— Чего ты хочешь — чтобы я разгадал твою проклятую загадку или чтобы голова у меня разболелась еще пуще? — Тогда я сам скажу, — улыбнулся Варис. — Власть помещается там, где человек верит, что она помещается. Ни больше ни меньше. — Значит, власть — всего лишь фиглярский трюк? — Тень на стене… но тени могут убивать. И порой очень маленький человек отбрасывает очень большую тень. — Лорд Варис, — с улыбкой сказал Тирион, — я начинаю питать к вам странную привязанность. Может, я еще и убью вас, но, пожалуй, не без грусти. — Я воспринимаю это как высшую похвалу. — Кто же ты такой, Варис? — Тириону вдруг взаправду захотелось это узнать. — Люди говорят, ты паук. — Шпионы и осведомители редко пользуются любовью, милорд. Я всего лишь верный слуга государства. — И евнух, не будем забывать. — Я редко забываю об этом. — Меня тоже зовут полумужем, но ко мне, пожалуй, боги были добрее. Я мал, и ноги у меня кривые, и я не пробуждаю в женщинах пылких желаний… но все-таки я мужчина. Шая не первая женщина в моей постели, и когда-нибудь я смогу жениться и стать отцом. Если боги будут милостивы, мой сын пойдет красотой в дядю, а умом в отца. Ты же лишен такой надежды. Карлики — шутка богов… но евнухов создают люди. Кто сотворил это с тобой, Варис? Когда и зачем? Кто ты на самом деле? Улыбка не исчезла с лица евнуха, но глаза больше не смеялись. — Вы очень добры, что спрашиваете об этом, милорд, но моя история длинна и печальна, между тем измена не дремлет. — Он достал из рукава пергамент. — Капитан королевской галеи «Белый олень» собирается сняться с якоря через три дня, чтобы предложить свой корабль и свой меч лорду Станнису. — И мы, полагаю, должны преподать ему кровавый урок? — вздохнул Тирион. — Сир Джаселин может устроить так, чтобы он просто исчез, но королевский суд помог бы обеспечить верность других капитанов. «И занять моего августейшего племянника». — Делай как знаешь. Пусть Джоффри отпустит ему порцию своего правосудия. Варис сделал пометку на пергаменте. — Сир Хорас и сир Хоббер Редвины подкупили часового с тем, чтобы он в послезавтрашнюю ночь выпустил их через калитку. Они намереваются отплыть на пентосской галее «Лунный бегун» под видом гребцов. — Может, посадить их на весла на несколько годков — и посмотреть, как им это понравится? Но нет, моя сестра не захочет лишиться столь дорогих гостей. Скажи об этом Джаселину. Пусть подкупленному ими человеку объяснят, как почетно быть братом Ночного Дозора. И пошлите людей на «Лунного бегуна» на тот случай, если Редвины найдут еще одного стража, желающего подзаработать. — Слушаюсь. — Еще одна пометка на пергаменте. — Ваш Тиметт нынче вечером в игорном притоне на Серебряной улице убил сына некого виноторговца за то, что тот плутовал в плашки. — Он и правда плутовал? — Вне всякого сомнения. — Стало быть, честные люди этого города должны сказать Тиметту спасибо — а я позабочусь, чтобы и король его отблагодарил. Евнух, хихикнув, сделал еще пометку. — Мы также подверглись внезапному нашествию святых. Комета пробудила к жизни целый сонм проповедников и пророков. Они попрошайничают в кабаках и харчевнях и сулят гибель и разрушение всем, кому не лень их слушать. — Скоро будет триста лет со дня высадки Эйегона, — пожал плечами Тирион, — полагаю, этого следовало ожидать. Пусть себе проповедуют. — Но они сеют страх, милорд. — И отбивают у тебя хлеб? Варис прикрыл рот рукой: — Как это жестоко с вашей стороны, милорд. И последнее. Прошлым вечером леди Танда дала небольшой ужин. У меня есть перечень блюд и список гостей, если желаете взглянуть. Первую заздравную чашу лорд Джайлс поднял за короля, на что сир Бейлон Сванн заметил: «Для этого нам понадобятся три чаши». Многие смеялись. — Полно, полно. Сир Бейлон просто пошутил. Застольные измены меня не интересуют, лорд Варис. — Вы столь же мудры, сколь и милостивы, милорд. — Пергамент исчез в широком рукаве. — У нас обоих много дел. Я вас оставляю. После его ухода Тирион еще долго сидел, глядя на свечу и думая, как воспримет его сестра новость об отставке Яноса Слинта. Вряд ли с радостью — но он не видел, что Серсея может предпринять по этому поводу, кроме отправки сердитого послания лорду Тайвину в Харренхолл. Тирион теперь распоряжается городской стражей, к чему следует добавить полтораста свирепых горцев и растущее число наемников, вербуемых Бронном. По всем понятиям он хорошо защищен. Эддард Старк, надо полагать, думал точно так же. Когда Тирион вышел из Малого Чертога, Красный Замок был темен и тих. Бронн ждал в его горнице. — Что Слинт? — спросил он. — Лорд Янос отплывет к Стене с утренним приливом. Варис хочет мне внушить, что я заменил человека Джоффри одним из своих. Вернее будет сказать, что я заменил человека Мизинца ставленником самого Вариса, но пусть будет так. — Должен тебя уведомить, что Тиметт убил человека… — Варис мне говорил. Наемника это, похоже, не удивило. — Этот дурак думал, что одноглазого легче будет надуть. Тиметт пригвоздил его руку к столу кинжалом и голыми руками разорвал ему горло. Он напрягает пальцы вот этак и… — Избавь меня от подробностей — мой ужин и так еле держится в животе. Как у тебя дела с новобранцами? — Неплохо. Вечером записались еще трое. — Откуда ты знаешь, кого брать, а кого нет? — Я смотрю на них. Спрашиваю, где они сражались, и прикидываю, насколько хорошо они врут. Ну а потом даю им случай убить меня, да и сам не сижу сложа руки. — И многих ты убил? — Ни одного из тех, кто может нам пригодиться. — А если кто-то из них убьет тебя? — Такого уж точно стоит взять на службу. Тирион немного захмелел и очень устал. — Скажи, Бронн, если бы я велел тебе убить младенца… маленькую девочку, грудную… ты бы сделал это? Без всяких вопросов? — Без всяких вопросов? Ну нет. — Наемник потер большой палец об указательный. — Я спросил бы сколько. «Зачем же мне тогда твой Аллар Дим, лорд Слинт? — подумал Тирион. — У меня своих таких целая сотня». Ему хотелось засмеяться или заплакать — а больше всего побыть с Шаей. Арья Дорога превратилась в две колеи, проложенные в траве. Зато здесь некому было показывать пальцем, в какую сторону они направились. Людской поток, катящийся по Королевскому Тракту, здесь сочился слабой струйкой. Плохое заключалось в том, что дорога эта петляла, как змея, путаясь с другими, еще более узкими. Порой она пропадала вовсе и появлялась только пол-лиги спустя, когда все уже переставали надеяться. Арью это бесило. Местность здесь была довольно приятная — невысокие холмы и поля-террасы, пересеченные лугами, рощами и маленькими долинками, где ивы клонились над ленивыми мелкими ручьями. Но из-за извивов дороги они не ехали, а скорее ползли. Особенно медленно двигались повозки, чьи оси скрипели под тяжелым грузом. Десять раз на дню приходилось останавливаться, чтобы вытащить колесо, застрявшее в колее, или соединить две упряжки, чтобы въехать на скользкий от грязи склон. Однажды посреди густой дубравы они столкнулись с парой волов, везущей дрова, и никак не могли разъехаться. Пришлось ждать, когда дровосеки выпрягут волов, повернут свою телегу, запрягут ее снова и двинутся в ту же сторону, откуда приехали. Волы тащились еще медленнее, чем их повозки, так что в тот день они почти совсем не продвинулись. Арья невольно оглядывалась через плечо, гадая, когда же золотые плащи их догонят. Ночью она просыпалась от малейшего шума и хваталась за Иглу. Теперь они всегда выставляли часовых, когда разбивали лагерь, но Арья им не доверяла, особенно мальчикам. От шустрых сироток из закоулков Королевской Гавани здесь было мало проку. Она пробиралась мимо них, тихая, как тень, чтобы справить ночью нужду в лесу, и ни один ее не заметил. Однажды, когда караулил Ломми Зеленые Руки, она залезла на дуб и прыгала с дерева на дерево, пока не оказалась прямо у него над головой, а ему и невдомек было. Она бы прыгнула на него, если б не знала, что он своим воплем разбудит весь лагерь и Йорен снова задаст ей трепку. Ломми и другие мальчишки теперь относились к Быку с почтением за то, что его разыскивала сама королева, но его это не радовало. — Не знаю, что я ей такого сделал, — говорил он сердито. — Я исполнял свою работу, только и всего. Меха, клещи, подай-принеси. Я собирался стать оружейником, но мастер Мотт сказал, что я должен поступить в Ночной Дозор. Больше я знать ничего не знаю. — И он уходил полировать свой шлем — красивый, круглый, с прорезью для глаз и двумя большими бычьими рогами. Бык все время начищал его масляной тряпкой до такого блеска, что шлем отражал пламя костра, но на себя никогда не надевал. — Спорю, что он бастард того изменника, — сказал Ломми однажды ночью, понизив голос, чтобы Джендри не слышал. — Волчьего лорда, которому отсекли башку на ступенях Великой Секты Бейелора. — Ничего подобного, — заявила Арья. У ее отца был только один бастард — Джон. Она ушла за деревья, жалея, что не может просто оседлать свою лошадь и ускакать домой. Это была хорошая лошадь, гнедая кобылка с белой звездочкой на лбу. И Арья всегда считалась хорошей наездницей. Она могла бы ускакать и никогда больше их не видеть, если сама не захочет. Только тогда некому будет разведывать для нее дорогу, прикрывать сзади или охранять, когда она спит, и когда золотые плащи ее схватят, она будет совсем одна. Безопаснее остаться с Йореном и остальными. — Мы недалеко от Божьего Ока, — сказал однажды утром Черный Брат. — На Королевском Тракте нам будет небезопасно, пока мы не переправимся через Трезубец. Поэтому пойдем в обход озера вдоль западного берега — там нас вряд ли будут искать. — И когда две колеи в очередной раз пересеклись с двумя другими, Йорен повернул повозки на запад.