– Не уходите от ответа, милорд, – повторила я уже тише, и кот, вновь услышавший свое имя, на этот раз лишь дернул ухом. Лорд Кастанелло молчал. Положив приборы крест-накрест, он отодвинул в сторону тарелку и неторопливо промокнул губы салфеткой. Я ждала, не отрывая от него напряженного взгляда. – Хорошо, – наконец сказал он. – Что вы хотели бы получить от меня, миледи? – Свет, – тут же ответила я. Раздражение от того, что лорд опять ловко ушел от ответа, смешивалось с радостью, что он согласился пойти хоть на какие-то уступки, способные улучшить мое положение. Надо было с чего-то начинать. Я услышала щелчок открывающейся двери и спиной ощутила чей-то быстрый взгляд. Повернув голову в сторону кого-то, стоявшего на пороге, лорд Кастанелло коротко кивнул и жестом приказал неизвестному человеку удалиться. Дверь затворилась прежде, чем я успела обернуться и увидеть того, кто только что заглядывал в гостиную. – Я распоряжусь, чтобы в вашу комнату принесли свечи. – Лорд вернулся к прерванной беседе. – Еще что-нибудь? – Мне хотелось бы свободно перемещаться, – осторожно произнесла я. Несколько секунд лорд размышлял над ответом. – Готов показать вам поместье, если вы согласны умерить свое любопытство относительно тех частей дома, куда запрещен вход посторонним. – Хотите сказать, что, если я спущусь в подвал, я обнаружу там залитый кровью пол и тела всех убиенных вами предыдущих жен? – не удержалась я от подколки. Уголки губ лорда дернулись, но в следующее мгновение к нему вновь вернулось его обычное невозмутимое выражение. – Разве что тушки крыс, которых госпожа Ленс потравила вчера вечером. И несомненно, никакой крови на полу. Я не терплю беспорядка. Если бы мне, как вы изволили выразиться, пришло в голову убивать своих жен, я приложил бы все усилия, чтобы не оставлять улик. Лорд Кастанелло посмотрел на меня в упор, словно напоминая об Эдвине, последовавшем за его гибелью заключении и едва не состоявшейся казни. Я сцепила пальцы. Совершенно некстати вспомнилась рубашка лорда с пятнами крови и безвольное тело, завернутое в плащ. Деликатный стук отвлек меня от неприятных мыслей. Получив разрешение войти, в дверях показался дворецкий. Мужчина держал конверт, запечатанный сургучом с оттиском гербовой печати. Лорд Кастанелло, собираясь встать, положил руки на подлокотники кресла, и понятливый кот проворно спрыгнул на пол. Я тоже поднялась, не желая оставаться в гостиной в одиночестве. Милорд, сверкнув желтыми глазищами, тут же занял любимое место, довольный, что его кресло наконец-то освободилось. Бегло взглянув на имя и адрес отправителя, небрежно начертанные на конверте, лорд положил его так, что стало невозможно прочитать написанное, и повернулся ко мне. – Миледи, позвольте представить вам господина Альберто Сфорци, нашего дворецкого. Альберто. – Он перевел взгляд на замершего мужчину и сказал, выделяя каждое слово: – Леди Кастанелло. Леди Кастанелло. Вот уж действительно, слуги в поместье держали меня за кого угодно, только не за леди и супругу хозяина дома. – Миледи. – Дворецкий поклонился с подчеркнутым почтением. – Господин Сфорци, – в тон ему ответила я. – Альберто, – вновь заговорил лорд Кастанелло, – сегодня вечером я разговаривал с Мелией, и она сказала, что получила от вас распоряжение не беспокоить меня по поводу, как она выразилась, истерик миледи. Это так? С дворецкого в один миг слетела вся спесь, что чувствовалась в его голосе, когда он обращался ко мне. Он замялся, отводя взгляд, но не стал отрицать слова горничной. – М-милорд… Лорд Кастанелло поднял руку, останавливая сбивчивые объяснения. – Все вопросы, связанные с пребыванием леди Кастанелло в моем доме, решаю я, и только я. И доведите до сведения прислуги, что в отношении миледи я ожидаю от них обращения, соответствующего ее статусу. Кроме того, при удобном случае представьте леди Кастанелло госпожу Ленс и других работников поместья. Это все. Надеюсь, подобный разговор больше не повторится. Вы свободны, Альберто. Дворецкий согнулся в поклоне и поспешил покинуть гостиную, оставляя нас одних. – Благодарю вас, милорд, – сказала я. Лорд смерил меня внимательным взглядом. – Завоевать уважение прислуги не так-то просто, миледи, но никто не сделает это за вас, – проговорил он. – Как я могу судить, вы явно не имеете надлежащего опыта в таких делах. – Я раньше не держала прислуги, милорд. В городском доме, отобранном у меня магистратом после заключения, я сама управлялась с хозяйством, пользуясь помощью приходящей горничной, бывшей мне скорее приятельницей, чем наемной работницей. Лайнус и вовсе не мог позволить себе держать слуг, отчего предпочел взвалить все обязанности по дому на мои плечи. Что же до господина Ридберга, то с его молчаливого – а подчас и вполне открытого – попустительства прислуга позволяла себе ни во что не ставить фиктивную супругу хозяина дома, а иногда и откровенно травить. У Эдвина, насколько мне известно, городской дом и загородный особняк обслуживал целый штат лакеев и горничных, но я всегда была там лишь гостьей и мало что знала про их домашние дела. А теперь, здесь… неужели лорд Кастанелло ожидал, что я сумею расположить к себе людей, которые за его спиной единодушно осудили и приговорили меня практически к полной изоляции? Да и зачем нужна хозяйка поместью, которым прекрасно управляют и без ее участия, тем более предполагаемая преступница и мужеубийца. Статус леди слабо вязался с положением, в котором я оказалась в этом доме. Словно услышав мои мысли, лорд Кастанелло ответил: – В одном я согласен с господином Сфорци, миледи: у меня действительно хватает других забот помимо ваших конфликтов с горничными. Я сделал то, к чему обязывал меня долг хозяина, и с этого момента вмешиваться в происходящее не намерен. Я чуть заметно поморщилась. Способность лорда мгновенно переходить от участия к равнодушию поражала. – Я учту это, милорд, – сказала холодно. – Будьте любезны, – откликнулся он. И после небольшой паузы добавил, вертя в пальцах конверт: – Думаю, довольно вопросов на сегодня. Жду вас к завтраку, миледи, а после я смогу выделить немного времени, чтобы показать вам поместье. Доброй ночи. Не дожидаясь моего ответа, лорд вышел из гостиной. * * * Работники, чинившие дверь, коротко поклонились и, собрав инструменты, покинули гостевое крыло. Я мельком заглянула в комнату, убедившись в том, что и без того понимала: свечей внутри не оказалось. Обвинять в случившемся лорда Кастанелло было бессмысленно. Мы всего несколько минут назад закончили ужин, и лорд сразу же удалился в свое крыло, по всей видимости, чтобы разобраться с поздним письмом. У него попросту не было времени отдать нужные распоряжения. Вспомнились слова лорда, сказанные им перед самым уходом. Если я хотела сделать свое вынужденное временное пребывание в поместье (а я все еще надеялась, что таким оно в итоге и окажется) более приемлемым, ничего не оставалось, кроме как попробовать самой решить этот вопрос. Вздохнув, я направилась обратно к гостиной, рассчитывая застать там горничную, убиравшую со стола, или еще кого-нибудь из прислуги. Но не успела сделать и пары шагов, как по ведущей на второй этаж парадной лестнице зацокали каблучки, и в коридоре появилась горничная с подсвечником. – Свечи для миледи, – сказала она, приседая и кланяясь. – Милорд приказал принести. – Спасибо, Мелия, – ответила я, припомнив произнесенное лордом имя женщины. Пропустив горничную вперед, вошла в комнату следом за ней. Поставив подсвечник на возвращенный на место прикроватный столик, она повернулась ко мне. – Миледи нужно что-нибудь еще? На секунду я задумалась. Спать не хотелось – я и без того в дни вынужденного безделья спала достаточно долго. Просить наугад книгу было глупо, а сама я пока не знала, где располагалась библиотека. Но мне имелось над чем поразмыслить, и поэтому я выбрала то единственное, что было несложно достать и всегда могло пригодиться. – Немного бумаги для письма, перо и чернила, пожалуйста. Знакомая недовольная гримаса, тенью скользнувшая по лицу Мелии, тут же сменилась выражением вежливой учтивости. Видимо, дворецкий уже успел передать слугам слова лорда Кастанелло. – Одну минуту, миледи. Мне нужно будет спросить об этом господина Берто. Кроме него и милорда у нас никто бумаги не держит. А милорд… – Она не договорила. – Поступайте, как считаете нужным. Горничная выдохнула с облегчением, обрадовавшись, что я не требую, чтобы она напрямую обратилась к лорду Кастанелло за гербовой бумагой и письменными принадлежностями. Вероятно, после вечерней встречи у дверей моей комнаты женщина не особенно хотела лишний раз попадаться на глаза хозяину дома. – Я подожду. Вернулась горничная достаточно быстро, неся в руках несколько листов желтоватой бумаги, перо и наполовину заполненную чернильницу-непроливайку. Водрузив все это рядом с подсвечником, она вопросительно посмотрела на меня. – Это все, Мелия. – Я улыбнулась служанке. – Можете быть свободны. Мелия еще раз поклонилась и выскользнула из комнаты. Дождавшись, когда за женщиной закроется дверь, я села за столик и задумчиво взяла в руки принесенный лист бумаги. Один его вид говорил мне о многом. Простая, плотная и дешевая бумага без гербового оттиска, которой пользовался дворецкий, господин Альберто Сфорци, ничем не походила на тонкие светлые листы, которые я уже дважды находила под салфеткой на обеденном подносе. Судя по тому, что Мелии не потребовалось много времени, чтобы принести принадлежности для письма, скорее всего, дворецкий выдал ей бумагу, которая была у него под рукой и, вероятно, использовалась для хозяйственных записей. Я для пробы вывела несколько слов, стараясь по памяти восстановить почерк своего неизвестного союзника, и разочарованно вздохнула, поднеся исписанные листы ближе к свету. Оттенок чернил тоже оказался совсем иным. Впрочем, цвет я могла и спутать, в сумерках несложно ошибиться. Но скоро стало ясно, что принесенные мне чернила чересчур жидкие: линии букв получились толстыми и блеклыми, а в конце последнего слова перо и вовсе оставило позорную кляксу, расплескавшуюся тонкими иглами брызг. Повинуясь секундному порыву, я дорисовала ее, превратив в ощетинившийся шипами орех каштана. Нахмурилась, вглядываясь в желтые огоньки пламени, дрожащие в такт моему дыханию. Загадка манила и дразнила, ускользая от моего разума. «Драгоценная Фаринта…» Нет, неразумно предполагать, что письмо написал один из слуг. Даже если записки и были чьей-то глупой шуткой, не слишком ли много мороки лишь для того, чтобы извести неугодную супругу хозяина поместья? Не слишком ли много известно простому наемному работнику? Кто же, если не друг Эдвина, знал, как он называл меня, и кто мог выяснить подробности торопливого подобия расследования, которое провели законники перед моим арестом? Вряд ли слуги лорда Кастанелло обладали таким влиянием в городе. Разве что… Разве что записка была написана самим лордом. Но зачем? Ради злой насмешки над ненужной супругой? В качестве проверки? Или с какими-то неясными для меня целями? Ведь за весь ужин лорд не ответил ни на один вопрос, не потрудился дать никаких разъяснений. Кто знает, чего он хочет на самом деле? Я постучала пером по нарисованной шипастой скорлупе. Попробуй разберись, что скрыто внутри. После нескольких дней, проведенных в темноте, сидеть при свечах было необыкновенно уютно. Я чувствовала в теле приятную расслабленность, едва ощутимый запах нагретого воска, смешанный с тонким цветочным ароматом, ласкал ноздри. Стоило больших усилий собраться и вернуться к размышлениям об авторе записок. По всей видимости, выходило, что из живущих в поместье людей только лорд Кастанелло и дворецкий могли написать эти странные послания. Версия с дворецким казалась мне менее правдоподобной, но в любом случае чтобы окончательно убедиться в ее несостоятельности, нужно было хотя бы мельком увидеть почерк господина Сфорци. И почерк самого лорда тоже. А если предположить, что записки писал кто-то, не проживавший в поместье? Кому из жителей Аллегранцы, кроме господина Кауфмана, была небезразлична моя судьба? Внезапно пришедшая мысль заставила меня вздрогнуть. Человек, обладавший доступом к моим личным вещам, маленьким подаркам Эдвина, письмам, способным рассказать о лорде Осси не меньше, чем знали его друзья, был мне печально известен. Я представила, как господин дознаватель обшаривает мой дом, перебирает дорогие сердцу мелочи, отбрасывая их одну за другой как ненужный хлам. Все ради того, чтобы отыскать способ вернуть в лапы закона жертву, так ловко избежавшую пламени костра.