— Тебе помешала моя обувь? — полюбопытствовала скорее для поддержания беседы, чем действительно интересуясь причинами. — Хочу, чтобы ты чувствовала себя как дома, — спокойно пояснил Ривотт, снова заключая ее в объятья. — Люблю наблюдать, как ты сидишь на диванчике в гостиной, поджав ноги, — перешел на шепот: — Хочу, чтобы и у меня ты сидела так же… Гортензия улыбнулась. Его слова звучали как признание в любви: нежно и горячо. — Если займешь неспешной приятной беседой, то, конечно, посижу, — скользнула руками, обнимая мужа и прижимаясь к нему так крепко, как могла. — Непременно займу, — едва слышно ответил Ривотт. Приподнял ее лицо за подбородок и решительно, но нежно коснулся рта жены основательным поцелуем. Сдалась без боя. Открылась ставшей привычной ласке. Ответила сладким губам и бесстыдному языку. Расслабилась и забыла обо всем в крепких объятьях. Ривотт не сдерживался. Терзал поцелуями, гладил умелыми руками, и Теззи совсем потеряла разум. Она еще успела заметить, что они перешли из прихожей в комнату, а потом снова утонула в его горячих прикосновениях. Закатывала глаза, стонала, сходила с ума от неги. Ровно до того момента, пока не почувствовала, как муж, ловко орудуя одной рукой, расстегивает пуговицы на спинке платья. Отстранилась и пристально посмотрела на разгоряченного мужчину. Хотелось продолжения до томительной тяжести внизу живота и колючего зуда в груди, но мысли о «завтра» охлаждали пыл. Стоило только подумать про дар, перехватывало дыхание и по телу растекался шершавый холодок. Ривотт работает с ящерами, кто может поручиться, что муж не воспользуется выпавшей возможностью? Меньше всего Теззи вновь хотелось в давний кошмар. За два года, что Патраки не прикасались к ней, она почти забыла страх перед постелью, но боль от отдачи постоянно приходила в жутких снах. Ужас расплаты за дар давно и прочно занял место положенного на супружеском ложе удовольствия. — Верь мне, — прошептал муж, отвлекаясь от пуговиц и нежно поглаживая ее затылок. — У тебя не будет повода сожалеть… Снова привлек к себе и пробежался губами по лицу: глазам, щекам, носу. Потом спустился к шее и, отклонив воротник платья, принялся хозяйничать где-то у яремной впадины. Теззи протяжно вздохнула: как же сладко! И не думала никогда, что с мужчиной может быть так. — Я хочу видеть твое лицо, — сдалась она, позволяя Ривотту снова заняться пуговицами. — Хочу знать, что со мной именно ты… — Никому не отдам, — прерывисто прошептал он, наконец избавляя жену от платья и без всякого стеснения запуская руки ей под рубаху. Гортензия охнула, когда ладони мужа завладели грудью, выгнулась навстречу его ласке, закрыла глаза и плюнула на предосторожности. «Завтра» будет потом, а сейчас страшно хочется почувствовать себя если не любимой, то хотя бы желанной. Ривотт не спешил. Не позволял нетерпению смазать впечатления. С решительной настойчивостью отрезал жене дорогу назад, погружая в тепло и нежность. Теззи не возражала. Шла за ним доверчивым щенком. Закрывала глаза и окуналась в его жажду с отчаянием человека, вынужденного прыгнуть в пропасть, чтобы спастись. Шепот, невесомые касания, жар поцелуев и едва слышный скрип узкой кровати — все это окутывало разум медовой сетью неги, и Гортензия впервые за всю жизнь ждала последнего рывка мужчины с жадностью, без омерзения и страха. Не дождалась! Собственное стянутое в тугой узел тело отозвалось уверенной пульсацией, одаряя неведомым раньше наслаждением. Погруженная в новые ощущения, Теззи не заметила, когда муж получил свое. Поняла, что все закончилось, по его спокойным поцелуям и томным неторопливым поглаживаниям. Ривотт довольно улыбался, нависая над ней на локтях и не думая менять положение. Придавливал к кровати бедрами и между поцелуями разглядывал, будто музейную ценность. Теззи не оставалась в долгу. — Что это? — погладила она татуировку на плече. Никак не могла понять, что за птица вписана в круг: то ли гарпия, то ли гриф. — Родовая метка, — терпеливо пояснил Ривотт, целуя ее шею. — Чтобы не подменили ненароком. — У нас так помечают только преступников, или тех, чей род провинился перед королем. У мужа Лилии на руке кленовый лист, его деда поймали на воровстве из казны. — Не хочу сейчас говорить ни о метках, ни тем более о других мужчинах, — муж подался вперед бедрами, вдавливая ее в кровать. — У тебя, кажется, болела рука, — томно напомнила Гортензия, пытаясь выбраться из-под мужчины. — В таком положении ничего не болит, — весело подытожил он, устраиваясь сбоку и укладывая ее голову к себе на плечо. — А сейчас вообще ничего болеть не может… Слишком хорошо. — Хочется петь как тогда, после дома с колоннами? — сама не зная отчего, поинтересовалась Теззи. — Нет, — Ривотт пропустил укол жены мимо ушей, закопался рукой в ее влажной от пота шевелюре и поцеловал в висок. — Хочется катать супругу на ящере снова и снова. И на этот раз обойтись без четвероногих. — Посмотрим, как ты заговоришь завтра, — улыбнулась она, целуя его плечо. Привычный запах дурманил, телом владела приятная усталость, а на душе было так хорошо, что хотелось гнать все думы о будущем. — Посмотрим, — согласился муж, снова захватывая в жаркий плен ее губы. Теззи подумалось вдруг, что домой они попадут нескоро, но ничего страшного в этом она не нашла. Пусть так. Ей неплохо и здесь. Глава одиннадцатая Всю неделю после своего падения Ривотт будто на крыльях летал. Утром — на дракодром, вечером — к Теззи. Рука почти не болела, тренировки с Ветром шли своим чередом, расстраивал только Принц. Лапа ящера никак не хотела заживать, но ветеринар обнадеживал и дракей почти не волновался. Разве что забегал к приятелю чаще обычного. Ривотт чувствовал себя совершенно довольным, и ему страшно хотелось разделить эту радость с другом. Принц жалобно фыркал, припадал на одну лапу, но задорно махал хвостом и терся мордой о голову дракея. Поначалу мешкал, видимо, тонким обонянием улавливая в запахе Ривотта отголоски духов Теззи, но вскоре смирился. В конце концов, и у человеческого мужчины время от времени должны быть самки. Пройдет! Ривотт не замечал его ревности. Списывал все на Ветра и больную конечность ящера. Приходил, гладил зубастую морду и рассказывал о Теззи. О том, как они с женой провели вечер, о чем разговаривали и где были. Со временем, он, вероятно, начал бы делиться другими подробностями, но происходящее сейчас будило в душе столько тепла, что обсуждать это даже с приятелем не хотелось. Сегодняшний вечер обещал не меньше радостей, чем все предыдущие. Ривотт прихватил по дороге букетик ярко-красных миниатюрных роз и помчался домой. Теззи собиралась навестить драконюшню, но к ужину планировала вернуться. Ему хотелось прийти раньше, чтобы добавить к трапезе приятную мелочь. Подготовил все еще вчера, и сейчас требовалась четверть часа, не больше. Влетел в пустой дом и первое, на что наткнулся в прихожей, — это стопка писем. Вероятно, Фукси принесла их, пока хозяев не было дома. Сверху красовался тонкий бледно-голубой с серебряной каемкой конверт. Отправителем послания значился Белдон Патрак. Застыл на мгновение, но потом махнул рукой. Письмо адресовано Теззи, придет домой — распечатают вместе. Отправился в столовую разбираться с сюрпризом. Открыл дальнюю дверцу буфета, достал оттуда две чашки из тонкого нежно-зеленого фарфора, расписанного фиолетовыми левкоями, протер их полотенцем и осторожно поставил посуду на уже сервированный стол. Времени прошло много, и, возможно, он подзабыл детали, но мастер постарался на славу и общее сходство улавливалось. Гортензия непременно узнает. Поставил цветы в приготовленную Фукси вазу с водой и собрался наверх переодеться. Не успел! Вернувшаяся домой супруга перехватила как раз около лестницы. Поймал нежную в объятия. Прижал к себе с радостью пылкого, еще не привыкшего к партнерше любовника и с наслаждением утонул в розовом аромате. Весь день прошел в незримом присутствии Теззи, с мыслями о ней, но именно сейчас, удерживая жену в руках, Ривотт понимал, как сильно соскучился. Она маняще пахла, ее близость и тепло будоражили кровь, а ответные объятия напрочь отшибали разум. Хотелось утащить супругу в спальню и не выпускать, пока не закончатся даже последние-распоследние силы. Целовались бы целую вечность, там же, не отходя от лестницы, но Фукси, краснея и извиняясь, напомнила, что стынет мясо, и Библисы поспешили в столовую. — Белдон прислал письмо, — заметил Ривотт, когда они усаживались по местам. — Видела, — слабо улыбнулась Теззи. — Потом прочту. Хочу поесть спокойно. Без дурацких мыслей… Супруг кивнул и принялся за мясо. Будь его воля, он бы вообще запретил иметь с Патраком дело, но Гортензия отчего-то не верила, что Рипсалис найдет настоящего убийцу, и пыталась договориться и с деверем тоже. Ривотт не одобрял, но понимал действия жены. В конце концов, если бы не вмешательство родственника, никто бы не стал даже рассматривать ее как преступника. И Теззи надеялась, что, разобравшись с Белдоном, она уберет лишнюю угрозу. Отодвинет виселицу хотя бы на немного. До суда оставалось чуть меньше трех недель, а расследование по-прежнему не сдвинулось с мертвой точки. — Отто! Какая прелесть! — воскликнула Гортензия, отвлекая от невеселых дум. — Точь-в-точь как та, что вы с Дадли разбили на моем дне рождения! Покрутила в руках чашку, потерла, заглянула внутрь. — Разве что та внутри была темнее, чем снаружи… — поднялась с места и, обойдя стол, обняла мужа со спины и чмокнула в висок: — Спасибо! Мне всегда нравились такие, но отец считал, что они слишком дороги для нас. — Не благодари. Это всего лишь возмещение старого ущерба, — Ривотт поцеловал ее запястье. — Мы с Дадли в тот день вели себя как два ублюдка… — Вы и потом частенько отличались, — хихикнула Теззи и снова поцеловала его. Потрепала шевелюру и уселась на место. — Прошлое на то и прошлое, чтобы в нужный момент забыть о плохом и жить дальше. Ривотт грустно улыбнулся. Супруга явно знала, о чем говорила. Жутко захотелось обнять ее, оградить от неприятностей и ненужных воспоминаний. Гортензия будто поняла его мысли: подмигнула, отсалютовала подаренной чашкой и вернулась к еде. — Мясо сегодня божественное, — заметила буднично, отправляя в рот очередной кусок. — Да, — согласился он. Проболтали весь ужин: сначала Теззи рассказывала про драконюшню и успехи нового управляющего. Радовалась, что не выгнала его после того случая с Чучундрой: мужчина и впрямь оказался толковым малым. Потом Ривотт делился своими успехами с Ветром, жаловался на лапу Принца и смеялся над сопровождением покупки молодого ездового ящера со странным именем Листик. Кличка дракона его жутко забавляла. Не верил в победителя с таким именем. А потом трапеза закончилась, и, словно воришки в собственном доме, неслышно и робко, они отправились читать письмо Белдона. Торопливо и немного неловко Гортензия распечатала послание, и Ривотт прочел через плечо: «Дражайшая Гори, настало время нам с тобой совершить столь долгожданную вылазку. Завтра с утра пришлю за тобой человека. Будь, пожалуйста, готова. Верну домой к обеду. Всегда твой, Белдон Патрак». — Надо предупредить Рипсалиса, — прошептала Теззи, сворачивая бумагу вчетверо. — Пойдешь? — еще надеясь на что-то, поинтересовался Ривотт. Знал, что Белдон и Гортензия договорились, но приглашение Патрака все равно оказалось полной неожиданностью. — У меня нет выбора. — Я боюсь за тебя, — супруг погладил ее по голове и бегло поцеловал в висок. — Не стоит, — Теззи обняла его, и сердце Ривотта снова запрыгало задорным мячиком, а она продолжила пробирающим шепотом: — Белдону сначала надо выяснить, что к чему. Не думаю, что он двинется в наступление завтра. Да и мне надо проверить, что именно я смогу увидеть. Как бы все усилия не оказались напрасными. — Мне не нравится эта затея… — Мне тоже. Но виселица нравится еще меньше. Вздохнула. Поцеловала в нос и потянулась за шляпкой. — Пойдем навестим того самого бакалейщика. Белдон встает рано, завтра хорошо будет, если успею позавтракать. Кивнул, соглашаясь. Лавку на углу через три улицы договорились использовать для связи с дознавателями. Но смогут ли те помочь, задумай Белдон недоброе, Ривотт не знал. *** Теззи вытребовала с Ривотта клятву не вмешиваться, выпроводила его на дракодром и вернулась в столовую допить утренний чай. Скорее всего, вот-вот приедет слуга Белдона, и лучше бы не заставлять его ждать. Не хотелось раздражать деверя еще и опозданием, Патрак и без того будет на взводе из-за совместной вылазки. Сделала глоток горьковатой, с мятным ароматом, жидкости и вздохнула. Потерла виски. Несмотря на нежные объятия и ласки Ривотта, ночью никак не могла заснуть, а сейчас будто накатывало: глаза закрывались сами собой. Следовало смотреть вокруг пристальнее некуда, но веки слипались и тело не спешило приходить в чувство. Скорее бы весь этот кошмар закончился! Как хочется просто нырнуть к супругу под бок и нежиться, погружаясь в его аромат и ласки. Странно! Ей всегда казалось, что жизнь в этом доме будет мукой, но стоило сойтись с Ривоттом, и особняк изменился. Он больше не казался зловещим и давящим, не пугал шумом ветра и невнятными тенями. И хотя еще навевал неприятные воспоминания, из монстра он стал просто домом, в котором тепло, спокойно и уютно. Возможно, когда Ривотт уйдет, все вернется на круги своя, но сейчас впервые за семь лет Теззи чувствовала себя здесь в безопасности. Потянулась к висевшему на соседнем стуле вязаному платку и накинула его на плечи: недосып давал знать о себе едва заметным ознобом. Отпила еще чаю и грустно ухмыльнулась. Жаль, она не пара Ривотту, с ним так сладко, что хочется забыть обо всем. Вздохнула и закуталась в платок сильнее. Ничего! Возьмет, сколько разрешат, об остальном подумает после. Избежать виселицы куда важнее. Пусть нет никаких доказательств, что вдова Патрака-старшего имеет какое-то отношение к его смерти, никто не знает, что взбредет в голову науськанному Белдоном судье. Краем уха уловила разговор в прихожей. Поставила чашку на стол и отправилась к выходу. Надела уличные туфли, натянула шляпку и жакет и вышла на улицу. Около ожидающей рядом с домом кареты ждал бессменный слуга Белдона — СтрИхнос, приземистый крепыш с орлиным взглядом и торчащей во все стороны черной шевелюрой. Правая рука деверя и главный хранитель всех его тайн. Поклонился, приветствуя, и помог забраться в карету. Уселся на скамью напротив Гортензии и достал из кармана шаровар черную широкую ленту. — Сниму, как прибудем на место, — пробасил привычным голосом и завязал Теззи глаза. Судя по звукам, выглянул наружу и велел трогать.