* * * А на входе в интернат нас уже ждали… Глава 7 '- Леон! А жизнь — всегда такое дерьмо, или только в детстве? — Всегда…' Начало лета. 1974 год. Москва. — Явились, не запылились, голубчики! — визгливым голосом начала разговор с нами крупногабаритная тётка с высокой причёской на голове. Возле тётки стоял ещё мужик с в костюме. Костюм явно знавал и лучшие годы, да и мужчинка тоже был потрёпанный жизнью. Усатый и небритый… На его лице читалась скука и желание выпить. Глаза его были мутными и блестящими. Так бывает у тех, кто уже пропил свои мозги процентов на пятьдесят, или даже больше. Ещё с ними стояли ещё два школьника, явно постарше нас. Но выглядели они как бы прилизанными, что ли… Такие все из себя правильные. Помню такой типаж из прошлой жизни… Активные комсомольцы, ага… Стукачи и жополизы… — О чём это Вы, Нелли Леонидовна? — с тоном ничего не понимающего простачка, начал Лёшка. Я-то никого тут не знаю, а Лёшка уже всё и всех вспомнил. Это хорошо. Не придётся нам с ним разыгрывать тут полную амнезию. — И он ещё меня спрашивает… Я тут больницы и морги уже обзваниваю. Милицию на ноги подняла. А они вот шляются неизвестно где… — А зачем морги? Кто-то умер, Нелли Леонидовна? Похоже, что Лёха просто троллит эту жирную дуру. Может и мне вмешаться? Я хоть и не помню из них никого, но могу поддакивать брату, ежели чего… — Что случилось, Нелли Леонидовна? — в унисон с братом интересуюсь я. — Что случилось? А вы не знаете? Признавайтесь! Кто из вас утонул? Мы с Лёхой недоуменно смотрим друг на друга. — Кто утонул? — спрашивает Лёха… — Кто?… — переспрашивает тётка, глядя на нас оловянными глазами. Похоже, что сейчас в её маленьком мозгу что-то происходит. Но её старый арифмометр не справляется с поставленной задачей. Как сейчас помню, был такой счётный прибор… Назывался арифмометр «Феликс». Большой железный тяжёлый. Там ещё ручку надо было крутить, чтобы он цифры считал. Крутанёшь один раз — считай на два умножил. Сколько раз крутанёшь, на столько раз и умножишь… Так, кажется он работал… Но врать не буду, точно не помню. Так вот сейчас в голове у этой Нелли Леонидовны крутится примерно такой вот древний протопроцессор и решает странную задачку: 'Было: Два мальчика четырнадцати лет. Братья близнецы. Лёша и Саша. Один из них утонул. Кто из них утонул? Если перед ней стоит два одинаковых мальчика, но она не знает, кто из них Лёша, а кто из них Саша.' Наконец она соображает, что что-то пошло не так. Мне и так ясно, что у неё произошёл сбой в программе, и началась перезагрузка процессора на другую задачу. А чтобы всем было весело, она решила сорвать свою злость и недопонимание происходящего на нас с братом. — Почему у тебя на рубашке кровь? — спрашивает она у меня, тыкнув в меня жирным пальцем с бордовым ногтем. — Из носа кровь пошла… — Дрался? — Не у меня пошла, у брата. — киваю в сторону Лёшки. — А почему кровь на твоей рубашке, если кровь пошла у него? — Я ему помогал. — Вы что? Подрались друг с другом? — Да Вы что, Нелли Леонидовна? Мы же братья! — вступает в перепалку Лёшка. — Иванов! Пилипенко! — командует она своим комсомольцам-холуям. — Отведите этих к медсестре. Пусть осмотрит их на предмет… Пусть осмотрит. А потом на ужин. Подхалимы кивают и каждый из них берёт под локоток одного из нас. Я ещё не разобрался, кто из них Иванов, а кто Пилипенко, но это не важно… — Я ещё вам покажу, где раки зимуют! — это она уже нам угрожает неведомыми карами. Я-то промолчал, а вот Лёха… Ну, кто его всё время за язык тянет? — Нелли Леонидовна! Раки зимуют в тех же водоёмах, в которых живут и летом. Только с наступлением холодов они опускаются на самое дно и ведут малоподвижный, сонный образ жизни в своих норах. — Ты… Ты… — лицо у тётки становится бордовым под цвет лака на её ногтях. Кажется, что ещё чуть-чуть и она умрёт от такого повышенного кровяного давления. Хотя, судя по её умственным способностям, инсульт головного мозга ей не грозит. Как в том анекдоте по чукчу: «Были бы мозги — было бы сотрясение.» — Моя фамилия — Тихий… Нелли Леонидовна. — Лёха наклонил голову к левому плечу и улыбался так наивно, как могут улыбаться только психи, с диагнозом «олигофрения в степени дебильности». Ему бы ещё для усиления визуального эффекта пальцем в носу поковырять… Но, нет… Уже перебор будет. Но вот только я не понимаю, зачем он нарочно её провоцирует? Ладно… Потом спрошу у него наедине… Красномордая тётка разворачивается и молча удаляется. Похоже, что она это сделал исключительно для того, чтобы окончательно не потерять своё красное лицо перед какими-то там… учениками. А нас, подталкивая, ведут куда-то двое активистов. Но стоило нам свернуть за угол, как Лёшка выдернул свой локоть из руки сопровождающего. — А ну, руки убрал! Быстро! — цедит он сквозь зубы, пристально глядя снизу вверх прямо в глаза своего конвоира. Я следую его примеру и тоже освобождаюсь от захвата… — Сами дойдём. Дорогу знаем… — бурчит Лёха и, взяв меня под руку, увлекает за собой. * * * — Чего ты эту даму провоцировал? И, кстати, кто она такая? — Сука она редкостная. Завуч местная. Эти двое её штатные стукачи. На нас она давно уже зуб точит, но мы ей не по зубам пока. Нас двое и мы друг за друга горой. Так и раньше было. Тех, кто один, она уже подмяла и с потрохами съела. У неё комплекс неполноценности. Видимо, любит глумиться и унижать тех, кто слабее или зависит от неё. Ты ещё не вспомнил ничего? — Не. Ты же знаешь. Я помню только свою прошлую жизнь. А в этой не ориентируюсь ни на грош… Все кого знаю, это ты и эта Нелля. Рыжего и компанию только в лицо и знаю. Кто их этих двух холуёв Иванов, а кто Пилипенко даже не догадываюсь. А что за мужик там на входе был? — Семёныч… Котин Пётр Семёнович. Трудовик. Пьяница. Но мужик добрый. Ученики его ни в грош не ставят. Но терпят, за то, что он до них не докапывается, а иногда и покрывает их шалости… Даже негласное правило есть: Семёныча не обижать… А так… Он даже когда на кого-то ругается, на него никто всерьёз не реагирует. Он и не заложит никого, и не накажет ничем… У него все учатся на четыре и пять… — Как? Он и четвёрки ставит? — Это если кто-то что-то сломает из его инструментов. Он так-то мужик рукастый. Всё может сделать или починить. Он у них тут и за завхоза, и за электрика, и за плотника… — Ясно. А мы сейчас к медсестре? — На фига? У тебя что-то болит? — Нет.