бы не в состоянии подобрать слов, чтобы выразить свою мысль. — Нет, — покачал головой я. — Можешь ехать. Если нужно, аозьми «Империал». Фома кивнул: — Не надо «Империал» вашество. Я Ласточку возьму. А то в торговых рядах решат, что с нас можно с три шкуры драть. Слуга развернулся, и хотел было выйти в жилое крыло, но в этот момент стоявший неподвижно как статуя Красиков наконец ожил: — Каков типаж! — начал он, подбегая к Фоме. — Буквально былинный богатырь, который вот-вот отправится на подвиги ратные во славу Русских земель. Режиссер отскочил на шаг назад, сложил пальцами рамку и посмотрел сквозь нее на Фому. Затем подпрыгнул к удивленному слуге, осторожно потрогал его за бицепс. — Вы чего? — удивленно спросил Фома, подозрительно наблюдая за режиссером. — Даже речь такая… — восторженно произнес режиссер и пощелкал пальцами, словно подбирая слово. — Простая. Настоящий Илья Муромец! Или Микула. Молодой человек, вы не хотите сделать карьеру в кино? Смещение фокуса внимания с меня на слугу дало мне передышку. И я начал было обдумывать, как бы выпроводить Карасикова из офиса, но в этот момент дверь снова открылась, и в приемную вошли двое. Один, высокий и широкоплечий, подошел к Карасикову, и что-то мягко приговаривая ему, повел режиссера к выходу. Фома проводил гостя удивленным взглядом, покачал головой и направился в жилое крыло. Второй же, невысокий, наголо бритый, в костюме и в очках подошел ко мне: — Павел Филиппович, — улыбаясь, начал он. — Давайте уладим это безобразный конфликт, который произошел на съемочной площадке. — Какой конфликт? — не понял я.