– Я все понимаю, Фрэнк, – оборвала его я. – Закрой глаза. И рот. Спи. Я выползла из комнаты, оставив дверь открытой и не выключив свет в коридоре, добрела до дивана в гостиной и отключилась. Я не поняла, сколько прошло времени, а когда открыла глаза, надо мной стоял Фрэнк. – Что случилось? – Мне не спится. – И что теперь? – Давай посмотрим кино. – Слишком поздно для кино. Или рано. Который час? – Четыре утра. – Ты всегда так? – Как? Я долго подбирала слова, чтобы не ранить его детскую психику. – Ну, ведешь ночной образ жизни? – Те, кто ведет ночной образ жизни, спят днем, а я – нет. Мама говорит, что отсутствие кнопки выключения у меня в мозгу свидетельствует о необычайно высоком интеллекте. – Гм… да уж. – Я потерла глаза и зевнула. – Ты устала, – сказал он. – Можешь спать дальше. Я буду сидеть и смотреть на тебя. А можно, я возьму твой телефон и сниму, как ты спишь? Так сделал Энди Уорхолл. Его первый фильм назывался «Спи». Это… – Самый сонный фильм на свете, – перебила я. – Нет, спасибо. Я приехала в Калифорнию не для того, чтобы сниматься в кино. Давай лучше еще раз посмотрим «Касабланку». Лицо Фрэнка осветилось такой радостью, что я мгновенно растаяла. Бедный ребенок, он ни разу в жизни не оставался ночью без мамы. Теперь она далеко, потому что в результате слишком бурного проявления его любви оказалась в больнице, и ей пришлось наложить двадцать девять швов. Немудрено, что мальчику не спится. Вот только почему ему не спалось в другие ночи, когда она была рядом? Фрэнк вставил диск, и мы сели плечом к плечу, завернувшись каждый в свой плед. Фрэнк уснул на самом сентиментальном эпизоде: Рик с Ильзой вспоминают добрые старые дни в Париже, когда они думали, что муж Ильзы погиб. Я досмотрела до конца. Часть третья По образцу Аполлона Август 2009 9 Бесконечно долгий июль наконец закончился, и Фрэнк вновь начал посещать своего психиатра – раз в две недели. Я подпирала стену, не в состоянии решить, требует ли роль шофера присутствия в учреждении или лучше подождать в машине. Мими с Фрэнком заняли оба стула в приемной. Почему здесь только два стула? А если родители приведут ребенка вдвоем? Выглянувшая забрать Фрэнка доктор скользнула по мне вопросительным взглядом, однако Мими не сделала попытки нас познакомить, и я тоже промолчала. Фрэнк облачился в клетчатый костюм-тройку, повязал бабочку и не забыл вставить в нагрудный карман платок. Образ дополняли золотые запонки в виде узелков и цепочка для часов. Ни дать ни взять знаменитый адвокат Кларенс Дэрроу! Мими надела тюрбан, который могла позаимствовать как у Фрэнка, так и у Глории Суонсон, и гигантские черные очки – из тех, что любят носить юные или совсем уж старые жительницы Голливуда, которые весят меньше сотни фунтов и в качестве утяжелителей таскают в сумочке противно тявкающих собачек. – Что с вами? – спросила у Мими доктор Абрамс, поскольку даже очки вполлица не могли скрыть синяки, расцветающие у нее на скулах. – Подтяжка век, – нашлась Мими. – Понятно. Заходи, Фрэнк. Красивый костюм. – Спасибо. Мне купил его мамин компьютер. – У маминого компьютера прекрасный вкус. Ты, наверное, уже соскучился по школе? – А вы обратили внимание на мои запонки? Это подарок друга – Ксандера. Они символизируют гордиев узел, который… Дверь закрылась. – Надо же такое сморозить, «соскучился по школе», – пробормотала Мими. – Для Фрэнка общение с другими детьми – адская мука. То ли она умела читать мысли, то ли я, общаясь с Фрэнком, разучилась скрывать свои чувства: Мими бросила на меня беглый взгляд и сказала: – Я не стала говорить доктору Абрамс о несчастном случае, потому что это не ее дело. Она не мой психиатр. Садись, почитай журнал. В твоем возрасте я любила этот. Она протянула мне «Основные факты для детей», а сама взяла журнал о путешествиях и начала так яростно листать страницы, точно вознамерилась во что бы то ни стало найти скидочный купон, который, черт возьми, точно там видела, когда читала его полгода назад. – Я в психиатрах не нуждаюсь, – добавила она. Я, как хорошая прислуга, держала рот на замке, увлеченно решая детскую головоломку «найди десять отличий». – Поэтому Ксандер и называет меня «Опасной игрой», – объяснял Фрэнк доктору Абрамс сорок пять минут спустя, выходя вместе с ней из кабинета. – Потому что ты знаешь все ответы. – Да. А еще – потому, что со мной опасно иметь дело. Французы называют это double entendre – слово или словосочетание, которое имеет двоякое толкование. Если бы речь шла только о широте моих познаний, Ксандер называл бы меня просто «Самым умным». – О чем ты беседовал с доктором Абрамс? – спросила Мими у Фрэнка, когда мы спускались в лифте. – О Бастере Китоне, – ответил он. – И о Ксандере. Чтобы не сойти с ума в четырех стенах и не путаться под ногами у Мими, мы с Фрэнком весь август осматривали достопримечательности Лос-Анджелеса, которые он уже посещал в добрые старые дни с матерью. Я с радостью соглашалась на любые приключения, выторговав одно-единственное условие: я могу держать его за руку, не спрашивая разрешения. – Зачем тебе это нужно? – поинтересовался он. – Я боюсь, – ляпнула я первое, что пришло в голову. – Кого, фанатиков за воротами? Отправляясь в путешествие, мы время от времени замечали преданных поклонников Мими, спрятавшихся в засаде. Обычно студенческого возраста, хотя попадались среди них и люди обоего пола постарше, возраста моей матери. Они держали в руках фотоаппараты или томики «Питчера» и вытягивали шеи, чтобы получше рассмотреть наши лица, когда мы проезжали мимо. Самое страшное – они почти всегда молчали. А если и говорили, то что-то вроде «это не она», и я испытывала огромное облегчение, что они охотятся не за мной. – Ага, фанатиков, – сказала я Фрэнку. Я не отдавала себе отчета, как сильно бедный мальчик боится этих людей, пока однажды не обронила листочек с кодом, высунувшись в окно перед воротами. Увидев это, Фрэнк завыл, как койот. Прошло добрых несколько минут, прежде чем он немного успокоился и объяснил мне, что теперь фанатики найдут код и доберутся до нас. Поняв наконец, что его расстроило, я вышла из машины, подобрала бумажку и всю оставшуюся дорогу до дома учила цифры наизусть. Дома я потребовала, чтобы он меня проверил, и после того как произнесла правильную последовательность три раза подряд – двадцать один, двадцать два, три нуля, – съела записку у него на глазах. Я надеялась рассмешить мальчика, а он лишь с серьезным видом поблагодарил меня. Ну так вот, когда Фрэнк перечислил культурные достопримечательности Лос-Анджелеса, у меня мурашки поползли по коже. Он начал с Музея искусств округа Лос-Анджелес и битумных озер в Ранчо Ла-Брея, от которых перешел к музеям Современного искусства и Нортона Саймона, а затем – к Музею западного наследия и Джина Отри, за которым последовали филиалы музея Гетти в Бель-Эйр и Малибу, дом Адамсона, дом Гэмбла, Музей голливудского наследия Джесси Ласки, Аллея славы, Автомобильный музей Петерсона. И это еще не все. Театры Амансона и Геффена, Павильон Дороти Чендлер, Концертный зал Диснея, Голливудская чаша, Брэдбери-билдинг, Греческий театр, Обсерватория Гриффита, Калифорнийский центр науки и Музей естественной истории Лос-Анджелеса. Кто бы мог подумать, что все это может поместиться на сравнительно небольшой территории между пляжами и надписью «Голливуд»? Когда я осмелилась предположить, что мы устанем, имея в виду в первую очередь себя, Фрэнк воскликнул: – Вздор! В тот день мы собрались в Музей искусств, и Фрэнк нарядился в форму знаменитого полка «Лихие наездники», созданного по инициативе Тедди Рузвельта: кавалерийский мундир, пенсне, рейтузы и сапоги. Пенсне все время сваливалось с его переносицы и падало на землю. В конце концов Фрэнк на него наступил. Я затаила дыхание, боясь, что мальчик устроит истерику. Вместо этого он поднял оправу, вытряс из нее разбитые стеклышки и вновь водрузил очки на переносицу. – Так даже лучше, – возвестил он. – Отпечатков не останется. Пошли! Я выполнила команду, предварительно собрав осколки бумажной салфеткой, которая лежала у меня в кармане «на всякий случай». С тех пор как я лучше узнала Фрэнка, у меня появилась привычка носить в карманах самые разные предметы – на всякий пожарный. Осталось только выписать еженедельник «Как избежать несчастного случая». Я ожидала, что Фрэнк будет неспешно расхаживать по музею, поедая взглядом каждый росчерк и завиток. Вместо этого он носился по залам как угорелый и успевал изучить всю экспозицию, пока я рассматривала одну стену с полотнами. Самое ужасное – он все видел и запоминал. Я знаю это совершенно точно, потому что проверяла. Просто невероятно! – Что ты носишься? – спросила я у него, когда мы только начали осмотр. Я боялась, что Фрэнк потеряется, и хотела постоянно держать его за руку, но не могла за ним угнаться. – Если я остановлюсь, то подойду слишком близко, и тогда мне захочется что-нибудь потрогать. Поэтому меня берут на школьные экскурсии только с мамой. А иногда даже с мамой не хотят. Музейные охранники терпеть не могут, когда посетители трогают экспонаты. – Ясное дело, – сказала я. Мими предупреждала меня, что падкий на блестящие безделушки Фрэнк может, как сорока, схватить понравившуюся вещь и утащить в свое гнездо. Однажды утром я не смогла найти свою щетку для волос и вышла готовить завтрак растрепанная, как огородное пугало.