Даже президентский кортеж подчинялся церемониальным тонкостям. Первым отъехал «Кадиллак» вице-президентов, с Джорджем Бушем и Джеком Даунингом на заднем сиденье. Следующий лимузин вез жен президентов, а в арьергарде катили их мужья. Причем, уходящий президент сидел справа, а вступающий в должность — слева. «Почему?» — «Так положено, сэр…» Толпы народа выстроились по обе стороны Пенсильвания-авеню. Черно-белые лица сливались в гомонящую пестроту, машущую звездно-полосатыми флажками и весело орущую. Ровно в полдень Джимми Картер присягнет, и теперь уже он займет правое сиденье в лимузине. А Ронни Рейган тихонько шмыгнет на восточную площадку за Капитолием, и умахнет на президентском вертолете к базе Эндрюс… Ритуал прежде всего. Вице-президент прислушался к себе, ощущая глухое волнение. Оно росло и требовало выхода, и тут никакая цигун помочь не могла. Близился звездный час Джека Грегори Даунинга. Кортеж доехал до Капитолия… На пышной Западной лестнице столпились конгрессмены и сенаторы, блещут объективы телекамер… Без пятнадцати двенадцать. Невесомый, ощущая, как сердце толкается в горле, Даунинг возложил вздрагивавшую ладонь на библию. — Я торжественно клянусь, что буду поддерживать и защищать Конституцию Соединенных Штатов против всех врагов, внешних и внутренних, — разнесся его голос, усиленный динамиками, и вице-президент неожиданно обрел спокойствие. —…Что я буду хранить к ней истинную верность и лояльность; что я принимаю это обязательство свободно, без какой-либо внутренней оговорки или цели от него уклониться; и что я хорошо и добросовестно буду исполнять обязанности той должности, в которую ныне вступаю. Да поможет мне бог. Глава 2 Суббота, 28 января. Утро Москва, Воробьевское шоссе Огромный киногородок никак не сочетался со скромным понятием «студия». Мосфильмовская «фабрика грёз» и выглядела, как промышленный комбинат — блоки павильонов высились, будто цеха. Только что трубы не уходили к пасмурному небу, не коптили нависшую облачность. Рита вошла через парадный въезд, фланкированный колоннами в духе сталинского ампира, и дисциплинированно сунула пропуск суровому вахтеру. Тот благожелательно кивнул пока еще не зажегшейся «звезде». Много их тут хаживало… Иные уж потухли, выгорев до мелкого донышка, а он всё сидит в стеклянной конуре. ВОХР — форева! Актриса, осторожно ступая по наезженному снегу — сапоги предательски скользили — зашагала к монументальному главному корпусу. Капище искусств… На пробах ее помучили изрядно. Пожилой фотограф с забавным хвостиком седых волос, в растянутом свитере и мешковатых джинсах, резко командовал: «Прямо! Голову чуть левее! В профиль! В полоборота!» — и щелкал, щелкал, щелкал… Стоя, пригнувшись, на коленях и даже лежа. Зато снимки вышли такие, что Рита заробела — неужели это она? Откуда в ней эта, капельку жеманная надменность и обжигающий взгляд недотроги? Деланное безразличие и неласковая усмешка стервы? Хиппующий камерамен вытащил на свет целую галерею образов, теснившихся в ней одной! За неделю Рита даже подружилась с Максимычем, а тот всё опекал новенькую, остерегая от богемных причуд или увлеченно рассуждая о «правиле третей». Гайдай ее и вовсе загонял. Худой и длинный очкарик, прятавший под линзами очков добрые глаза, он и сам был похож на своих героев. Особенно на Шурика. Но до чего ж придирчив! «Пройдитесь, Рита… Старайтесь не покачивать бедрами, у вас и без того танцующая походка… Гимнастикой занимались? Отлично… Свет! Камера! Снимаем! Рита, обратно… Остановились! Обернулись… Улыбнулись! Снято!» А потом произошло событие, в реальности которого она сомневается до сих пор. Ее утвердили на роль. На главную женскую роль! «Расхитительница гробниц» — название дежурное. Это не совсем комедия, не совсем мелодрама… — Леонид Иович вышагивал перед нею, хлопая себя тростью по ноге, и отчаянно жестикулировал свободной костистой рукою, помогая выразить суть. — Будут гэги, будут трюки, погони, смешные ситуации, но и приключения тоже будут! Предательство, подвиги и подставы — всё, как полагается. И любовь! Большая, настоящая, страстная! Не пугайтесь, Риточка, — журчал он, — откровенных сцен выйдет совсем мало… Чуть-чуть! Вы слишком красивы, чтобы рассмешить, да это и не нужно. Ваша героиня — советский археолог Лида Арькова… Археологиня! Начальница экспедиции! Она раскапывает индейские пирамиды в джунглях Южной Америки, и для нее не существует ничего, кроме науки. В Лиду безнадежно влюблен ее зам, Владлен Тимошкин — его сыграет Олег Видов… А потом выйдет любовный… даже не треугольник, а квадрат! Русской красавицы станут домогаться сразу двое местных — Мигель Альварадо, спесивый латифундист-повеса… на эту роль мы утвердили Боярского… и командир отряда тамошних партизан, что ведут нескончаемую герилью — Санчо с позывным «Идальго». Его сыграет Дима Харатьян… Короче, Альварадо заманит Лиду в дебри сельвы, уведя к древним развалинам, и тут уж коварные планы Мигеля разобьются о непредсказуемые реакции простодушного, наивного Тимошкина… Да, а ваша подруга, Инна Видова, сыграет взбалмошную американку Джейн, сохнущую по Альварадо. Ей он и достанется, в самом конце! А пока… Читка!' Мужчины сдвинули столы, все расселись, и режиссер торжественно раздал сценарии… …Рита глубоко вдохнула холодный воздух, пахнущий снегом, и заспешила. Сегодня первый съемочный день! Вот будет весело, если ее погонят со студии за полную профнепригодность… То страшась неизведанного, то радуясь ему, девушка шагнула за порог киностудии, и оказалась как будто на вокзале. Шум, гам, суета закружили ее в ярком, малость бестолковом круговороте. — Доброе утро! — весело оскалился Харатьян, неузнаваемый в гриме. — Обычай соблюдаете? — Нет, — улыбнулась Рита, — не люблю пиво. На «Мосфильме» день начинался с посещения «железного дьявола» — пивнушки, где автомат за двадцать копеек наливал примерно пинту «Жигулевского», «Бархатного» или даже «Московского». Кивнув Мише Боярскому, хищно слизывавшему пену с усов, Рита процокала к павильону номер восемь. * * * Полдня снимали эпизод «Предложение» в декорации «Автобус», что во втором павильоне. По сценарию, Джейн устает вешаться на Альварадо. Фыркнув в финале, она со злостью хлопает дверцей его роскошной машины, и запрыгивает в маршрутку. Мигель догоняет сеньориту — и делает ей предложение. Со всем латиноамериканским пылом, прямо в грязноватом салоне, где толстые индианки, наряженные в цветастые «цыганские» платья, везут клетки с квохчущими курами. Больше всех суетился режиссер, выстраивая мизансцены. После пятого дубля все дружно перешли в павильон номер три. — Приготовиться! — протяжно закричал Гайдай. — Мотор! Нескончаемые переговоры осветителей смолкли, а звукорежиссер откликнулся негромким: — Есть мотор. Тряхнув челкой, энергичная помреж выставила нумератор, и деловито зачастила: — Сцена двенадцать, кадр один, дубль один! Рита поежилась — двенадцатая сцена называлась «Первый поцелуй»… — Камера! — крикнул режиссер. — Есть! — кивнул оператор, и «хлопушка» громко, отчетливо щелкнула. — Начали! — Лида… — смущенно забормотал Видов. — Извини, но… Я влюбился… в тебя. Олег неплохо играл робкого «молчела», отчаявшегося на решительный поступок. Касание его твердых губ, готовых раскрыться, неожиданно отозвалось сладкой дрожью — из глубин женской натуры поднималось темное, безрассудочное волнение. Рита сама растерялась от подобного отклика тела, испугалась даже. Она-то всегда считала себя холодноватой, только Мише удавалось разбудить в ней жаркое естество. — Стоп! — вскочил Гайдай. — Назад! Рита, страстные поцелуи снимем на Кубе, а пока у нас самый первый! Ты изумлена поведением зама, ты негодуешь! — Да, Леонид Иович, — пролепетала актриса, задыхаясь, — я поняла. — Представь, что я — нашкодивший кот, — шепнул Видов, ласково улыбаясь. — А ты веником меня, веником! — Ладно! — Ритины губы дрогнули в вымученной улыбке. — Еще раз! — скомандовал Гайдай. — Съемка пошла! — Тишина в павильоне! — строго прикрикнула звукорежиссер. — Свет! Мотор! Камера! — Сцена двенадцать, кадр один, дубль два! Рита очень старалась. Ее лицо пылало от негодования, рука замахивалась, чтобы влепить пощечину нахалу, но… слабо, плавно опускалась — строго по сценарию. Довольный режиссер крикнул: «Стоп! Снято!» на двадцатом дубле… Среда, 15 февраля. День