– Сомневаюсь, что в Доме Януса пожелали бы, чтобы вход в сокровищницу ассоциировался с какой-то копией. Это выглядело бы… оскорбительно. А что касается драконов, думаю, это довольно серьезно. – Значит, ты считаешь, что нам нужно искать настоящего дракона? – спросил Энрике. – Возможно, не столь буквально, но это должно быть нечто, имеющее связь с этим словом. В его рассуждениях определенно присутствовала логика. И снова вмешалось прошлое. Лайла вспомнила, как радостно Северин считывал информацию в сокровищницах, словно понимал на каком-то инстинктивном уровне, как предпочитают скрываться от посторонних глаз бесценные вещи. Когда-то это заставляло ее чувствовать себя особенной, когда много лет назад он сумел отыскать ее, раскрыть ее способности, защитить ее. Он ценил ее. Лайла отмахнулась от этой мысли. – Отлично, – сухо сказал Энрике. – Можем попробовать. Их группа разделилась, и они снова принялись внимательно изучать карты и статуи в коридоре. – Я представлял себе это более увлекательным занятием, – уныло произнес Гипнос. – Особенно, когда речь зашла о драконах. – А как насчет этого? – заявила Зофья. Остальные обернулись к ней. Она стояла в конце коридора перед небольшой картой длиной не более пятнадцати сантиметров. Зофья отстегнула один из медальонов от своего удивительного ожерелья, держа его, словно фонарик, и указывая на надпись сбоку карты. Когда они приблизились, Лайла сначала не заметила ничего, кроме пожелтевшей бумаги, на которой коричневой тушью были выделены темные тени гор, бушующие волны, холмы и равнины. Давным-давно эта карта была Сотворена, и хотя время ослабило узы Творения, листок бумаги по-прежнему источал мерцание воли. Невидимый ветер трепал колосья пшеницы. Волны, вздымаясь, исчезали в рамке карты. Энрике наклонился, вглядываясь туда, куда указывала Зофья. Там на пустом пространстве бумажного листа виднелся спинной плавник, разрезавший водную гладь. А рядом крошечным косым шрифтом, настолько мелким, что Лайла просто не заметила его, виднелась надпись на латыни: HIC SUNT DRACONES Dracones. Драконы. Лайла уставилась на это слово, ощутив в душе болезненный укол надежды. – Это упоминание о неизвестных землях, – возбужденно воскликнул Энрике. – Древние картографы считали, что земля, которую невозможно увидеть, непременно должна быть населена древними чудовищами, монстрами и прочими существами, хотя наиболее часто встречается латинское название «terra incognita», впервые упомянутое в «Географии Птолемея» в 150 году. Впоследствии эти слова снова появились в шестнадцатом веке на глобусе Хант-Ленокс. Неизвестная земля. Лайла улыбнулась. Ей понравилась идея, что где-то на огромных пространствах, где мир был совершенно незнакомым, могло существовать нечто столь прекрасное и замечательное, как драконы, поджидающие свою жертву. Краем глаза Лайла увидела, что Северин улыбнулся Энрике. Энрике не смотрел на него. Стиснув зубы, он произнес: – Зофья, думаю, ты знаешь, что… Зофья не дождалась, когда он договорит, и, сорвав с ожерелья другой медальон, поднесла его к рамке карты. – А это не уничтожит карту? – встревоженно спросил Энрике. Зофья извлекла из рукава плаща небольшой металлический квадрат. Лайла узнала Сотворенный глушитель, способный впитывать звук. Зофья извлекла еще семь таких приспособлений, расположив их вдоль стены. Это были на удивление действенные изобретения и, несмотря на размер, достаточно мощные, чтобы заглушить шум на кухне в Эдеме и выступление оркестра в бальном зале, чтобы гости, рано удалявшиеся на покой на том же этаже, ничего не услышали. – Отойдите, – сказала Зофья. Все, кроме Энрике, отошли в сторону. – Не могли бы мы постараться не повредить… Гипнос резко оттащил его в последний момент. За яркой вспышкой света послышался громкий хлопок, потрясший стену. Несколько мгновений спустя карта в рамке, дымясь, повисла на двух петлях, открыв озаренный свечами проход. – …вещи, – слабым голосом закончил Энрике. Лайла отмахнулась от дыма. – Проверь мнемонические устройства, – сказал Северин. Зофья потянулась за круглым приспособлением, спрятанным в складках ее голубой юбки, а затем бросила его вперед, и механизм покатился по коридору. – Чисто, – сказала она. Северин кивнул, затем щелкнул каблуками, из которых выскочили два тонких клинка. Он вытащил их и, отдав один Гипносу, другой оставил себе. Он ударил рукой по стене, и переплетения гранатов и рубинов на его костюме засияли. Он улыбнулся друзьям, а затем скрылся в проходе. Во второй раз за последний час Лайла почувствовала, как земля уходит из-под ног. Все это – спокойствие Северина, огонь Зофьи, лекции Энрике – казалось слишком знакомым. Какая-то ее часть жаждала отдаться привычному ритму, но за этим соблазном скрывалась правда. Она не могла позволить увлечь себя милыми улыбками. Лайла повернула перстень камнем к ладони, цифра три вспыхнула на камне и в ее сердце. У нее не оставалось времени. ПРОХОД РАСТЯНУЛСЯ ПЕРЕД НИМИ, по меньшей мере, на девяносто метров. Черные каменные стены влажно поблескивали. В нишах, видневшихся в стенах, озаренных светом свечей, Лайла заметила стеклянные изделия из муранского стекла, Сотворенные по подобию изящных локонов, букеты из стеклянных цветов, распространявших аромат нероли, или ovi odoriferi, скорлупы страусиных яиц, заполненных розовой водой. Ароматы витали по коридору. Она ощущала запахи перца и амбры, фиалок и дыма от костра. – Чересчур много запахов, – выдохнула Зофья. – Кто поливает духами их сокровища? – простонал Энрике. Северин остановился. – Заткните носы. Немедленно. – Мы справимся, – начал Гипнос. – Это ловушка, – предупредил Северин. – Если они пытаются забить наше обоняние запахами, значит, наш нюх и есть подсказка. Зофья потянулась вниз, задирая вверх полы плаща. Энрике обвел взглядом комнату, явно встревоженный, и покраснел. – Хм, а раздеваться обязательно? – Да, – коротко ответила Зофья. Через несколько секунд Зофья оторвала несколько полосок от своей нижней юбки. Она бросила кусок Лайле, которая поймала его одной рукой. Это был жатый шелк, и, судя по едва слышному бренчанию, издаваемому материалом, Лайла поняла, что он был Сотворен. – Это для фильтра, – объяснила Зофья, бросая последний клочок Энрике, который все это время смотрел в пол, словно это было самое потрясающее зрелище на свете. – Предназначалась для дыма, но и для запахов сгодится. Лайла обернула шелковую повязку вокруг лица, закрывая нос и рот, и остальные поступили так же. Энрике, заметила она, немного замешкался, его лицо было пунцовым. – О, mon cher, не стоит изображать из себя невинность, – воскликнул Гипнос, схватил его повязку и повязал на лицо Энрике. Все возгласы протеста тут же стихли. В шести метрах от них сияла неярким светом сокровищница. Лайла почувствовала, как ускоряется пульс. Ее тело трясло, словно в лихорадке. Они были так близко. И у них лира. Они знали, где на ней необходимо играть. Не хватало только карты. Пройдя несколько шагов, они оказались у подножия невысокой стеклянной лестницы, ступеньки которой вели в довольно просторную комнату, размером с главный вестибюль Эдема. Мраморный пол был Сотворен при помощи фосфоресцирующих нитей, наполняя комнату мягким сиянием. В куполообразном потолке, возвышавшемся над ними на высоте восемнадцати метров, виднелось окно, сквозь которое на сокровища лился лунный свет. Только они совсем не были похожи на сокровища. Двенадцать черных постаментов высотой с обычный ларец заполняли комнату, по шесть с каждой стороны. У подножия каждого постамента виднелась небольшая металлическая сфера, не больше ее ладони. А на каждом постаменте стоял изящный стеклянный сосуд, напоминавший флакон духов. Рифленую поверхность сосудов покрывали причудливые узоры из лепестков фиалок или тугих бутонов роз, мягкое сияние, исходившее от пола, отбрасывало блики на их сияющий хрусталь. – И где же карты? – спросил Гипнос. – Это и есть карты, – откликнулся Северин. – Редчайшая Сотворенная разумом субстанция, создающая в мыслях человека знание об определенном месте. Вдоль дальней стены виднелась большая квадратная панель, размером не меньше двух обеденных столов, заполненная плотными спиралями выдутого стекла. Краска внутри кружилась в вихре ярких оттенков – мятно-зеленого и желто-оранжевого, темно-розового и гранатового. Настоящая необузданная феерия цвета. Все это колыхалось, перекатываясь волнами, пока цвета не затрепетали, словно гипнотическое предостережение. Лайла коснулась повязки на лице. Сквозь фильтр из Сотворенного шелка она уловила новый запах. Запах пепла в сочетании с чем-то зловонным. – Никто просто так не оставит свои сокровища на видном месте, – заявил Северин. – Мы должны использовать все свои органы чувств. Энрике, здесь есть что-нибудь достойное внимания? Какой-нибудь образец большого исторического значения? Энрике вздрогнул при звуке своего имени. Он обвел взглядом комнату, а затем уставился на Северина, который с надеждой взирал на него. Энрике откашлялся. – Сосуды, похоже, сделаны из муранского стекла, а духи были мощным инструментом древних, что подтверждает вывод, что это, вероятно, карты храмов. Северин улыбнулся. – Я знаю, ты бы заметил что-нибудь. Энрике пропустил его замечание мимо ушей. Гипнос топтался на месте, оттягивая воротник плаща. – А вам не кажется, что здесь слишком жарко? Теперь, когда он упомянул об этом, в комнате на самом деле стало жарковато, но, возможно, всему виной была теплоизоляция. Лайла смахнула со лба влажные вьющиеся волосы, а Северин настороженно обвел комнату взглядом. – Что-то в этой комнате требует такой температуры, – сказал он.