– Разве мы уже не проходили это раньше? Лайла изо всех сил закусила губу. Слишком сильно. И оцепенение мгновенно исчезло. Ее глаза снова смогли различать бордовые и алые оттенки в темных камнях стены. Она ощущала запах озера, влажной сладковатой земли и металлический привкус крови на языке. Но все эти ощущения перебивала близость Северина. Он пах дымом и гвоздикой, и он стоял перед ней, в сиянии факела, словно окруженный нимбом, ожидая ответа с видом победоносного царя. Она вспомнила ту ночь в маскарадном салоне, когда его улыбка возродила ее, и его улыбка показалась ей такой самодовольной. Словно он точно знал, что это под силу лишь ему. – Зачем ты это делаешь? – спросила она. Северин отвел взгляд, в его глазах промелькнул стыд. – Я лишь слежу, чтобы с тобой все было в порядке, с тех пор, как мне стало казаться, что тебе очень плохо. Я лишь хочу помочь. Я… я здесь не для того, чтобы навязывать тебе свои чувства, Лайла. Я понимаю, что ты считаешь меня эгоистом, но дай мне хотя бы эту возможность. Лайла едва не расхохоталась. И как она могла сказать ему, что дело было совсем не в этом? – Я просто поступаю так, как должен поступать друг, – сказал Северин. – И это делает нас друзьями? Северин вскинул бровь. – Я думал, мы уже все обсудили. Лайла взглянула на него и тут же пожалела, что сделала это. Косые лучи света, падавшие на него, подчеркивали величественные черты его лица и волчий оскал. В темноте он казался гораздо более безопасным, и все же она не могла понять, почему считала, что от него исходит угроза. – Объясни мне, что происходит, Лайла, – ласково спросил он. – Расскажи, и, возможно, я смогу помочь. Лайла на мгновение заколебалась, а затем слова, которые она так долго сдерживала, прорвались наружу. – Твое присутствие… твои прикосновения, все это чересчур. Он нахмурился. – Я не понимаю. Лайла устало улыбнулась. – Я умираю, Северин. И, думаю, мое тело к этому готовится. Когда я ранена, моему телу требуется несколько часов, чтобы донести до меня ощущение боли. Моя кровь больше не красного цвета. Иногда я теряю слух. Или зрение. В его глазах застыл ужас. Он изо всех сил стиснул челюсти. – Не слишком переживай из-за меня, – сказала Лайла. – Возможно, тебе будет легче, если ты узнаешь, что ощущение пустоты рассеивается быстрее, когда ты… – Ее беспечность исчезла. – Когда ты прикасаешься ко мне. И прежде, чем ты подумаешь, что это лишь твоя заслуга, знай, что, в конце концов, чувства действительно возвращаются ко мне, но ты… полагаю, ты в какой-то степени усиливаешь это. Не знаю, как. Вот. Теперь ты гордишься собой и своими божественными способностями? Теперь ты раструбишь об этом всем вокруг? В голосе Северина прозвучала нежность. – Лайла… – Я должна умолять тебя дать мне возможность чувствовать себя живой? – спросила она, грубо расхохотавшись. От ее смеха свет фонаря потускнел, а затем погас. Их окружила кромешная темнота. Северин некоторое время молчал, а затем его голос нашел ее во мраке. Он придвинулся ближе. – Тебе незачем умолять меня о чем-то. Я сделаю для тебя все, что пожелаешь. Ты этого от меня хочешь, Лайла? Возможно, Лайла не слышала песнь сирены в пещере, однако ее кровь откликалась на другой зов. Ее наполняла барабанная дробь воспоминаний – его поцелуи на ее коже, ее имя на его губах. Вселенная шептала ей, что она объединяла в себе тысячи воплощений – девочка, созданная из могильной земли, Снегурочка, флиртующая с весенней оттепелью, экзотическая иллюзия для мужчин, сгорающих от похоти и желающих всеми силами удержать ее. Но с Северином она всегда оставалась просто Лайлой. Влажная земля хлюпала под ногами. Он шагнул к ней, еще больше сокращая расстояние между ними. Даже в темноте она ощущала, что Северин совсем близко. Он замер в ожидании, и Лайла лишь мгновение наслаждалась моментом его нерешительности, а затем протянула руку, коснувшись его лица. Северин застонал, его напускное спокойствие исчезло в то же мгновение, как она прикоснулась к нему. Фонарь упал на землю, и он привлек ее к себе в страстном поцелуе. Лайла часто думала о том, что значит потеряться в поцелуе. Это ощущение было настолько головокружительным и всепоглощающим, что мир вокруг полностью исчезал. Но в этом поцелуе Лайла не потеряла себя, а, наоборот, обрела. Ее чувства обострились, словно грани алмаза, ее тело стало подобно столпу пламени, жадно пожирающему ароматы, вкусы, ощущения, когда Северин прижал ее к стене. – Вы в порядке? – закричал Энрике. – Что это был за звук? Лайла вывернулась из объятий Северина. Последовало молчание, тихий вздох, а затем: – Мы в порядке, – ответил Северин, тяжело дыша. – Я уронил лампу. Раздался знакомый треск зажигаемой спички, и Северин снова зажег фитиль. Свет вспыхнул между ними, а вместе с ним и понимание того, какую эгоистичную ошибку она допустила. Лайла взглянула на Северина, собираясь извиниться, но, заметив выражение его лица, тут же передумала. Фиалковые глаза Севрина, возможно, и напоминали цвет сна, но его взгляд стал беспокойным и живым, лихорадочным от страсти. К ней. Это было чересчур. Раны, оставленные им в ее сердце, сделали его слишком чувствительным, чтобы выдержать этот взгляд, и она сказала первое, что пришло ей в голову: – Спасибо. Он закрыл глаза, и Лайла сразу поняла, что сказала что-то не то. – Прошу, не благодари меня за то, что я и сам собирался тебе дать. – Я… мне больше нечего сказать. – Да, ты говорила. – Держась рукой за стену, он отвернулся от нее, склонив голову так, словно хотел прижаться лбом к каменной поверхности стены и отдохнуть. – Но я хоть заставляю тебя чувствовать себя живой, Лайла? Лайла кивнула, а затем вспомнила, что он не мог ее увидеть. – Да. Но он заставлял ее испытывать и другие вещи, и сейчас она чувствовала себя так, словно легкий ветерок трепал края новой сердечной раны. Ее могло исцелить лишь время, которого у нее уже не осталось. – Хотя бы этому я рад, – ответил он. Северин глубоко вздохнул. В тот момент, когда он слегка отодвинулся от стены, янтарный свет разлился по ее каменной поверхности. Неожиданная вспышка света была подобна окну, внезапно возникшему из-за плотно задернутых штор. У Лайлы перехватило дыхание, а Северин поднял голову как раз в тот момент, когда янтарное сияние озарило все вокруг. Оно возникло в том месте, где его ладонь касалась стены, постепенно увеличившись до размеров большого круглого подноса. А мгновение спустя ладонь Северина прошла сквозь каменную стену. Янтарный свет, очертивший его руку, словно кисть художника, сделал поверхность стены прозрачной, и Лайла смогла увидеть, что находится за ней. Каменные стены, сотни ступенек, исчезающих вдали, огромные бронзовые ладони. Пол, похожий на сводчатое пространство небес, и потолок, яркий и изумрудный, словно сады Эдема. Но видение мгновенно исчезло. Прозрачная стена потускнела. Лайла услышала крики друзей, бегущих к ней, янтарный свет погас, и Северин едва успел отдернуть руку, прежде чем грубая поверхность обсидиановой стены снова затвердела. Запыхавшиеся Энрике, Гипнос и Зофья подбежали к ним. – Как ты это сделал? – спросил Энрике. Северин взглянул на Лайлу в сумраке пещеры. – Не знаю. 28. Северин Северин ощупывал обсидиановую стену, проводя ладонями по неровным выступам блестящей стены. Куда же исчез этот свет? Свечение возникло совершенно неожиданно. И было очень ярким. Северин ощутил, как пульсация прижатой к его руке лиры вдруг сделалась неистовой, струны раскалились. А затем вдруг снова обрушилась темнота. И даже пульс лиры замедлился. Приоткрыв глаза, он увидел лишь призрачный отблеск света. И вдруг ощутил поцелуй Лайлы на своих губах. Только что она была в его объятиях, пылая, как яркая звезда, а затем стремительно вырвалась. И эта внезапность поразила его, заставив прислониться к стене. Он был бессилен. Он терял ее. Не ее любовь, не ее влечение, но ее саму. И если ему понадобится целовать Лайлу до тех пор, пока его сердце не разорвется. Лишь бы она чувствовала себя живой, он согласится, не раздумывая. Если ей нужна его надежда, чтобы разжечь огонь и согреться, он, не думая, сожжет себя. Но он ничего не мог сделать. Он не мог раздвинуть эту проклятую стену. А затем… Свет. Появился и тут же исчез, оставив его не в отчаянии, а в ярости. Небеса не посмеют отгородиться от него, только не сейчас. Северин непременно добьется того, за что так долго боролся. Так или иначе, но он вопьется зубами в этот янтарный свет и станет держать могущество за его мягкое, пушистое горло, пока полностью им не завладеет.