Изабелла кивнула. Однако в каком свете это ее выставляет? Мак-Иннес вздохнул: — Мне не следовало соглашаться, чтобы их выставляли на торги. Я не продавал картины… Мак-Иннеса с тех пор, как он умер. — Он умер? Он отвернулся. — Да. Умер. Человек, который был Мак-Иннесом, умер. Изабелла хотела что-то сказать, но Мак-Иннес продолжал: — Вам это может показаться странным, но у меня было именно такое чувство. Все казалось безнадежным, испорченным. Я решил начать с чистого листа. — Он сделал паузу и посмотрел на Изабеллу, как будто ждал, что она опровергнет его слова. — И знаете, я был абсолютно счастлив. Живу здесь под именем Фрэнка Андерсона. Немного пишу. Мне даже удавалось немного заработать на жизнь тем, что я пас овец и водил трактор, помогая двум местным фермерам. Изабелла ждала, что он что-нибудь добавит, но он замолчал. — Я могу это понять, — сказала она. — Понять, почему людям иногда хочется начать все сначала. — Понять, но не принять? — Это зависит от обстоятельств, — ответила Изабелла. — Вы не одобряете то, что я сделал? Ввел всех в заблуждение, заставив поверить, что я утонул? Изабелла покачала головой: — На самом деле нет. — Не было никаких махинаций со страховкой, ничего такого, — сказал Мак-Иннес. — Я не сделал ничего дурного. — Вас, по-видимому, оплакивали, — заметила Изабелла. — Кто-то, должно быть, страдая. — Нет, — решительно возразил Мак-Иннес. — У меня нет близких родственников. Мои родители умерли. Я был единственным ребенком. — Но у вас была жена, — мягко сказала Изабелла. — Была. Она… она ушла к другому. В любом случае, она сделала мне больнее, чем я ей. С минуту они помолчали. Интересно, знает ли Мак-Иннес, что его жену бросил любовник. А если знает, меняет ли это что-нибудь? Она посмотрела на него. Он стоял у окна, и полуденный свет очерчивал его непокорные волосы. Что-то в нем безошибочно выдавало художника; как бы он ни старался изменить свою личность, это оставалось: эти волосы и эти глаза. Глаза художника, в которых заключена такая сила. Она слышала, что один из друзей Пикассо просил его не читать книги, чтобы глаза не прожгли дырку в бумаге. Изабелла немного помолчала. Потом произнесла очень спокойно: — И сын. — Сын. — Это был не вопрос, а утверждение. — Да, — продолжила Изабелла. — Магнус. — Этого ребенка она родила от него, — заявил Мак-Иннес. — Это не мой сын. Изабеллу его ответ удивил. — Вы о нем знали? Мак-Иннес ответил, и голос его был полон презрения: — Она приезжала меня повидать. Когда ее мальчик был совсем маленький. Я сказал ей, что не хочу менять свое решение. Изабелле потребовалось несколько минут, чтобы это переварить. Значит, Эйлса знала, что ее муж жив. По крайней мере, два человека знали тайну Мак-Иннеса: его жена и миссис Бьюи. А теперь и Изабелла. По-видимому, Мак-Иннесу не терпелось сменить тему. — Это Флора Бьюи уговорила меня продать те две картины. Я не хотел, но она меня убедила. Видите ли, мне предстоят расходы на лечение… — Я про это знаю, — перебила его Изабелла. — Но думаю, обо всем позаботятся. Он вопросительно взглянул на нее. — Видите ли, — объяснила Изабелла. — Уолтер Бьюи купил одну из этих картин, а коллекционер купил вторую. Уолтер Бьюи знает, что картина написана вами… в ваш посмертный период. — Она не смогла удержаться от шутки, и ей было приятно, что Мак-Иннес улыбнулся. — И он знает, что вы живы. Так что деньги от этой сделки ничем не запятнаны. Никто не обманут. То же самое относится и к коллекционеру, который купил вторую картину. Галерея собирается с ним связаться и сказать, что возникло сомнение в подлинности картины. Но вы, по крайней мере, получите деньги за ту, что продана на аукционе. — Ваши деньги? — спросил Мак-Иннес. — В некотором смысле, — ответила Изабелла. — То, что я собираюсь купить эту картину у Уолтера, косвенным образом означает, что вы получите деньги от меня. Но я получаю работу Мак-Иннеса, которую, как мне известно, написали вы. Так что я тоже довольна. Мак-Иннес кивнул. — Но есть еще один маленький вопрос, — сказала Изабелла. — Вообще-то это очень большой вопрос. Этот маленький мальчик. Магнус. Вы знаете, это ваш сын. — Нет, не мой. — Он называет вас папой, — возразила Изабелла. — Так он вас зовет. И я думаю, что он вами гордится. Мак-Иннес замер. Потом вдруг прикрыл рукой глаза. Изабелла услышала рыдания и встала. Она обняла его за плечи. На нем был свитер из грубой шерсти. — Вам нужно его увидеть, — сказала она. — Он ваш сын. Он очень на вас похож. Он отнял руку от глаз и покачал головой: — Нет. Он не мой. — А я думаю, ваш. Потому что он на вас похож. В самом деле похож. Она наблюдала, как подействовали ее слова на Мак-Иннеса. Было нелегко, но теперь она знала, зачем сюда приехала и почему ей нужно сказать все. — Вам нужно сделать две вещи, Эндрю, — прошептала она. — Две вещи. Во-первых, вы должны простить вашу жену. Спустя восемь лет вы должны это сделать. Вам нужно ей сказать, что вы прощаете все, что она вам сделала. Это ваш долг, потому что у всех нас есть долг. Он принимает разные формы, но это всегда один и тот же долг. Мы должны прощать. А во-вторых, вы должны пойти и увидеть вашего сына. Это долг любви, Эндрю. Это так просто. Долг любви. Вы понимаете, о чем я говорю? Ей пришлось подождать несколько минут, прежде чем он ответил. Все это время она стояла рядом, и ее рука лежала у него на плече. За окном облако двигалось по небу за вершины холмов. Низкое слоистое облако. Она взглянула на Мак-Иннеса, и он едва заметно кивнул в знак согласия. Это было во вторник. В среду не происходило ничего значительного. Правда, Грейс нашла на улице банкноту в десять фунтов, что повлекло за собой длительную дискуссию, которая так ничем и не кончилась. Они спорили о том, начиная с какой суммы найденные деньги следует передавать в полицию. Изабелла считала, что это тридцать фунтов, тогда как Грейс полагала, что возвращать нужно уже одиннадцать. В четверг Изабелла получила письмо, которое заставило ее задуматься — а также действовать, — а еще ей позвонил Гай Пеплоу. А в пятницу, которая всегда была ее любимым днем недели, Джейми купил еще два куска палтуса, на этот раз немного крупнее, которые они съели за ужином при оплывающих свечах. Письмо, прибывшее в четверг, начиналось вполне невинно, но дальше содержало в себе бомбу. Оно пришло от человека, которому Изабелла предложила войти в новую редколлегию журнала. Это был старый друг времен Кембриджа, и сейчас он занимал пост декана философского факультета в университете в Торонто. Она поведала ему историю о махинациях Дава: Изабелла знала, что он невысокого мнения о Даве и даже как-то раз назвал его шарлатаном. «Я видел Дава месяцев пять тому назад, — писал он в ответном письме. — Мы встретились на конференции в Стокгольме. Шведы, как всегда, были радушными хозяевами, и город был так красив в своем зимнем уборе. Весь белый, гавань еще замерзшая, все сверкает. Мне не повезло: за одним из обедов я сидел рядом с Давом, и он весь вечер рассказывал о себе. У него выходит большая книга, сказал он. Огромная книга, по его словам. А потом сказал, что собирается разводиться. Рассказал во всех деталях о бесчинствах своей жены. Но кто же может ее обвинить, Изабелла? Быть замужем за Давом — это значит отбывать весьма суровое наказание». Отложив письмо в сторону, Изабелла постояла несколько минут у окна кабинета, не зная, что делать. Конечно, существовал единственный верный путь, и она последовала по нему, хотя у нее и возникло искушение ничего не предпринимать. — Кэт, — сказала она. — Я была введена в заблуждение. И должна перед тобой извиниться. — Введена в заблуждение относительно чего? — спросила Кэт. — Относительно Кристофера Дава, — поспешно ответила Изабелла. — Он не женат. Он разведен. Я поспешила с выводами. На том конце линии воцарилось молчание. Но ненадолго. Затем Кэт сказала: — Это неважно. Вообще-то я встречаюсь с другим. Теперь уже пришел черед замолчать Изабелле. — Его зовут Имонн, — продолжала Кэт. — Он ирландец. И он красивый. И добрый. Он тебе понравится. — Я в этом не сомневаюсь, — сказала Изабелла. Но она сомневалась: — А чем занимается Имонн? Снова возникла пауза, на этот раз весьма длительная. — Вообще-то в данный момент он вышибала в клубе, — наконец-то заговорила Кэт, — но собирается с этим покончить и пойти в подмастерья к каменщику. Один строитель, Клиффорд Райд, берет его к себе. Клиффорд занимается сейчас строительством возле моего магазина. Он самый востребованный строитель в городе. Возможно, ты видела там леса. Вот так я и познакомилась с Иммоном. Он зашел за кофе для Клиффорда. Изабелла не знала, что и сказать, но Кэт нужно было нарезать какой-то сыр, и она закончила разговор. Изабелла с облегчением вздохнула по поводу романа с Давом. Она выполнила свой долг и призналась, но это было уже неважно. И если будет повод беспокоиться насчет Иммона, для этого вполне хватит времени в будущем. Бывший вышибала — ныне каменщик — это, возможно, прогресс по сравнению с некоторыми мужчинами из прошлого Кэт. В обеих профессиях требовалось обладать, по крайней мере, терпением и выносливостью. Ирландия дала миру так много. Быть может, Кэт наконец-то образумится. Телефонный разговор с Гаем Пеплоу начался бодро, но затем произошла, по крайней мере, одна заминка. — Покупатель этой картины проявил понимание, — сказал он. — Я сказал ему, что у меня есть основания полагать, что это не совсем то, что я думал. Он ответил, что картина ему все равно нравится и он оставляет ее у себя. Разумеется, я изменил цену: хорошая картина в стиле другого художника остается хорошей, но не должна стоить столько же. Он остался доволен. Даже очень доволен. — А та, что передала картину? — осведомилась Изабелла. — Она довольна тем, что получила меньшую сумму? — Она испытала большое облегчение, — ответил Гай. — Она сказала… — Он остановился. — А откуда ты знаешь, что это женщина?