Поскольку идти больше некуда, я заползаю на кровать. Выглядываю в окно в крыше и наблюдаю, как ветви колышутся на легком ветру. Сабин ложится рядом со мной. – Привет. – Привет. – Ты собираешься на меня посмотреть? – Пахнет, как будто здесь была грязная проститутка, – замечаю я. Он смеется. – Я же сказал, что она не проститутка. Она параюрист[8]. Я едва не фыркаю. – Ага, точно. – Ну, может не параюрист. Но чего-то там пара. Параплан? Параграф? Параллелограмм? – Паразит? – предлагаю я. Сабин перекатывается на бок и приподнимается на локте. – Пожалуйста, взгляни на меня. Я неохотно поворачиваю голову. В его глазах появляется намек на улыбку. – Я скучал по тебе. Мне трудно ему поверить, поэтому я ничего не говорю. – Я искренне сожалею, что был таким кретином, – говорит он. – И очень рад, что ты здесь. – Хорошо. – Я не интересуюсь, почему он «прокатил» нас вчера или как, черт возьми, мог забыть о сегодняшнем утре. – Я не навязываюсь? Сабин выглядит так, будто я ударила его по лицу. – Как ты вообще можешь такое спрашивать? Это из-за слов Криса? Не слушай его. Ты никогда не станешь для меня обузой. – Хорошо. – Где Крис? Я думал, что он приедет с тобой. Я пожимаю плечами. – Он решил, что мы, возможно, захотим провести день вдвоем, – в окне крыши пляшут тени, – если ты не очень занят. Сабин протягивает руку в сторону и надевает на голову ковбойскую шляпу. Наклонившись надо мной, он убирает волосы с лица и заправляет их мне за ухо. – Я ничего так не хочу, как провести этот день с тобой. Хочу сводить тебя полюбоваться лошадьми. Я рассказывал, что теперь немного умею ездить верхом? Пирс, ну ты знаешь, тот парень, который владеет этим местом и моей компанией, рассказал мне про лошадей и все такое. – Сабин улыбается. – Блайт Макгвайр, – объявляет он громко и радостно, – я теперь настоящий гребаный ковбой! Я не могу сдержать смех. – Ну, разумеется. – А теперь перестань дуться, и давай повеселимся! – Он хватает меня за ребра и принимается щекотать, пока я не начинаю хохотать и умолять его остановиться. – А вот и моя веселая девочка! – Он снова ложится на бок и улыбается мне. Наконец, отдышавшись, я выдаю ему рвущуюся наружу правду: – Саб… я так ужасно скучала по тебе. Словно нас оторвали друг от друга. Его взгляд смягчается. – Тогда давай воссоединяться. Для начала я покажу тебе лошадей, а потом мы купим настоящие тако с самыми обалденными кукурузными лепешками, таких ты еще не пробовала. Это не та дрянь, которую можно найти в супермаркетах Востока. Реальная штука. Тебе понравится. И будем объедаться и пукать. Потом, эм… чем еще ты хочешь заняться? Поехать в центр? – Просто поговорить. Послушать, как ты играешь на гитаре. Еще объедаться. И пукать. Отвезти тебя в дом в Ла-Хойе. Купить рождественскую елку, украсить ее, приготовить детям еду. Он смеется. – Детям? Мне нравится, как ты это произнесла. – Почему? – Потому что ты всех нас воспитываешь. В тебе есть материнский инстинкт. Я хмурюсь. – Еще чего! Я ненавижу детей. Они слишком шумные и постоянно раздражают. – Ты не права. С нами же нянчишься, хотя мы тоже шумные и постоянно раздражаем. И усердно трудишься, чтобы мы здорово провели праздники, хотя раньше мы их ненавидели. – Во время праздников случается много самоубийств. – Боже, как весело. Кто-нибудь из нас планировал покончить с собой в этом году? Я шлепаю его по руке. – Нет, я просто хочу сказать, что в это время года мы все склонны поддаваться унынию, а я не желаю такого никому из нас. Все изменилось, когда мамы и папы не стало. – Я делаю паузу. – Могу предположить, что и у вас сезон каникул мало походил на счастливые праздники. – Не особо, – тихо признается он. – Я просто хочу исправить то, что в моих силах. Но это не самые легкие дни. Я скучаю по родителям. – Я знаю. Они были замечательными людьми, верно? Не сомневаюсь, что они чрезвычайно гордились бы тобой, тем, как ты преодолела все трудности и заботилась о Джеймсе. Тем, какой ты стала. Я на минуту задумываюсь, глядя на него, изучая, как мой друг одновременно изменился и остался прежним. – Сабин? – Да, любовь моя? – Крис говорит, что радуется смерти твоего отца. А ты? – О да. Каждую гребаную минуту. – Он садится и тянется за кофе, поэтому я следую его примеру. – Но я не хочу о нем говорить. Я делаю глоток и смотрю на друга поверх стаканчика. – Сабин? – снова зову я. Он улыбается. – Да, любимая? – Ты полуголый и все еще воняешь этим паразитом параюриста, который парит на параплане с параллелограммом. – Очень смешно. Пойду в душ и переоденусь. – Может быть, часть этого живота смоется в канализацию? – Ой, Би, удар ниже пояса! Да-да, я не особенно сидел на диете, но ты меня поймешь, когда набью тебе полный рот настоящим тако. Я могу съесть десять за раз! – Не совсем то, чем стоит хвастаться, – киваю на его живот. – То, что ты бегаешь по девяносто семь миль в день и у тебя сногсшибательное тело, еще не значит, что можно насмехаться над рыхляками вроде нас. Я приподнимаю бровь и криво улыбаюсь. – Говоришь, у меня сногсшибательное тело? Правда? Расскажи поподробнее. Сабин слегка краснеет, что приводит меня в замешательство. – Ты поняла, о чем я, но мне пора. – Он шагает к лестнице. – Забираю свое нездоровое толстое тело в душ, чтобы омыть его. И поплакать. Пожалуйста, не обращай внимания на всякие завывания. Я подвигаюсь к краю чердака и опускаю голову.