— Уже скоро. Все будет так, как ты хотела, мама, — сказал шепотом. Он еще немного постоял перед могилой — теперь Саня точно знал, что это могила, — а потом решительным шагом направился к одноглазому. Тот, как и было велено, не сходил с места. На лице его была гремучая смесь из ужаса, подобострастия и любопытства. — Все? — спросил он так тихо, что Саня едва расслышал. — Не все, но скоро. — Черноволосый рассеянно поигрывал нагайкой, посматривал на сгущающиеся над лесом облака. — Он так ничего и не рассказал, ни про драгоценности, ни про мальчишку. — Скажет, всему свой срок. А не скажет… — Черноволосый взмахнул рукой, нагайка со свистом рассекла воздух. — А графиня? — Ее не трогать! Чтобы ни один волос не упал с ее головы! Ты слышишь, Ефимка?! — Синие глаза грозно сверкнули. — Так ясное дело! — Одноглазый попятился. — Не трогать, только зачем она тебе? Ты ж, кажись, на Аленку, горничную ейную, глаз положил. — А не твое собачье дело. — Черноволосый криво усмехнулся. — Делай, что велено, а то без второго глаза останешься. — Он говорил так, что сразу становилось ясно — не шутит. Одноглазый Ефимка все понял правильно, мелко, по-козлиному, затряс головой. — И своим скажи, чтобы в лес не совались. Моим волкам без разниц, кому глотки рвать. — Уже сказал. — Одноглазый снова кивнул, посмотрел на хозяина с жадным любопытством. — Чудо, я спросить хочу… — Он застыл в подобострастном ожидании. — Спрашивай. — Как ты с ними управляешься, с волками? — Как? — Черноволосый, которого звали странным именем Чудо, вытащил из-за голенища сапога нож. Саня вытянул шею, чтобы разглядеть нож получше, но почти ничего не увидел. — А вот с помощью этого. — Нож?.. — в голосе Ефимки слышалось разочарование. — Это смотря для кого. Видишь, на рукояти волк? — Ну? — Вот и думай. Да ты глазом не зыркай, нож этот не всякому в руки дастся, и волки не всякому служить станут. Смотри! — Чудо замахнулся, нож по самую рукоять вошел в ствол дуба. — Попробуй-ка достать. Ефимка был хоть и коротышкой, но кряжистым и с виду очень сильным, но вытащить нож из дерева так и не смог. — Крепко засел, — сказал он, стирая со лба пот. — Не выходит. — Не выходит, значит. — Чудо прокачал головой. — Ну-ка, отойди! От дерева его отделяло метров пять, не меньше, но подходить он не спешил, вместо этого протянул вперед руку. Что случилось потом, Саня не понял. Только что нож торчал из ствола, и вот он уже в руке у Чуда. Сам прилетел… — Батюшки! — Ефимка прижимал руку к щеке, между его растопыренных пальцев стекали ручейки крови. — Я же велел отойти. — Чудо сунул нож обратно в сапог. — Понимаешь теперь, кому служишь? — Не дождавшись ответа, он вскочил в седло. — Держись меня, Ефимка! Со мной не пропадешь, а задумаешь предать… — Ни за что! — Ефимка схватил вороного за стремя, хотел поцеловать пыльный хозяйский сапог, но Чудо не позволил, натянул удила. Вороной взмыл на дыбы. Ефимка рухнул в траву. Эти двое уже давно убрались восвояси, а Саня все не решался выбраться из своего укрытия, вспоминал и обдумывал увиденное и услышанное. Особенно страшно было вспоминать про нож. У него самого имелся похожий, острый, как бритва, с вырезанным на костяной рукояти вепрем — подарок деда на десятилетие. Но его нож был обыкновенный, а этот, волчий, какой-то зачарованный. Надо расспросить у деда, когда он придет в себя. Дед точно должен знать. Добравшись до избушки, Саня первым, делом осмотрел дедовы раны, потрогал горячий, как припечек, лоб, а потом достал из печи котелок с кипятком, бросил в воду щедрую щепоть гарь-травы, пообедал щами, пока готовился отвар, поменял повязки, смазал раны мазью, до самой бороды укрыл деда тулупом. Трава настоялась ближе к вечеру, и Саня медленно, по каплям, принялся вливать в деда горький, пахнущий дымом отвар. Ночью снова приходили волки, пугали Саню тоскливым воем, заглядывали в окошко. Уснул он опять только под утро, перед тем как провалиться в сон, успел с радостью заметить, что жар у деда спал. МАТВЕЙ Утро следующего дня выдалось жарким и душным. Это лето грозило побить все температурные рекорды. Матвей потянулся, настежь распахнул окно, сощурился от ослепительного солнца и едва не оглох от рева газонокосилки. Газонокосилкой управлял кряжистый дядька в синем рабочем комбинезоне и защитных очках на пол-лица. — Ильич? Эй, Ильич! — Матвей замахал руками, привлекая к себе внимание. Рабочий выключил газонокосилку, сдернул с лица очки. Матвей не ошибся — перед ним был их давний знакомый, еще в лагере работавший садовником. — Разбудил я вас? — Ильич виновато улыбнулся. — Простите, не знал, что к Степану гости приехали. — Ильич, это же я — Матвей! — Он перемахнул через подоконник, приземлился на свежескошенный газон. — Не помнишь меня? Тот вспомнил, улыбка из виноватой сделалась радостной. — Вот это новость! — Ильич стащил перчатку, пожал протянутую руку, чуть поморщился. — Артроз, чтоб его! Сначала спина, а теперь вот суставы прихватывают. А ты, я смотрю, орел! Надолго к нам? — В отпуск! — Матвей пожал плечами. — Один или полным составом? — Все приехали: и Гальяно, и Дэн. Степка позвал, и мы приехали. — Вот и меня Степка, то есть Степан Владимирович позвал. — Ильич достал из кармана комбинезона сигареты, закурил. — Десять лет по земле мотался, искал лучшей доли, а под старость на родину потянуло. Вернулся, а тут такие перемены. — В лучшую сторону? — Если ты о поместье, то да. — А если в глобальных масштабах? Ильич всегда был хорошим источником информации. Грех не воспользоваться. — А если в глобальном, то про убийство Суворова ты уже наверняка знаешь. — Ильич нахмурился, — и про волков, и про то, что в лесу снова блуждающий огонь появился. Вы ж не просто в гости приехали. Вы же разобраться хотите. — Ничего-то от тебя не скроешь, — усмехнулся Матвей. — Так ведь у меня и глаза, и уши, и мозги, слава богу, есть. Думаю, Суворов тоже разобраться хотел, а оно вот как вышло… Вы бы поостереглись в лес ходить. Помнится, вам уже однажды досталось на орехи. — Ну, так то когда было?! — сказал Матвей беспечно. — Мы уже большие мальчики. — Суворов тоже был большой мальчик. — Ильич глубоко затянулся. — Ладно, — он похлопал Матвея по плечу, — еще увидимся! А пока, извини, мне работать нужно. Мымра эта заграничная еще похлеще Шаповалова будет, даром что девка. — Это ты про Алекс? — Про нее. Все под контролем держит, все видит. Ну, бывай! — Он махнул рукой, врубил газонокосилку. Матвей постоял секунду в раздумьях, заглянул сначала в окно Гальяновой комнаты, потом — Дэновой. Ни одного, ни второго на месте не оказалось. Ранние пташки. Он неспешно брел к главному корпусу, когда увидел входящего в ворота Дэна. Если судить по темным пятнам от пота на футболке, тот возвращался с утренней пробежки. А если судить по мокрым волосам, то после пробежки Дэн купался в реке. Или в затоне, что вероятнее. — Решил тряхнуть стариной? — Матвей пожал протянутую руку. — Теряю форму. — Краем футболки Дэн вытер влажный лоб. В этот самый момент Матвей и увидел на его груди до боли знакомый медальон. Он мог поклясться, что еще вчера медальона не было. — И где ты его взял? — Он не стал уточнять, о чем речь, Дэн и без слов все понял. — Вчера вечером мне дал его Туча. — А Туча где его взял? — В лесу, на том самом месте, где ты видел призрак мальчика. Как думаешь, это простое совпадение? — Дэн осторожно коснулся медальона, одернул футболку. — Я думаю, что таких совпадений не бывает. Мальчик хотел, чтобы мы нашли медальон. — Зачем? — Дэн смотрел на него очень внимательно. — Не знаю, но собираюсь выяснить в самое ближайшее время. — Я с тобой! — И снова друг понял его без слов. — Давай после завтрака.