Манипуляции с фонариком позволили мальчику рассмотреть ее лицо. – Вы похожи на фею Динь-Динь, – сказал Фрэнк, выключив фонарик. Она действительно напоминала фею Динь-Динь: голубые глаза, курносый нос, розовая помада и пышные светлые волосы, небрежно скрученные в высокий пучок. – Спасибо, – сказала медсестра. – Значит, я буду жить вечно и никогда не состарюсь? Меня ни капельки не удивил этот вопрос. Ее гладкий, без единой морщинки, лоб выглядел подозрительно моложе, чем руки. – Могу только сказать, что повреждений мозга у вас нет, – ответил Фрэнк. – Ладно, раз мне не суждено жить вечно, я лучше вернусь к работе. Она проверила напор жидкости, вливающейся в руку Мими, и отметила что-то в блокноте. – Мой отец был врачом, – сказала Мими. – Фрэнку понравилось бы изучать медицину, только ему сначала надо окончить младшую школу. – Уинстон Черчилль завалил экзамены за шестой класс, – начал Фрэнк. – Ноэл Кауард… – Фрэнк, – вмешалась я, – медсестра занята. – Не страшно, – сказала Динь-Динь. – Я на сегодня почти закончила. А теперь, Фрэнк, чтобы убедиться, что с твоей бабушкой все хорошо, мы отправим ее наверх и сделаем МРТ. Магнитно-резонансная томография позволяет получить изображение мозга изнутри, не проделывая дырку в черепе, и посмотреть, как там все выглядит. – С бабушкой? – удивился Фрэнк. – Она умерла в тысяча девятьсот семьдесят шестом году. В ее череп можно заглянуть через дырку в глазнице, только я сомневаюсь, что вы увидите там что-то интересное. Он запустил руки в волосы, точно хотел убедиться, что его собственный мозг по-прежнему на месте. – Не расстраивайся, Фрэнк, – сказала Мими и повернулась к Динь-Динь. – Он мой сын. – Ой. – Медсестра окинула нас недоуменным взглядом. – Извините, я думала… Не важно. К этому времени Фрэнк вырвал у себя клок волос. Я отобрала его и спрятала в карман, хотя все уже увидели. – Прекрати, – тихонько сказала я тоном, каким мама запрещала мне щелкать костяшками в церкви. – Пойду узнаю, когда освобождается кабинет МРТ, – сказала Динь-Динь, повесив листок с назначениями над кроватью Мими и лучезарно улыбнувшись напоследок. – Идите домой, – сказала нам Мими. – Я не хочу оставлять вас здесь в одиночестве, – ответила я. – Это не обсуждается. Уходите оба. – А ты не поедешь с нами домой? – спросил Фрэнк. – Врачи хотят сегодня за мной понаблюдать. А ты нужен Элис дома. Она боится оставаться одна. – Да, – подыграла я. – Ужасно боюсь темноты. – В темноте нет ничего страшного, – заявил Фрэнк. – Она на улице, а мы в доме. Пока я с тобой, ты в безопасности. – Значит, мне с тобой повезло? – сказала я. – Да. – Мне тоже, – сказала Мими. – Я люблю тебя, Фрэнк. Мальчик не ответил, только втянул голову в плечи. – Пойдем, Фрэнк. Ты слышал, что сказала мама? Он расправил плечи, отдал салют и сказал: – Есть, Элис! Только скажи мне, пожалуйста, у тебя есть дурацкая квитанция за парковку или мы обречены? – Хочешь, я прилечу? – спросил мистер Варгас. Я позвонила ему вечером следующего дня, когда Мими выписали из больницы. В Нью-Йорке уже наступила полночь. Я надеялась, что патрон еще не спит, однако по голосу поняла, что разбудила его. – Нет. Не волнуйтесь, уже все в порядке. Извините, что звоню так поздно, просто хотела сообщить, что все обошлось, если бы до вас дошли слухи. – Ее кто-нибудь узнал? – Думаю, нет. – Как она? – С кем ты разговариваешь? – спросила Мими, пока я пыталась сформулировать ответ. Я стояла у окна в гостиной, думая, что нахожусь в одиночестве. Начавшие загораться огни вечерней иллюминации расплывались, как в тумане, потому что я смотрела на них сквозь полиэтилен, которым заклеила разбитую дверь. Фрэнк каким-то чудом уснул еще до возвращения Мими. Что касается больной, то я с трудом уговорила ее вылезти из кардигана и джинсов с засохшими пятнами крови и облачиться в мой спортивный костюм. Будучи ответственной за стирку, я уже заметила, что у Мими нет нормальной домашней одежды. Спала она всегда в белых ночных сорочках с кружевами, и я боялась, что такая нежная вещь будет безнадежно испорчена, если кровь протечет через повязки. Как ни странно, она согласилась позаимствовать мой костюм, хотя отказалась от помощи с переодеванием. Правда, позволила уложить себя в постель и моментально уснула. Теперь она восстала, точно Феникс из пепла, и материализовалась у меня за спиной: в моей спортивке с утопающими в слишком длинных рукавах руками, забинтованная голова упрятана в серый капюшон, под глазами залегли черные круги, а на груди горит алая надпись «Небраска». Увидев эту картину, я чуть не грохнулась в обморок. – С мистером Варгасом, – сказала я. – Не хотела, чтобы он волновался, если вдруг услышит о несчастном случае. Медсестра сказала приготовить охлаждающий пузырь, чтобы снять отек. Раз вы встали, то я этим займусь. – Дай мне трубку. Я усадила Мими на диван и протянула телефон. Дрожащими руками подсунув ей под спину мягкую подушку и укрыв ноги от сквозняка, проникающего сквозь заклеенную дверь, я поспешила на кухню, чтобы наполнить льдом охлаждающий пузырь, найденный по моей просьбе Фрэнком – розовый, в клеточку, с закручивающимся металлическим колпачком. Он напомнил мне пузыри со льдом, которые использовали для лечения похмелья герои романтических комедий в эпоху Дорис Дэй. – Где ты его взял? – спросила я. – Попросил на день рождения, когда мне исполнилось шесть. – Зачем? – В тот год стояла невероятная жара. Я ходил в нем в школу, привязав к голове бордовым шарфом «Эрмес», который принадлежал в свое время моей бабушке. Принести шарф? – Думаю, обойдемся. Хотя за предложение спасибо. Доливая в пузырь немного воды из-под крана, чтобы тот лучше прилегал к лицу Мими, я смотрела в окно на переливающийся огнями Лос-Анджелес. На востоке небо расчертили пестрые фейерверки. По всей видимости, их запускали над голливудской чашей либо над стадионом «Доджерс». Я сначала подумала, что там идет концерт или футбол, и лишь увидев вспышки внизу, на пляже Санта-Моники, и к западу, над холмами Малибу, вспомнила, что сегодня Четвертое июля. Когда я вернулась в гостиную, Мими закончила разговор, и по ее лицу текли слезы. Я положила пакет и схватила коробку салфеток. – Где Фрэнк? – спросила она. – Спит. Что с вами? – Спит? Это невозможно. – Как видите, возможно. Я завернула его в плед, уложила на полу в малой гостиной, навалила на него гору диванных подушек и включила канал с корейским языком. Что случилось? У вас что-то болит? – Всё. – Приложите лед. Я посмотрю по времени, можно ли выпить еще одну таблетку болеутоляющего. – Я не об этом. Мими сняла капюшон и приложила лед к тому глазу, который опух меньше. – Это пузырь Фрэнка, – сказала она. – Подарок на день рождения. Сначала я купила обычный, голубого цвета, и Фрэнк страшно огорчился. Я целую вечность искала такой, как ему хотелось. Все не решалась купить розовый. Когда я сказала Фрэнку, что сомневаюсь, он заявил: «Розовый – это индийский синий». Она взяла салфетку и вытерла слезы. – Я постоянно думаю, что с ним будет, если со мной что-то случится. – С вами все хорошо. Так сказали врачи. И я здесь. – Я не вечная. И ты здесь тоже не навсегда. Она устало откинулась на спинку дивана. – Когда у меня были деньги, я не волновалась за Фрэнка. На богатого ребенка всегда найдутся желающие, даже если он со странностями. – Я не собираюсь вас бросать. Деньги вы заработаете. Фрэнк не со странностями. Он просто не такой как все. – Ты хотя бы не сказала «с особыми потребностями», – фыркнула она и, поморщившись, приложила пузырь к брови. – Айзек прав. Настоящая Поллианна.