– Ты не настоящая, – говорю я, глядя ей в лицо на белые символы, вытатуированные на ее темной коже. Она смотрит на меня темно-карими глазами. – Вот дерьмо, мы опоздали, – говорит галлюцинация, поворачиваясь к Кине. – Лука, вставай, нужно идти, давай! – просит Кина. Я снова смеюсь. Нет никаких сомнений, что я в конец потерял чувство реальности. Я потерял надежду, и вот к чему это привело. – Ладно, ладно, – отвечаю я, поворачиваясь на спину, чувствуя, как осколки стекла впиваются в кожу. – Я подыграю. Куда пойдем? – Мы вытащим тебя отсюда, ненормальный, – отвечает воображаемая Кина, наклоняясь и хватая меня за руку. И когда ее пальцы касаются моего запястья, я понимаю, что происходит; знаю, все это не по-настоящему, не может быть. Но и рассудок я не потерял. Должно быть, еще одна попытка Хэппи выудить из меня информацию. – Меня не проведешь, – бормочу я, отмахивая руку Кины. – Лука, все по-настоящему. Нужно бежать, скорее! Я поднимаюсь на ноги, ковыляю к кровати, опираюсь на край рамы. – Ну да, конечно, – говорю я. – Ты научилась вести диалоги, Хэппи, признаю, но я не дурак. Более того, в этой модели есть небольшие детали: например, Пандер одета в униформу Блока – такая маскировка, чтобы проникнуть в тюрьму; а еще смешанные паника и возбуждение в глазах Кины. Я начинаю доставать осколки стекла из руки и наблюдаю, как крошечные порезы заживают на глазах. Внезапно Пандер подходит ко мне – я замечаю, что на ней нет очков (промашка, Хэппи), – и направляет свой кулак мне прямо в глаз. – Черт! – кричу я, содрогаясь от боли. – У нас нет времени на это дерьмо, идиот. Живо вставай! – Ладно, ладно, – отвечаю я, потирая глаза. – Но я все равно ничего тебе не скажу. Я встаю, отметив про себя, что симуляция агрессивной версии Пандер очень похожа на настоящую, и тут Кина берет меня за руки: – Лука, это все правда, это не Хэппи, она не пытается сейчас что-то узнать у тебя, ты не в Зоне Разума. Все происходит на самом деле. – Да-да, как скажешь, – бормочу я. Кина пытается посмотреть мне в глаза. Мне очень больно встречаться с ней взглядом, поэтому я сосредоточиваю свое внимание на осколке стекла в руке. – Когда мы впервые заговорили, – продолжает Кина, – ты дал мне книгу «Зов предков». Она мне очень понравилась, но «Не отпускай меня»[3] оказалась еще лучше. Я была в восторге, и я спрашивала себя, может, я потому и влюбилась в тебя, что ты был так добр ко мне? Я перестаю таращиться на заживающие раны на руках и смотрю в эти прекрасные темные глаза. На мгновение между нами наступает тишина. – Не поступай так со мной, – говорю я дрогнувшим голосом. – Не заставляй меня поверить, что это реально, чтобы потом разбить мне сердце. Я больше не вынесу. – Впервые мы встретились лицом к лицу, – продолжает Кина, поднимая меня на ноги, – на перроне, пока ждали Мрачный поезд, на котором нас должны были отвезти на Отсрочку. Охранник забыл закрыть люк. Тогда я впервые рассмеялась с тех пор, как попала в Аркан. – Можешь поторопиться? У нас мало времени! – кричит Пандер, стоя в дверном проеме. – А первый раз мы поцеловались вон там, – Кина указывает на коридор. – Именно тогда я поняла, что ты мне действительно нравишься. Я смотрю на нее и осмеливаюсь поверить, что, возможно, не сошел с ума. На этот раз я целую ее, и когда наши губы соприкасаются, я отчетливо понимаю, что это реально. – Ромео, Джульетта, хватит этого сопливого дерьма. Пошли, быстрее! – шипит Пандер. Я смотрю на нее – она выглядит старше своих тринадцати лет. Трудности, через которые она прошла, ужасы, которые повидала, отражаются в ее глазах. В одной руке у нее топор, в другой – УЗ-винтовка. Порывшись в рюкзаке за спиной, она достает шапку и комбинезон и бросает их мне. – Надень-ка, а то меня уже воротит от этого противного вида. – Противного? – переспрашиваю я, оглядывая себя нагого. – Не люблю парней, – отвечает Пандер. – И чего ради я это объясняю? Шевелись давай! Я смотрю на белую тюремную форму и на долю секунды переношусь воспоминаниями в свой первый день в Аркане. Отбросив эти мысли прочь, я одеваюсь, натягиваю шапку как можно ниже на лоб, чтобы скрыть паноптическую камеру – крошечную всевидящую камеру, встроенную в наши лбы. – Ну ладно, – говорю я, чувствуя, как безумие отпускает мой рассудок, – надо освободить Вудса, Малакая и Рен. Пандер качает головой: – Нет, мы уходим, сейчас же. – О чем ты? – требую я. – Мы не уйдем без них. – Уйдем, – не унимается Пандер, выглядывая из камеры и изучая коридор слева и справа. – Я их не брошу! – отвечаю я, шагая на трясущихся ногах. – Лука, – Кина протягивает мне руку, – Малакая и Вудса здесь нет. – Что? – спрашиваю я. – Что значит, их здесь нет? – Их камеры пусты, их тут нет. Я пристально смотрю на Кину, пытаясь осознать смысл ее слов. – Они мертвы? – Мы не знаем, – отвечает Пандер. – Нам лишь известно, что их вывезли из Блока два дня назад. Поэтому мы решили прийти раньше, за тобой и Киной. Я тяжело дышу, сдавливая плач, но слезы предательски текут из глаз. – А Рен? – спрашиваю я, поворачиваясь к Пандер. – Лука, вы с Киной еще живы и не потеряли рассудок только благодаря этой исцеляющей технологии, что вам внедрили, и Зоне Разума. – У Рен тоже должна была быть Зона Разума! – отвечаю я. Пандер качает головой: – У нее нет твоих способностей к исцелению, и они не хотели проводить ей эту процедуру. Для них она была просто кратковременным источником энергии. – Что ты такое говоришь? – спрашиваю я. – Рен потеряла рассудок еще месяц назад. Милосерднее будет убить ее, – отвечает Пандер, бросая топор на мою кровать и проверяя дисплей на УЗ-винтовке. – Нет, – не сдаюсь я, проталкиваясь мимо Кины и Пандер. Ковыляя по металлическому полу, не заботясь об охранниках, других камерах и шуме, который издаю, я несусь к камере Рен мимо связанного охранника, лежащего на полу без сознания. «Малакая и Вудса увезли. Почему? Чтобы казнить? Может, они сошли с ума и стали бесполезны для Хэппи?» – я качаю головой, отмахиваясь от гнетущих мыслей. Я подхожу к камере Рен и дергаю за ручку, но она не поддается. Повернувшись, вижу, что Пандер и Кина медленно идут ко мне. – Открой! – кричу я, уставившись на Пандер. – Лука, нет… – Открой чертову дверь, Пандер! Вздохнув, она наклоняется к сканеру экрана. Каким-то образом он срабатывает, и дверной замок издает щелчок. Я открываю дверь и вхожу. Рен лежит на кровати парализованная. За те семь недель, что она провела здесь, от нее остались кожа да кости. Сложно распознать в ней красивую Совершенную, в которую я был влюблен, когда сидел в Аркане. Мои глаза устремляются к ее правому плечу, где когда-то была рука, которую отрубило люком двери моей старой камеры. Я действую быстро: вытаскиваю из нее все иглы и поднимаю, чтобы она вышла из состояния паралича. Рен пытается дышать, пока я несу ее к выходу; она широко открывает глаза, полные ужаса, и начинает кричать: – Нет, нет, нет! – вопит она снова и снова хриплым гортанным голосом. – Она пропала, Лука, надо ее заткнуть, – говорит Пандер, уверенно шагая к Рен, прикладывая винтовку к плечу. – Мы не оставим ее и убивать тоже не будем, – командую я. – Лука, мне тоже тяжело. Рен была моим другом, но это больше не Рен, – шипит Пандер. – Она всполошит охранников, Лука, она не в своем уме. Она бы сама так хотела. – Мы вернем ее, – не унимаюсь я.