Я обошел вокруг дома и расплескал весь спирт. Отбросил пустую канистру и вытащил охотничьи спички. Из дома продолжал раздаваться этот страшный смех, у меня от него дрожали руки, я никак не мог поудобнее ухватить спичку. Наконец мне это удалось сделать, я чиркнул о коробок. Спичка вспыхнула зеленым пламенем. Смех стих. Вместо него из щелей между серыми бревнами пошло бормотание. Спичка упала. Огонь тут же побежал по бревнам, спирт горел весело и быстро. Бормотание стало громче. Разобрать, что именно говорит ведьма, я не мог, да и говорила она что-то совершенно нечеловеческое. Слова были мерзкие, будто липкие какие-то. Они словно несли угрозу, от них хотелось отойти подальше. Я снял с плеча воздушку и стал ждать. Огонь разгорался все сильнее, бревна соседкиного дома начали потрескивать. Ведьма уже не говорила – она уже кричала, выплевывала эти страшные слова… Вдруг потемнело. Сначала я думал, что это у меня от жары в глазах потемнело, но потом, задрав голову, я увидел, как точно над моей головой наливается туча. Туча опускалась все ниже и ниже, и, когда она повисла над самым домом, из ее брюха полился дождь. Такой дождь обычно показывают в кино – мощный ливень из брандспойта, ни один огонь против такого не выстоит. Мой огонь тоже не выстоял. Ливневые струи сбили языки пламени, бревна прошипели, огонь погас. Ничего не получилось. Бормотание смолкло. Я постоял секунду и побежал. В спину мне снова засмеялись. Не помню, как добрался до дома, кажется, перелез через забор. Влетел к себе наверх. Катька спала. Я придвинул к двери тумбочку и устроился рядом с сестрой, на полу. И уснул. И спал долго. – От тебя пахнет водкой, – Катька тормошила меня за плечо. – Просыпайся, пьяница. К тебе твоя Валерия пришла. – Кто? – не понял со сна я. – Валерия. Она яичницу жарит внизу. Катька выглядела нормально. – Мама не звонила? – Звонила, – соврал я. – Сказала, что еще на два дня задержится. Зато вместе с папой приедет. – Это хорошо… А то одним совсем плохо… – Ау! – позвали снизу. Я поискал оружие. Биту я потерял возле дома Кострихи, воздушка была не заряжена, гантель закатилась под кровать. В углу валялся кусок доски с гвоздем, им я заколол шестинога. Схватил деревяшку с гвоздем и направился в гостиную. Это была Лерка. Я бросил деревяшку на диван. – Ты чего? – спросила Лерка. – Лечите нервы, господа, – сказал я. – Завтрак готов? – Угу. Катерину я уже покормила вареной сгущенкой, ты, если хочешь… Я увидел, что к подставке аквариума прислонена бейсбольная бита. Видимо, лицо у меня здорово перекосилось, так что Лерка даже спросила: – Что с тобой? – Бита, – я указал пальцем. – Откуда? – Это я принесла, – ответила Лерка. – Она за воротами валялась. У тебя теперь всегда ворота открыты? – Всегда. Все равно от них нет никакого толка. – Ясно. Давай, завтракай. Я принесу. Я плюхнулся на диван. Лерка вынесла из кухни поднос. Яичница с сухарями. Жареная колбаса. Листья салата. Я по-быстрому все это съел, запил лимонадом и откинулся на спинку дивана. Настроение у меня неожиданно улучшилось. – Вчера я здорово обломался, – сказал я. – Ты, наверное, знаешь. – Догадываюсь, – Лерка расхаживала по гостиной, понюхала воздух. – Эта тварь может управлять погодой. Сидела, бормотала что-то там себе, и дождь пошел. Лерка села на диван рядом со мной. – А это что? – спросила она. Я скосил глаза в ее сторону. Лерка держала в руках принесенную мною деревяшку с гвоздем. – Я тебя спрашиваю, что это? «Это» Лерка сказала так, будто в руках она держала не обычный кусок дерева, а ядовитую змею. – Это доска, – сказал я. – В ней гвоздь. Именно этой доской я эту штуку, ну, ящерицу, прибил. Я ее в подвале от стены оторвал, а сюда, домой, наверное, машинально затащил. Она мне жизнь спасла… Лерка разглядывала доску. – Ты даже не удосужился посмотреть, что это за доска… – Деревяшка как деревяшка… – Это очень необычная деревяшка, – сказала Лерка. – Гляди. Она сунула мне доску. По ее обратной стороне шли мелкие убористые значки, выцарапанные в дереве и покрытые бурой краской. Значки были совершенно незнакомые, пожалуй, больше всего они походили на египетские иероглифы. – Ты знаешь, чем обычно ведьмы пишут свои книги? – спросила Лерка. – Кровью? – Точно, кровью. Эти рыжие буковки написаны кровью. А значит, эта доска – часть ее колдовской книги! Прикинь, какая она хитрая! Такую колдовскую книгу ищи – не найдешь. Колдовская книга – весь дом! А ты у нее из книги страницу выдрал! Я бросил доску на пол. – И что теперь? – Теперь она не может толком колдовать! И по поверьям, если один колдун украдет книгу у другого, то тот, у кого книга пропала, может попасть в колдовское рабство. – Но я ведь не колдун… – Но ты можешь отдать эту доску настоящему колдуну! И тогда Кострихе каюк! Она испугалась. Вот что ей надо! Ты понимаешь? – Не баран, – ответил я. – Въезжаю… И как только я сразу не догадался? Впрочем, я не разглядывал эту доску, я даже точно не помню, как я ее притащил домой. – Теперь мы можем ее шантажнуть, – сказала Лерка. – Она теперь у нас на задних лапках прыгать будет! – Это надо сжечь, – сказал я. – Ты что?! – Лерка сделала круглые глаза. – Это же наш единственный козырь! Ты что, забыл, что она взяла кольцо твоей матери? А про отца? А про Катьку? Мы можем все это прекратить! Заключим договор! Мы отдаем ей эту деревяшку, а она снимает проклятие! Я задумался. – Я не хочу заключать с ней никаких договоров. И не хочу об этом разговаривать. Все равно обманет. Я взял деревяшку, отнес ее в свою комнату и спрятал за батареей. Заглянул к Катьке. Катька не спала. – Эй, – позвала она меня. – Может, Валерия у нас на ночь останется? А то мне страшно. – Я спрошу у нее. Лерка осталась. Она позвонила дедушке и сказала, что переночует у подруги. Мне полегчало. Оставаться одному в этой домине не очень хотелось. Сестра смогла спуститься вниз, я устроил ее на диване, и она почти сразу снова уснула. Весь день мы просидели в гостиной. Постепенно темнело. – Дождь начался, – Лерка выглянула в окно. – Скоро ночь, – сказал я. – Хочу тебе кое-что показать.