– Он умер? Я сняла обертку. – Нет. А может, и да. Не знаю. Просто ушел. – Может, он в Иностранном легионе вместе с моим. – Или просто вышел однажды за пачкой шоколадных сигарет и не вернулся, – сказала я. У меня не было настроения говорить об отце. – А что, так бывает? – Всякое бывает. Давай уже ты нырнешь в ванну, а потом быстро в пижаму и спать. Я съела шоколадную сигарету и вошла вслед за Фрэнком в ванную. Он стоял, зачарованно глядя на струю воды, льющуюся из крана. – Раздевайся, – потребовала я. – Надо замочить твою одежду на ночь, чтобы отстирать пятна. Он отвернулся от воды и уставился на мой локоть. – Чего ты ждешь? – спросила я. – Некоторого уединения. – Я не буду смотреть, – сказала я. – Скорее, давай сюда одежду. – Пожалуйста, – взмолился он. – Очень тебя прошу. – Ладно, – вздохнула я. – Вымой голову и не забудь почистить ногти. Если что-то понадобится, зови. Я прилегла на пол под дверью. Ничего с ним не случится. Пока слышно плеск, он жив. Фрэнка не услышал бы только глухой. Из ванной доносились такие звуки, точно он дрался там с аллигатором. И тогда я совершила роковую ошибку. Лежа на мягком покрытии, я не заметила, как уснула. Проснулась я от тишины. Сначала подумала, что Фрэнк сбежал. Переступил через меня, прокрался в гостиную, выбрался на улицу через разбитую дверь, залез на стену и теперь лежит у подножия холма, истекая кровью. Кровь – хороший признак. Парамедики говорили, что если у человека идет кровь, он еще жив. Тем не менее Фрэнк относился к тому типу детей, которые оставляют за собой следы – отпечатки мокрых ног, шоколадные пятерни, царапины на стенах, разбитые вазы. Никаких следов я не заметила. Господи! Нет, только не это! Я распахнула дверь и чуть не потеряла сознание. Фрэнк не сбежал. Он лежал в ванне с водой, полностью одетый, с очками на лбу и игрушечной субмариной, прижатой к груди. Глаза закрыты, бледный как смерть, вокруг головы струится нимб из волос. Вынесенная на берег жертва кораблекрушения, превратившаяся в ангела. Единственный недостаток ангелов заключается в том, что они мертвы. Как я скажу Мими, лежащей на больничной койке, что позволила ее сыну утонуть в ванне? Я бухнулась на колени. – Господи, нет! Фрэнк! Глаза мальчика приоткрылись. – Что, уже утро? – сонным голосом спросил он. У меня от облегчения закружилась голова. – Как ты меня напугал, Фрэнк! Я думала, ты умер! Что ты делал в ванне одетый? – Спал. Я хотел замочить сразу себя и одежду, чтобы тебе меньше работать. – Ты с ума сошел? – вырвалось у меня. – Нет. Ты же видишь, я снял туфли. Он надел очки и нырнул. Очки наполнились водой. – Они пропускают воду, – сказала я. Фрэнк вынырнул и поднял очки на лоб. – Я знаю. Просто подтвердил предварительное исследование. – Послушай, Фрэнк. Я не хотела называть тебя сумасшедшим, извини. – Ты не назвала, а спросила. Это было не утверждение, а вопрос. Правда, ты далеко не первая. – Ладно, вылезай, – сказала я. – Я подержу большое полотенце, чтобы тебя не смущать. Сними мокрую одежду и оставь в ванне. Кстати, хорошая мысль. Я бы поступила так же, только, наверное, все-таки сначала разделась бы. А потом мы тебя вытрем и наденем пижаму. – Не сменить ли нам эту мокрую одежду на сухой мартини? – подхватил он. – Роберт Бенчли. Я засмеялась. Я так обрадовалась, что он жив, что засмеялась бы чему угодно. – Я всю жизнь ждал повода это сказать, – заметил Фрэнк. – Роберт Бенчли был знаменитым острословом, принадлежавшим к кружку писателей Эры джаза под названием Алгонкинский круглый стол. А известно ли тебе, что его внук Питер Бенчли написал «Челюсти»? И книгу, и сценарий. Фрэнк встал, обрушив в ванну Ниагарский водопад. Ворчание и возня за полотенцем указывали на то, что снять с себя мокрую одежду – не менее сложная задача, чем спуститься в бочке по вышеупомянутому водопаду. – Тебе помочь? – спросила я. – Нет, благодарю. Я почти закончил. А ты знала, что Архимед нашел способ измерить объем предметов неправильной формы, сидя в ванне? Уровень воды поднялся на величину, равную объему его тела. Он так обрадовался своему открытию, что крикнул: «Эврика!», что означает «Нашел!», и выбежал на улицу голый. Я ни разу в жизни не приходил в такой восторг, чтобы совершить столь экзальтированный поступок. – Я тоже, – призналась я. Фрэнк взял у меня полотенце и завернулся в него, как в бурку. – Теперь пижама, – сказал он. – Элис, а ты не могла бы тоже надеть пижаму? Я всегда мечтал устроить пижамную вечеринку, только у меня не было друзей, которых можно на нее пригласить. Я не хотела оставлять Фрэнка одного даже на минуту, но отклонить приглашение не могла. Я помчалась в свою комнату, надела пижаму и вбежала в кухню. Рояль наигрывал легкую танцевальную музыку, Фрэнк восседал за стойкой для завтраков, а перед ним стояли две полные мартинки. Он протянул одну мне. – Спасибо, – сказала я, обхватив бокал ладонью, и понюхала содержимое. Слава богу, газировка. – На прошлый день рождения я попросил у мамы бокалы для мартини, – сказал Фрэнк. – Она купила пластмассовые. – Твоя мама чрезвычайно предусмотрительна. – Бокал следует держать за ножку, вот так, – продемонстрировал Фрэнк. – Чтобы тепло от руки не испортило освежающий вкус твоего коктейля. – Какое тепло от руки, здесь холодно, как на Северном полюсе. – Потому что у нас нет двери. Я посмотрела на дыру, где раньше было стекло. – Надо ее чем-то закрыть. Можно одеялами или куском целлофана, если есть. – Пакеты из химчистки, – придумал Фрэнк. – У меня в гардеробной их много. В этом я не сомневалась. – Точно, мы их склеим. Тащи мешки, а я найду скотч. Обыскав кухонные ящики – ничегошеньки! – я наконец обнаружила скотч в прачечной. Когда я вернулась на кухню, Фрэнк предавался своему любимому занятию: лежал на полу, завернувшись в пакеты. Как я уже говорила, он любил заворачиваться в одеяла и пледы. – Прекрати, – сказала я, схватившись за целлофан и раскручивая сверток. – Что ты вытворяешь? – Играю. – Так играть нельзя, Фрэнк, – сказала я. – Это не игрушка. Смотри, здесь так и написано. Ты можешь задохнуться. К тому же ты их порвал, и они теперь не годятся для двери. – У меня есть еще. – Не в этом дело, – сказала я. – Глупо, если такой умный мальчик, как ты, умрет такой дурацкой смертью. Пойдем со мной. Мы вместе прошли к гардеробу за новыми пакетами. – Так. Не вздумай трогать мешки, – сказала я. – Ты меня слышал? – А что мне делать? – Ты несешь скотч. Я иду за рулеткой. Встречаемся в гостиной. Когда я вернулась, Фрэнк смирно сидел на полу. Я измерила дыру и разложила мешки по полу, чтобы склеить их в одно большое полотнище.