Она снова повернулась ко мне, несколько секунд пытаясь собрать глаза в кучу. Предчувствие чего-то нехорошего едва успело зародиться под ложечкой, но так и не переросло в тревогу. Яспера вдруг сделала шаг, и у меня только мелькнула мысль – что в драку кинуться все же придется. Но она успела запустить свою лапу в мои волосы раньше, чем я среагировала. А потом меня… поцеловала. Ну то есть… в губы, с неожиданным напором, оставляя следы ярко-красной помады. Поцелуй длился всего пару секунд, которые я провела в глубоком шоке, и от того, собственно, не сопротивлялась, а когда оцепенение прошло, Яспера уже отстранилась и снова всех удивила. Закатила глаза и грохнулась в обморок, снеся по дороге маленький журнальный столик с забытыми на нем чьими-то книгами. Первым очнулся Бастиан: – Я должен сохранить это в памяти навсегда! Почему все самое горячее заканчивается так не вовремя?! – Тебе что, тринадцать? – Я покачала головой. – Даже не знаю, обижаться, что меня назначили крокодилом, или спросить, откуда она про них знает. Что с ней? Поехала крышей или решила, что, раз с мужиками не складывается, стоит осмотреться повнимательнее? – Что-то не слишком внимательно она осмотрелась, – хмыкнул Бастиан. Получил от меня тычок под ребра и поморщился. Кейман, склонившись над Ясперой, пытался привести ее в чувство. – Я бы на твоем месте отнесла ее к лекарю, потому что это точно не алкоголь. Она трезва. – Ты уверена? – Он посмотрел на меня. Я сделала такое лицо, что вопросы отпали. Украдкой, пока никто не видел, вытерла с губ красную помаду и на всякий случай отошла. Вдруг очнется и решит, что сгорел сарай, гори и хата. Я как-то не уверена, что от нее отобьюсь, а на помощь Бастиана можно не рассчитывать. Несколько попыток заставить Ясперу прийти в себя ничего не дали, и Кейману пришлось взять ее на руки и направиться в сторону лекарского крыла. При виде безвольно висевшей руки демоницы мне даже стало ее жалко. Что могло случиться, что она пришла в такое состояние? По идее, что угодно: простуда с сильной лихорадкой, неудачно сваренное зелье, встреча с Ванджерием, которая хоть и маловероятна, но теоретически возможна, встреча с Акорионом. И еще тысяча причин, которых я не знаю. Но интуиция подсказывала, что вряд ли Яспера объелась ядовитых одуванчиков. Нас ждут очередные неприятности. Это уж точно. А так все хорошо начиналось! – Спокойной ночи, – буркнула я, когда шаги Кеймана стихли. Решила, что лучше бы мне просидеть остаток дня в комнате, пока еще кто-нибудь в ближайшем окружении не поехал крышей раньше меня. – Стой! – Бастиан в последний момент схватил меня за локоть. – Я тебя искал. Надо поговорить. – О чем? От него пахло не привычным кофе, а морозом, холод заглушал все остальные запахи. На черном пальто все еще таяли снежинки. – Вообще хотел спросить, не повторите ли вы с Ясперой это на бис, но… Я закатила глаза и снова направилась к выходу. Похоже, теперь, когда сестра оказалась в безопасности, Бастиан расслабился и снова стал собой – невыносимым самовлюбленным придурком с шуточками про секс. Когда-нибудь он дошутится, я клянусь! – Ладно, ладно! В коридоре он догнал меня и снова остановил. – Нет так нет, я же не настаиваю. Но хоть фантазировать-то могу? – Еще одно слово, и я откушу тебе хвост, ди Файр! – рявкнула я. – Только превратись, клянусь, на ужин у всей школы будут драконьи стейки из мяса с твоей задницы! – Оно слишком жесткое, бери с холки, она меньше работает, – усмехнулся он. – Тогда лучше высосать мозги. Уж они-то вообще невинны и расслаблены большую часть времени. Бастиан открыло было рот, и я приготовилась к очередному потоку остроумия, но, похоже, даже драконы иногда могли взрослеть – на этот раз он промолчал. Глаза, конечно, нехорошо сверкнули, и в целом направление потенциальной невысказанной шутки стало понятно, но, к счастью, этот бессмысленный спор закончился. И Бастиан посерьезнел, снова достав коробочку. – Я должен поблагодарить тебя за то, что спасла мою сестру. С этими словами он протянул мне эту коробку. Которую я почему-то испугалась взять. И сделала ровно то, что обычно делал он: скрыла испуг за бравадой. – Ты что, принес мне коробку конфет в благодарность за спасение Брины? – Это не коробка конфет. Но в следующий раз принесу тебе килограмм летучих мышей и дохлых тараканов. На этом я закончила ломаться, потому что на самом деле было до ужаса интересно, что в коробке. Я бы, если честно, очень хотела их портреты. Вдруг подумала, что если все получится, как планирую, если удастся уйти на Землю, то мне бы хотелось иметь при себе их портреты. Просто на память. Как напоминание, что все они были в моей жизни. – Сколько живут драконы? – Я вдруг подняла голову и посмотрела в темные глаза, где отражались отблески пламени из камина. – Что? – Сколько ты проживешь? Драконы ведь живут дольше людей. – Столько, сколько протянет сердце. Оно не вечно. – Но речь ведь о нескольких сотнях лет, так? Драконы могут жить тысячи… сердце было небольшое, дракон, которому оно принадлежало, погиб молодым, так? – Да, полагаю. – Тебе не страшно? Оставлять их всех. Брина, младшая сестра, племянница – они умрут, а ты будешь жить дальше. Ты не боишься? – Кто сказал, что буду? Однажды в этом не останется смысла. Сердце можно остановить. Оно забилось, когда мне было нужно, и остановится, когда я так решу. А как понять, что момент для решения наступил? Я не стала спрашивать, не уверенная, что готова услышать ответ или что он вообще мне нужен. Открыла коробку, в которой на черном бархате лежали серьги. Тончайшие нити с крошечными красно-оранжевыми камушками, даже в слабом освещении гостиной ослепительно сияющими. Нити были такой толщины, что уже с расстояния двух шагов камни казались облаком блесток, запутавшихся в волосах. Или крошечных искр. Настоящие сережки огненной принцессы. – Это Брины, – пояснил Бастиан, – я дарил ей, когда она поступила в Школу Огня. – Я не могу принять ее серьги, – с трудом выговорила я, сглотнув внезапно возникший в горле ком. – Она просила, чтобы я подарил тебе что-нибудь из ее любимого. – Почему ты выбрал их? – Тебе пойдут. Я не смогла отказаться. Хотела, как тогда, в Бавигоре, гордо задрав нос пройти мимо и бросить что-то вроде «Пока ты не поймешь, как ошибся во мне, благодарности выглядят лицемерно», но не смогла, влюбилась в тонкие ниточки с первого взгляда. Их даже страшно было брать в руки, казалось, что от малейшего ветерка искорки рассыплются и превратятся в пыль. Я не смогла справиться с хрупкой на вид застежкой и уже пожалела, что поддалась порыву и стала надевать серьги прямо здесь. Нужно было сделать это в комнате, в одиночестве и у зеркала, но с продуманностью действий у меня всегда было не слишком хорошо. Бастиан вдруг потянул ко мне руки и перехватил выскользнувшую из некстати онемевших пальцев сережку. Я замерла, даже дышать перестала, прислушиваясь к стуку сердца, когда он вдел серьгу мне в ухо и застегнул. Невесомые нитки коснулись шеи, а пальцы – тонкой кожи под мочкой уха, и мне стало не то жарко, не то холодно. Сразу же вспомнился один эпизод на первом курсе, когда Бастиан еще находился между жизнью и смертью, а Лорелей потащила нас к колдовским дубам. Когда пришлось раздеваться на глазах однокурсниц и призрачного Бастиана. Тогда я узнала, что взгляд можно вполне физически ощутить, а сегодня – что простое прикосновение к уху или ничего не значащий жест (убрать волосы на другую сторону, чтобы вдеть серьгу) может быть эротичнее самого откровенного поцелуя. Я не выдержала. Когда указательным пальцем Бастиан погладил кожу под нитью сережки, хныкнула и уклонилась, привычно спрятав шею под иссиня-черными кудрями. Крылья непроизвольно дернулись, готовые спрятать меня от неожиданного проявления нежности, обращенной совсем не ко мне. Или ко мне, но не этой «мне». Или… черт, я понятия не имею, кто я такая, но виню Бастиана в том, что он не может в этом разобраться. – Спасибо за сережки. Передай Брине мое большое спасибо. Спокойной ночи. И снова я сбежала, как нашкодивший кот, даже не пытаясь сдержаться, сорвалась на бег и скрылась за дверью жилого корпуса. Как хорошо, что Бастиан теперь живет в преподавательском корпусе! Или в городе? Не поедет же он в ночь в Спаркхард, Кейман наверняка выделил ему комнату. Я никогда этим не интересовалась. И еще миллионом вещей, которыми поинтересоваться все же стоило. Больше всего на свете я мечтала упасть в постель и обдумать события вечера, но у двери меня ждал еще один сюрприз, и тоже совершенно неясно, насколько приятный: переминаясь с ноги на ногу, в коридоре стояла Аннабет. – Привет, – осторожно произнесла она, когда я подошла. – Привет. – Я просто хотела спросить… – Она замялась и отвела глаза. – Про Брину. Мне запрещено получать почту, но ребята сказали, что в утренней газете вышло сообщение о ее казни. Это правда? Ее убили? Черт, ну почему она не пошла с вопросами к Кросту?! Он точно знает, что и кому можно рассказывать. Почему я должна принимать решения, а потом за них огребать?! Расскажу Аннабет – получу выговор за длинный язык и подставлю Бастиана. Не расскажу – снова буду сволочью, отталкивающей искренне заботящихся людей. В данном случае заботящихся о Брине. Наверное, у меня на лице отразились все сомнения, потому что Аннабет торопливо произнесла, словно испугавшись, что я промолчу: – Я никому не скажу! Честно! Магистр Ванджерия предупредила, что будет, если… Она густо покраснела. – Если я еще раз открою рот не в том месте и не по тому поводу. – Это прямая цитата? – Я округлила глаза. – Ну… да. Я не скажу никому, честно! Ни о Брине, ни о… ну-у-у… тебе. – Ладно, – махнула рукой, – Брина жива. Она в безопасности, там, где до нее никто не доберется. Не спрашивай где, я и сама не в курсе. Почти правда. Во всяком случае, если Аннабет снова сольет информацию журналистам, вреда от нее будет чуть меньше, чем если бы я вывалила про Фригхейм, знакомых Бергена и ярла.