Она присела на край кровати и, усадив мальчика к себе на колени, аккуратно смахнула с его щеки замершие хрустальные слезки. Поцеловала в светлый лобик, прижала ребенка к себе и замерла, слушая его дыхание и стук маленького сердечка. Кай тоже затих, сжал ладошку мамы и закрыл глаза. Он желал, чтобы это мгновение длилось вечно; чтобы она — такая добрая и нежная — всегда была рядом. Единственная, кто видела в нем не только будущего короля, но и любимого сына, смелого демона и наивного ребенка. Единственная, ради кого он хотел стать лучше, чем все демоны, смелее, чем все Перворожденные, мудрее, чем все короли. — Мама, — тихо позвал Кайлан, а после спросил, поглаживая ее нежную кожу руки: — А разве наше дерево не само выросло? — Нет, милый. — Корнелия несколько секунд помолчала, собираясь с мыслями. Пригладила темные перышки сына, растрепавшиеся после ударов, и продолжила, стараясь не пролить рвущиеся наружу слезы: — Мора — так звали великого демона, приложившего немало усилий для процветания Мортемтера. В его честь и назвали наше королевство… Мора был очень сильным демоном. — Сильнее Халы? — изумленно спросил Кай и посмотрел на маму. На ее коралловых губах появилась задумчивая, подсвеченная изнутри улыбка. — Может и сильнее. Ведь он подарил нам такой большой и уютный дом, дал нам возможность укрыться от наших неприятелей… Знаешь, до того как Мора взрастил дерево, все считали его слабым. Многие не верили в его способности, смеялись над идеей построить такой могучий город. Но Мора доказал всем демонам, всем тем, кто не верил в него, что он достоин нечто большего, чем глупых насмешек и упреков. Он воткнул в землю короткую веточку дуба и вложил в нее всю свою магическую силу, всю энергию, подпитанную ненавистью и злостью собратьев. Из ветки выросло огромное дерево с пышной темно-зеленой листвой и невероятно прочной корой. Но Мора не погиб — он обратился в одну из ветвей дерева, стал частью Мортемтера. Несмотря на обиды, он сделал все возможное, чтобы его народ был в безопасности. — Он был таким сильным… — вздохнул Кайлан и опустил взгляд, пряча грусть в глубине синих глаз. — Мне никогда не стать таким как Мора. Папа говорит, что я совсем не стараюсь… — Нет, малыш, — улыбнувшись краешком губ, сказала Корнелия и коснулась подбородка мальчика, заставляя повыше поднять голову и взглянуть на нее. Посмотрела в его печальные глаза и почувствовала вдруг жгучую боль внутри, ощутила, как сердце сжимается от одного этого невинного взгляда, от осознания, что ее ребенок в столь юном возрасте уже утратил веру в собственные силы. — Посмотри. — Она оттянула пальцем ворот платья, зацепила пальцем тонкую серебряную цепочку и вытащила плоский овальный медальон. Внутри овала было вырезано дерево с широким стволом и множеством ветвей. — Этот кулон пропитан энергией Моры. Лишь истинный хранитель Мортемтера способен носить его. Твой дедушка отдал его мне. И когда придет время, он достанется тебе. Корнелия облизнула пересохшие губы, отстегнула цепочку и вложила медальон в ладонь Кая. Ветви дерева тотчас озарились ярким сиянием, разрезав темноту в маленькой комнатушке. — Видишь, — улыбнулась королева, — Мора выбрал тебя, Кайлан. Ты гораздо сильнее, чем думаешь. Ты — будущий хранитель Мортемтера. С тех пор здесь мало что изменилось. Детскую комнатушку практически не затронуло беспощадное пламя огня. Лунные лучи просачивались через прозрачную тюль, закрывающую проход на маленький балкон; освещали разбросанные на кровати деревянные фигурки лошадок, птиц и мелких зверьков. Легкий ветерок шевелил остатки сожженного балдахина, ласково касался лица и напряженных крыльев Кайлана, будто в попытке успокоить его, унять бешено колотящееся сердце, развеять перед глазами мучительное воспоминание. Детские слезы больше не обжигали его глаза; Кай не помнил, когда последний раз поддавался обуявшим его чувствам и плакал, желая оказаться в теплых объятиях матери и избежать строгого взгляда отца. Теперь глаза его были сухими, лицо напряженным, без намека на нежную улыбку и веселость, а сердце твердым как камень, ледяным как вода в замерзшей реке. Теперь он не нуждался во внимании, в чьей-либо любви… Теперь он стал похожим на отца — жестоким, выносливым, властным. Но почему же столь твердое сердце изнывает от тоски при взгляде на веточки сакуры, вставленные в стеклянную вазу?.. Она выделяется среди остальных испорченных временем вещей. Чистая, увитая золотыми стеблями… Казалось, что кто-то бережно ухаживал за ней все это время. И веточки сакуры с нежными бутонами выглядят совершенно невинно. Цветы должны совсем скоро распуститься, несмотря на холод, царящий в Мортемтере, и отсутствие света. Но Кая больше поразили жемчужные бусинки, нанизанные на ниточки и свисающие с веток, и искусно сделанный ловец снов с яркими фиолетовыми перышками. Он точно знал — подобной красоты в его комнате никогда не было. Желание подойти поближе, рассмотреть каждую бусинку и погладить манящие перья улетучилось, когда Кай ощутил энергию советника. Он отвел взгляд от хрупких цветущих веток и постарался совладать с нахлынувшими эмоциями. Никто не должен видеть мимолетной слабости на его лице. Никто этого больше и не видел, кроме нее — той, которая обрела над ним сильную власть и даже сейчас, спустя несколько недель разлуки, видением приходила к нему, мучила раненое сердце, терзала душу и смотрела с непростительным укором, как когда-то смотрел на него король. — Похоже, здесь его нет. — Анорион остановился рядом с Кайланом, обвел взглядом комнатушку, а затем, обратив взор к веточкам сакуры, иронично изогнул темные полукруглые брови и тихо добавил: — Я думал, мы медальон ищем… — На что ты намекаешь? — шикнул Кай, резко обернувшись к советнику. — Помимо нас во дворце есть кто-то еще, — добавил тише. — Почувствовал что-нибудь? — Лишь желание чихнуть от густого слоя пыли. — Анорион глубоко вздохнул и, в попытке избежать прямого взгляда короля, посмотрел на трепыхающуюся ткань балдахина. — Почему бы нам просто не обосноваться здесь и не привести город в порядок? Нам в любом случае придется избавляться от последствий разрушения. — Мортемтер умирает. Тихие, пронизанные горечью слова Кая заставили Анориона вновь взглянуть на него. На смуглом лице советника отразилось недоумение, а в кристально-голубых глазах блеснули тревога и растерянность. — Разве ты не чувствуешь? — продолжил Кай, хмуро глядя в пол. — С каждым новым днем энергия Моры становится все слабее. Мортемтер еще тридцать лет назад стал для нас мертвым городом, но все это время хранил в себе остатки демонической силы. Они уже на исходе. Как только вся магия растворится, дерево примет свой истинный вид. — Какой? — Станет веткой дуба. Пряча улыбку, советник хмыкнул: — Старая как мир легенда. Сказку о великом Море знали все дети Мортемтера. Кай насупился, чувствуя себя рядом с Анорионом — демоном, служившим еще его отцу, — все тем же слабым, ранимым и наивным ребенком. Почему-то он смутно помнил его; в памяти сохранился лишь безразличный взгляд небесных глаз. — Ты не веришь в эту легенду, но пытаешься найти королевский медальон? — недовольно спросил Кайлан и ожидающе посмотрел на советника. — Только для того, чтобы обрести союзников, — последовал серьезный ответ. — Ты знаешь, как действует медальон на представителей других рас. Многие стали нашими приятелями лишь из-за его мощной энергии. Но на людей он так не подействовал… Возможно потому, что они изначально не обладали магией. — Поищем еще в западном крыле, — отрезал Кай и, не дожидаясь реакции советника, быстро вышел из комнаты, пропитанной детскими воспоминаниями и горькой правдой о его натуре — слабой натуре, умело скрытой за прочной стеной выносливости и решимости. Сломай ее — сломается и он. Кай свернул в узкий длинный коридор. Он помнил светлые мраморные стены, начищенные до блеска резные арки и двери, но сейчас с трудом узнавал этот погрязший в пепле и тридцатилетней пыли дворец. Тьма проникла в каждый уголок, расползлась чернотой по каменному полу, высоким потолкам. Мортемтер изменился до неузнаваемости, равно как и его жители. Некогда сильный, могущественный народ превратился в кучку забытых всеми слабых существ, утративших свою мощь и величие. Баланс нарушился, и бывшие хранители лесов и рощ, рек и озер больше не могут подпитывать землю своей энергией, поскольку жалкие сгустки магии с трудом поддерживают их жизненные силы. Кай полагал, что это связано с гибелью дерева. Демоны пали духом, утратили веру, а потеряв связь с домом, который долгие годы подпитывал их магический источник, ослабли и сошли с пьедестала, возведенного их предками многие века назад. Кайлан понимал, что взял на себя большую ответственность — ответственность за свой народ, за магию и независимость демонов. И хоть юный король страшился грядущих перемен, он не мог позволить себе оступиться. Не мог позволить себе свернуть с пути, по которому шел все эти годы, не мог пойти следом за охотницей, как бы сильно ему этого ни хотелось. Ливия давно это осознала; Кай знал наверняка — она ушла не только из-за того, что не смогла смириться с образом жизни короля. Причин ее ухода не счесть, но главную причину он прочел в ее потухшем взгляде, утратившем теплоту и нежность, — осознание того, что Кай не оставит свою цель даже ради нее, заставило ее отвернуться от него. Он прекрасно понимал это, смирился с ее желанием. Но почему до сих пор кажется, что, оставив ее в тот день в пещере, он потерял нечто большее, чем обретет, когда достигнет заветной цели?.. Поток нескончаемых тягостных мыслей неожиданно прервал едва уловимый топот ножек. Кай остановился посреди коридора, разветвляющегося на два прохода, и прислушался. Откуда-то доносился стук каблучков, с каждой секундой удаляющийся все дальше и дальше. Сердце пропустило глухой удар, и Кайлан сорвался с места, помчался на звук, не желая принимать затихающий топот за иллюзию. Завернул за угол и резко остановился напротив большой почерневшей двери. Больше не было слышно посторонних звуков; лишь бешеный стук сердца звучал в ушах, подобно глухому однообразному стуку в запертую дверь комнаты. Покои отца. Кай четко помнил, как каждым ранним утром перед тренировкой петлял по залитым солнцем коридорам, а после приходил к этой треклятой двери и осторожно стучал по белому дереву. Ровно пять ударов — и дверь отворялась, Кай проходил внутрь, молча кланялся, садился за котацу — низкий деревянный каркас стола — и завтракал в обществе короля. Кай не любил такие завтраки. И хоть эти минуты рядом с отцом были безмолвными, без ругани и наставлений, он не ощущал себя живым, считал себя не его сыном, а творением, орудием — мощным, страшным, совершенным. Нервно сглотнув, Кай сделал неуверенный шаг вперед, занес слегка дрожащую руку, словно намереваясь снова постучать, а затем коснулся ладонью двери и осторожно толкнул ее. Тяжело скрипнув, она отворилась. Впервые за эти годы Кай намеревался зайти в комнату отца без приглашения. Ему хотелось развернуться и уйти прочь, но, проглотив мимолетную слабость, он прошел в опустевшее темное помещение. Лунный свет проникал сюда через огромное полое окно с резными ставнями. С высокого свода свисали громадные, покрытые паутиной канделябры, в которые были вставлены плавленые свечи. Каменные стены украшали лишенные ярких красок картины и гобелены, изображающие природу Мортемтера в ее умиротворенном спокойствии. На полу плитки-мозаики соединялись в единый рисунок — круг, в центре которого находилось дерево. Все было таким, как и тридцать лет назад, — заваленный свитками стол у окна, книжные стеллажи в стене, высокий дубовый шкаф и большой золотистый глобус на деревянной подставке. В детстве Кай мечтал разглядеть мир, изображенный на этом глобусе, но не решался в присутствии отца касаться его. Сейчас он знал об окружающем мире намного больше, знал все материки и их обитателей, а желание прикоснуться к золотистой поверхности глобуса так и не исчезло. Мужчина подошел к притягивающему взгляд шару, провел пальцем по пыльной подставке, но не успел воплотить детское желание в реальность. Внезапно со стороны шкафа раздался приглушенный чих. Но не этот неожиданный звук заставил Кая напрячься. Он не чувствовал посторонней энергии, не ощущал присутствия чужака, словно осторожный тихий чих был всего лишь плодом его фантазии. Подойдя к шкафу, Кайлан коснулся тонкой серебряной ручки, задержал на миг дыхание, не решаясь дернуть на себя широкую дверцу и убедиться в том, что топот ножек, стук маленьких каблучков — игра его воображения; что дух Моры потешается над ним, а Кай наивно верит, понимая, что происходящее сводит его с ума. Резко выдохнув, Кайлан отворил дверцу и обомлел, поймав испуганный взгляд широко распахнутых глаз. Не в силах произнести ни слова, Кай внимательно осмотрел миловидное детское личико: тонкие светлые бровки, удивительные глаза — один небесно-голубой, другой — сочный зеленый, как изумруд; маленький, слегка вздернутый нос и нежно-коралловые губки. Длинные светлые прядки обрамляли лоб и пухленькие щечки, испачканные пылью и чернилами. Поразительно нежное и красивое дитя… Человеческое дитя. — Человек… — только и выдохнул Кай и с удивлением заметил, что внутри него не разжигается огонь ярости. Этот невинный ребенок не вызывает ненависти и презрения. Своим пронзительным пугливым взглядом чудесных глазенок маленькая девочка лет пяти лишь пошатнула что-то глубоко внутри, задела неприкосновенное сердце, разрезав в нем пустоту. Боясь напугать ее еще больше, мужчина медленно опустился на корточки и судорожно сглотнул, когда девочка вытянулась в струнку и прижала стиснутые кулачки к шее, скрытой за толстым воротом серенького платьица. — Как тебя зовут? — тихо спросил Кай. Крылья его были напряжены, сердце стучало гулко и часто, а в голове больно жалила мысль о том, что ему нужно уйти, не вестись на невинность ребенка, не позволять этим чудным глазкам врываться в душу и разрушать устоявшиеся принципы. Кай заметил, как девочка разомкнула губы, намереваясь что-то сказать, но вместо желанных слов из горла вырвалось только глухое сдавленное мычание. Брови мужчины невольно взмыли вверх при очередной попытке ребенка издать что-то помимо неразборчивых звуков. Заметив его реакцию, девочка поджала губки и потупила взгляд, пряча в уголках глаз хрустальные слезки. — Не можешь говорить? — полушепотом произнес Кай и, когда она отрицательно качнула светлой головкой, продолжил: — Давно здесь живешь? Ребенок пожал плечами, продолжая буравить взглядом носочки своих потрепанных бежевых башмачков, а мужчина, облизнув сухие губы, резко выпрямился, развернулся, но так и не смог сделать шаг в сторону распахнутой двери. Внутри него происходила настоящая борьба. Девочка казалась совсем не обычной — она искусно прятала свою энергию, — но ее человеческая внешность навела Кая лишь на одну мысль. Она полукровка. И все же противясь желанию остаться и разобраться в ее нахождение здесь, мужчина быстрым шагом вышел из мрачной, навевающей не самые приятные воспоминания комнаты, завернул за угол и сбежал вниз по широкой мраморной лестнице. Почему-то в этот раз топот ножек ребенка, устремившегося следом за ним, не заставил его остановиться. Кай чуть не бегом выскочил из дворца, вдохнул полной грудью морозный ночной воздух, пропитанный гарью и влагой, и поймал изумленный взгляд советника. — В чем дело? — спросил Анорион. — Ты словно призрака увидел… Он вдруг замолк, обратив взор на застывшего в широких резных дверях ребенка, а затем озадаченно взглянул на хмуро смотрящего на него короля, разомкнул тонкие губы, желая утолить свое любопытство, но Кай не дал ему заговорить. — Я не знаю, кто она и что здесь делает. Нам пора возвращаться. Кайлан распахнул крылья, но так и не успел взмыть в воздух и заглушить острую, действующую на нервы тревожность. Маленькое тельце неожиданно прижалось к его ноге, тонкие пальчики сжали ткань штанов, и мужчина почувствовал, как по жилам заструились нити магии — сильной, будоражащей, невероятно знакомой. — Сердце Мортемтера, — прошептал Анорион. — Ты чувствуешь его? Это же энергия медальона. Кай взглянул на девочку, еще крепче прижавшуюся к нему, судорожно вздохнул и, осторожно отцепив ее от себя, присел на корточки. Не отпуская хрупких дрожащих ладошек, он грозно посмотрел ей в глаза, но долго не выдержал — взгляд его потеплел, лицо смягчилось. — Позволишь мне взглянуть на него? — спросил Кай шепотом. Обиженно поджав губки, девочка кивнула и, высвободив ручки из мужских рук, утерла сбежавшие по щекам слезы. Стараясь не делать резких движений, Кай осторожно оттянул ворот ее платьица и резко выдохнул, не заметив там спрятанного кулона. Вместо него вокруг ее шеи был выжжен аккуратный шрам, похожий на цепочку, а чуть ниже ключиц — ветвистое дерево внутри овала. — Анорион, — тихо позвал Кайлан и, когда советник подошел к нему, спросил: — Что будет, если человек наденет королевский медальон? — Он не выдержит. Энергия медальона убьет его, — серьезно ответил тот, внимательно разглядывая своеобразное клеймо на нежной коже ребенка. — Но непохоже, что она простой человек. — Скорее, полукровка, — продолжил Кай. — Полагаю, она дочь ундины¹ и человека. Такое очарование характерно для жительниц водоемов. — Думаешь, медальон оставил на ней такой ожог? И куда же она после этого его подевала? — Никуда. — Кай аккуратно поправил воротничок платья и выпрямился. — Сердце Мортемтера осталось с ней. Надев медальон, она невольно присвоила его себе. А вот как его снять — уже другой вопрос… Примечания: Ундина (от лат. unda — «волна») — человекоподобное существо женского пола, связанное с водоемами и озерами. Страх, непонимание и даже злость увидел Кайлан на лицах демонов, стоило ему зайти в освещенную неясным светом огня пещеру, с низкого свода которой свисали огромные сталактиты и сияющие голубизной кристаллы. И хоть подданные ждали от него каких-либо слов, Кай молча прошел мимо, не удостаивая их вниманием, словно те были пустыми сновидениями, ложными ночными призраками. Он не считал необходимым объясняться именно сейчас; демоны не поймут его. Не поймут, почему девочка, так сильно похожая на человека, вцепившись ручкой в штанину короля и потупив взор, плелась следом за ним. Не поймут и долго не смогут смириться с тем, что Кайлан посмел привести к ним человеческого ребенка, даже если он таковым не являлся. Кай и сам противился собственному желанию забрать девочку из Мортемтера, и, кажется, не только из-за связанного с ней королевского медальона. Он верил, что это не единственная причина, но не мог разобраться в своих чувствах, равно как и понять, отчего под взглядом изумительных глаз к горлу подступал противный комок и непростительно громко стучало сердце. Миновав расступившихся перед ним демонов, Кай завернул в небольшой отсек в пещере, где порой засыпал, прячась от любопытных малышей за толстой каменной стеной, подсвеченной изнутри синим светом. Он усадил девочку на потрепанное темное покрывало, расстеленное на полу, и резко, не скрывая раздражения, обернулся к советнику, застывшему в проеме.