Я не понимала, чем мог бы помочь мне добряк Маркус. Впрочем, наверняка из него выйдет хороший свидетель. Он мог подтвердить, например, что я не была наркоманкой. Но насколько это могло помочь? Открылась задняя дверь, и вошел Маркус. Он не смотрел на меня, когда проходил мимо стола защиты. Вид у него был как у мальчишки, напялившем отцовский пиджак. Когда он был приведен к присяге и сел за кафедру для свидетелей, я почти почувствовала, как ему неудобно. — Спасибо, что присоединились к нам, мистер Питерсон, — сказал мистер Ханиуэлл. — Я знаю, что этот поступок потребовал от вас большой смелости. Смелости? Просто сказать, что я была порядочным человеком, никогда не продававшим кокаин? — Спасибо, — сказал он своим мягким голосом. — Когда вы познакомились с ответчиком, то есть с миссис Баррик? — В две тысячи одиннадцатом. Я был менеджером отделения «Старбакс» в Стонтоне и нанял ее в качестве бариста. — Как бы вы описали ваши отношения с ней? — То есть как я отношусь к ней персонально, или что я мог бы рассказать ей и другим людям? — загадочно спросил он. — Если угодно, оба варианта. — Ей и кому угодно я бы сказал, что мы добрые друзья, не более того. — Но ведь это не вся правда, не так ли? — поинтересовался мистер Ханиуэлл. — Да, не вся. — Не могли бы вы сообщить суду, что вы имеете в виду? — Если честно, я влюбился в Мелани Баррик с тех пор, как впервые увидел ее. Ой-ой. Я почувствовала, как запылали мои щеки. Ведь Бен постоянно твердил мне об этом. И мне стало крайне неловко, что Маркус оказался в зале суда. Но я до сих пор не понимала, как это связано с делом о наркотиках. — Вы когда-нибудь выражали ей свои чувства? — Нет, — сказал он. — Но я был близок к тому, чтобы сделать это, много, много раз. Если честно, то я просто мечтал перед ней объясниться. Сколько раз я прокручивал эту сцену в голове, когда не мог заснуть или просыпался слишком рано. — Но вы так и не сделали этого? — Нет. Думаю, что поначалу мне казалось неуместным нарушение субординации, я ведь был ее начальником. А потом она начала встречаться с Беном Барриком, и… Думаю, я всегда знал, что она не ответит мне взаимностью. Для нее наши отношения были дружбой и ничем больше. — Но вы настойчиво поддерживали эту дружбу? — Да. Я думал, что лучше уж пусть Мелани хоть немного общается со мной, чем вовсе не контактирует. — Вы ведь женаты, не так ли? — Да, но, по правде говоря, это не важно. Я бы, не раздумывая, расстался со своей женой, если бы у меня появился даже малейший шанс завести отношения с Мелани. — Ваша жена знает об этом? — Возможно. Я, правда, всегда все отрицал, но не могла же она быть настолько глупа, чтобы до конца мне поверить. Он говорил прямо, без обиняков. И мне оставалось только представлять, какая боль скрывалась за его словами. — Когда будущая миссис Баррик забеременела, а затем вышла замуж, это как-то повлияло на ваши чувства? — Нет, хотя мне, наверное, следовало бы сказать да. Тогда я влюбился в нее еще сильнее. Видеть ее беременной было… и горько, и невыразимо приятно. Разумеется, я был в курсе, от кого она забеременела, от этого и горечь. Но наряду с этим я знал, какую радость это ей принесло. Я видел, что будущее материнство просто переполняет ее, и никогда раньше не замечал в ней ничего подобного. Более того, я… Мне просто нравилось, как она выглядела, будучи беременной, вокруг нее словно разливалось какое-то сияние. Я мечтал о том, что было бы, если… если бы я был отцом ее ребенка. Больше всего на свете я хотел воспитывать этого ребенка вместе с Мелани. Наверное, я просто… Я всегда хотел быть рядом с ней, что бы ни происходило. Она так чиста и… совершенна. В том, как он признавался во всем этом, была какая-то странная жестокость. Даже почти утратив смысл своего существования, мне было горько понимать, какие страдания я причиняла своему близкому другу. И до чего же я радовалась, что Келли не присутствовала на суде. В противном случае мне осталось бы только умереть на месте. Мистер Ханиуэлл, который явно не собирался тонуть в волнах чувств, выслушивая все это, настойчиво продолжал. — Но после того, как она забеременела и вышла замуж, вы уже не могли постоянно находиться с ней рядом, верно? — Совершенно верно. — И как вы поступили? — Я стал за ней шпионить. Внутри меня все оборвалось. — Что вы имеете в виду? — спросил мистер Ханиуэлл. — Я подарил ей плюшевого мишку, в которого была встроена камера. И поставил его на полку в детской. Господи боже. Я изо всех сил вцепилась в край стола, а передо мной всплывало все то, чем я занималась в детской в последние три месяца: сколько раз я беззаботно обнажалась, не обращая внимания на мистера Снуггса, сидевшего на полке, с которой открывался прекрасный вид на мое кресло; сколько было интимных моментов, которые должны были остаться только между мной и Алексом… И Маркус постоянно подсматривал за всем этим? Выходит, пусть и мельком, но он видел мою обнаженную грудь? Меня так затошнило, что я почти потеряла способность думать. — И как вы управляли этой камерой? — спросил мистер Ханиуэлл. — У меня был айпад, который я скрывал от своей жены, от всех. Оттуда и управлял камерой. Когда моей жены не было дома, я доставал его и наблюдал за Мелани. — На айпаде все сохранилось, не так ли? — Да. — И эти записи вы намеревались продемонстрировать суду? — Да, — сказал Маркус. — Ваша честь, это — доказательство защиты номер два, — сказал мистер Ханиуэлл, извлекая три футляра для DVD-дисков из своего портфеля. — Здесь материалы с айпада мистера Питерсона. Я узнал об их существовании только в пятницу. Записи не редактировались. Мне бы хотелось воспроизвести их прямо здесь, если это возможно. — Приступайте, — сказал судья Роббинс. Меня настолько ошеломило все происходящее, что пришлось изо всех сил сосредоточиться, чтобы просто продолжать дышать. Маркус повернулся лицом к телевизору, так что теперь я смотрела на него сбоку. Я испытывала странное противоречие: его лица я почти не видела, но не могла удержаться от того, чтобы не глазеть на него. Выходит, все эти годы я смотрела и не видела. Мне вспомнились те сотни раз, когда мы оставались наедине, выпивали вместе, смотрели фильмы, да что угодно. И он никогда не лез руками туда, где находилась запретная территория. Похоже, он решил сделать это дистанционно. Телевизионный экран в углу моргнул, затем потемнел. Потом на нем появилось изображение нашей детской. — Когда было снято это видео? — Пятого марта в 1:07 ночи, — сказал Маркус. — Откуда вам это известно? — На записи отмечено время, — ответил Маркус. Около двадцати секунд ничего не происходило. Съемки, как и было сказано, велись с полки, где обитал мистер Снуггс, он же плюшевый медведь. Затем Ричард Кодури — шрам через всю голову и прочее — вошел в комнату. При нем была сумка. Он расстегнул на ней молнию и достал картонную коробку, которую быстро спрятал в шкафу. — Судья, я уверен, что вы узнаете Ричарда Кодури, осведомителя Содружества по этому делу, — сказал мистер Ханиуэлл. — Эта коробка — доказательство защиты номер семь. — Да, мистер Ханиуэлл, благодарю вас. Из той же сумки Кодури извлек небольшую стремянку и поставил ее посреди комнаты. Он вытащил отвертку и не без ловкости снял крышку вентиляционного отверстия. Потом поставил ее на пол. — Хорошо, — сказал мистер Ханиуэлл, продолжая комментировать. — А сейчас появятся доказательства от имени Содружества, с первого по шестое. Кодури вновь полез в сумку и достал оттуда шесть пластиковых пакетов с белым порошком и рулончик клейкой ленты. Затем поднялся по стремянке и стал приклеивать в вентиляционной отдушине пакет за пакетом, отрывая куски скотча от рулона. В зале суда воцарилось молчание. Я взглянула на Эми Кайе. Ее лицо было едва не белее того кокаина. Когда Кодури закончил с пакетами, он вернул крышку вентиляции на место. Последнее, что он сделал — вскрыл небольшую упаковку, в которой, совершенно очевидно, тоже находился кокаин. Немного порошка он высыпал в кроватку Алекса, остаток же осторожно распределил на промежутке между своим большим и указательным пальцем. Он шумно вдохнул, а затем встал посреди комнаты, наслаждаясь кайфом от бродящего в его крови наркотика. Я не могла усидеть на месте: до того мне хотелось продемонстрировать это видео представителям социальных служб. Кодури вышел из комнаты, причем его сумка практически опустела. Затем экран почернел.