— Но я не могу приехать за ней до субботы. У меня тут одно запутанное дело в Джоунзтауне. — Как дела в политике? — спросил Том с жалким видом, стараясь переменить разговор. — В наших краях, кажется, республиканцам достанется. Все немцы и шведы переходят на нашу сторону. — Это всё твоё влияние, Том, и я тебе за это благодарен. — Ну что ж, мне пора идти. — И Том ретировался. Стиву трудно было оправиться от такого шока. «Такую милую старушку в богадельню! Разве Джон Мак-Брайд не оставил ей ничего в своём завещании? Спрошу-ка я у судьи Хэмсона. Он ведь был адвокатом у Джона лет двадцать, а то и больше. Судья Хэмсон сейчас должен быть в суде, ей богу. У него сегодня слушание дела». Стив перебежал дорогу и по лестнице поднялся в зал суда. Судья Хэмсон сидел в передней и подрёмывал. — Послушайте, судья. Я хотел вас спросить вот о чём. Что завещал Джон Мак-Брайд своей вдове? — Джон Мак-Брайд так и не составил завещания. Ему никак не удавалось составить его так, как хотелось. Он хотел передать фермы сыновьям, но чтобы они платили матери по двести долларов в год до конца её жизни. Он хотел сделать это условие обязательным для получения ими ферм. Я ему сказал, что можно заложить фермы и купить ей на эти деньги ежегодное содержание. Но он и слышать не хотел о закладной. Я предложил ему наложить сервитут на землю, по которому она получала бы двести долларов с каждой фермы независимо от того, кто будет хозяином. «Это ещё хуже, чем закладная», — ответил он. Я предложил ему ещё несколько вариантов, но ни один из них его не устраивал. Он заводил разговор на эту тему раз десять, но ничего не вышло. — Спасибо, судья. Вот это-то мне и нужно было знать. В субботу сыновья Мак-Брайды с жёнами собрались на прощальную церемонию. Бабушка сидела в углу в кресле и как обычно молчала. Но Том чувствовал, что она думает о том, что назревает нечто, что ей не понравится. Раздался стук, и вошёл Стив. — Здрасьте вам. — Мама, вы ведь знакомы со Стивом, — сказала Мэри-Джейн. — Он отвезёт вас в один милый дом, где у вас будет хорошая комната, теплая зимой и прохладная летом. Вам не будут докучать дети, но зато будет много старых друзей, с которыми вам будет приятно вспомнить молодость. Бабушка не вымолвила ни слова. Но она всё поняла. Богадельня! Она была так возмущена, что это чувствовалось во всей комнате. У Тома всё замерло внутри. — Мне придётся объяснить, г-жа Мак-Брайд, — сказал Стив. — Место там не совсем ещё готово. Там надо кое-что поштукатурить и покрасить. Нам с вами надо решить, каким цветом красить и поговорить об обстановке. Так что вам придётся побыть у меня в доме, — то есть в доме шерифа, ну… несколько дней. Мэри-Джейн уставилась на Стива своими круглыми серыми глазами. — Ребята, — сказал Стив, — я хотел бы поговорить с вами наедине. Давайте выйдем, извините нас, дамы. Они уселись на скамейке под вязом, который уже начал отбрасывать тень. — Ребята, нельзя этого делать. Нельзя отдавать богатую женщину в богадельню. В нашем графстве такое не годится. — Богатую? — воскликнул Эд. — Да у неё нет ничего, кроме того, что на ней надето. — Вы знаете, мужики, ведь отец ваш так и не составил завещания. Ребята согласно кивнули. — По законам штата, когда человек умирает без завещания, всё его имущество переходит к вдове. И эти три фермы принадлежат ей, а не вам. Вы просто-напросто арендаторы. — Черта с два, — сказал Чарли. — Отец оставил эти фермы нам. Он всем говорил, что собирается это сделать. Да мы можем предоставить десять свидетелей, которые слышали, как он говорил, что фермы — наши. — Я это знаю. Но недвижимое имущество так не передаётся. Надо иметь право собственности. Отец мог продать вам фермы за один доллар наличными. Но он этого не сделал. Он мог завещать их вам и оформить это должным образом. Но он и этого не сделал. У вас нет права собственности на эти фермы. Они принадлежат вашей матушке. Мужчины были обескуражены. Они стали размышлять о последствиях. — Вам, конечно, же придётся платить арендную плату. Отец хотел, чтобы вы платили ей двести долларов каждый до конца её жизни. Мы будем называть это рентой, хотя фермы стоят ничуть не меньше трёхсот пятидесяти. С вас причитается задолженность за семь лет, но матушка этого не потребует. И вам придётся заплатить ренту за последний год. Ей это понадобится, чтобы устроить свой дом. — Но ведь её содержали все эти семь лет, — сказал Чарли. — Да, вы её кормили. Но она ест как воробышек. И за все эти годы у неё не было нового платья. — Да матери и не нужно платье, — сказал Эд. — Она слишком стара. — Вот тут-то вы и не правы. Женщина, как бы стара она ни была, всегда мечтает о новом платье. Вы помните бабушку Уилкз? Ей было девяносто пять, когда женщины стали носить турнюры. Она приобрела себе самый большой и стала похожа на верблюда. Но она была страшно рада. — Да уж, всё, что ты говоришь…, - начал было Чарли. — Это не я говорю. Так гласит закон. — Ну, что бы там ни гласил закон, я не собираюсь платить ренту за свою собственную ферму. — Мы обговорили это дело в суде, — спокойно продолжал Стив. — Мы подумали было, что вам, пожалуй, стоит покинуть фермы и заняться извозом или по конторской части в городе. Вы ведь арендаторы по собственной воле и можете уйти в любое время, безо всякого уведомления. Недавно тут приехала партия фермеров из штата Нью-Йорк. Они ищут хорошие фермы, чтобы взять в аренду. Уж они-то возьмут ваши фермы за двойную цену по сравнению с тем, что платите вы. — И всё-таки мы останемся здесь, — сказал Том. — Будем платить матери по двести долларов в год, и даже больше, коль она попросит. Но, Стив, выполни и ты мою просьбу. Объясни всё это нашим девочкам. Я что-то совсем сбился с толку. А мы пойдём в амбар. Мужики подошли к воротам сарая по кормопроизводству и вошли внутрь. Некоторое время ни один из них не мог вымолвить ни слова. Наконец Чарли обрёл голос. — Бабы подымут вой. Они ведь думали, что пошли на жертву, когда выходили замуж за фермеров. Но ведь это не так. Они вышли замуж за арендаторов, арендаторов по доброй воле. — Они скажут, что бросят нас и опять пойдут учительствовать, — сказал Эд. — Но они не смогут сделать этого из-за детишек. Они скажут, что попали в западню. Они и раньше говорили об этом, когда ссорились. — Да уж должно было что-то произойти с ними за то, что они так обходились с бедной старой матушкой, — сказал Чарли. — Да ведь и с ними должно было что-то случиться, — сказал Том. Стыдно. — Он вынул из кармана плитку табака и отрезал изрядный кусок. Они не жевали табаку с тех пор, как поженились, но Том держал плитку в кармане «на всякой случай». — Том протянул кусок Эду. — Бери. Сегодня уж никому из нас не придётся целоваться. Эд отрезал себе кусочек. — Вот только жаль ребятишек. Ведь им всем достанется. Возвращаясь к женщинам, Стив напустил на себя всё своё очарование. — Видите ли, дамы, тут возникло нечто новенькое. Мы просматривали в суде архивы, и выяснилось, что Джон Мак-Брайд не оставил завещания. А в нашем штате, если мужчина умирает без завещания, то вся его собственность переходит к вдове. Все эти фермы принадлежат госпоже Мак-Брайд, старшей. По закону её сыновья являются арендаторами и должны платить ренту. Они согласились платить ренту по двести долларов в год каждый, — чего и хотел от них Джон Мак-Брайд. Мы снимем ей небольшой домик рядом с домом шерифа прямо напротив здания суда. Да вы знаете. Это будет чудесный домик, если его покрасить и как следует обставить. Мэри-Джейн поднялась на ноги. Она совсем побледнела. — Не верю ни одному слову из всего этого, — сказала она сдавленно и медленно пошла к двери, ведущей на лестницу. — Ни одному слову. — Она хлопнула за собой дверью. Руфь и Луиза последовали за ней, не глядя ни влево, ни вправо. — Ну, бабушка, нам пора ехать. Мне надо в контору. Как интересно получается: пока шериф на месте, нет никаких происшествий, как только его нет, всё сразу же становится вверх дном. Где ваши вещи? — Тут, — ответила бабушка, приподняв узел из красного платка. «У неё даже нет ночной рубашки», — подумал Стив. Бабушка прочитала его мысли. — У меня все ночные рубашки поизносились. Я брала их у сыновей. Стив провёл её к коляске шерифа и помог усесться. — Мужики! — крикнул он. — Мы поехали. Сыновья быстро вышли из сарая. Бабушка улыбалась, когда они протягивали ей руки. За щекой у них был жевательный табак, и она это заметила. Она всегда не терпела табаку в любом виде, но этот табак был первым проявлением независимости. — Жаль, что ты уезжаешь, мама, — сказал Чарли, но мы приедем к тебе в гости. Может быть, ты чем-нибудь нас угостишь. Мы привезём свежей кукурузной крупы с водяной мельницы. ты нам испечёшь маисовые лепёшки. — Да, с жареной свининой и горячей подливкой, — добавил Эд. Бабушка снова улыбнулась. Это второй пункт заявления. Том попытался что-то сказать, но просто заплакал. — Ну что ж, прощайте, ребята. — Стив понукал лошадей, и они уехали. — Если вы не поостережётесь, г-жа Мак-Брайд, — вам придётся готовить для всех и каждого. Я не удивлюсь, если сам шериф зайдёт как-нибудь к вам отведать маисовых лепёшек. А если вы ещё будете печь свои знаменитые пироги, то тут же возникнут проблемы. Ведь запах, — нет, аромат, просочится на улицу, и тогда все сорванцы в городе будут пастись у ваших дверей. Стив оказался пророком. Через день после её переезда в новый дом аромат выпечки просочился на улицу. Тут бабушка уж ничего не могла поделать. Кухня была так хороша, так прекрасно оборудована, что ей просто необходимо было её опробовать. Раздался робкий стук в дверь. Когда она открыла, на неё снизу вверх смотрел веснушчатый мальчик лет восьми. — Извините, пожалуйста, мэм. Не дадите ли вы мне пирожок? Ну хотя бы один? — Нет, — сказала бабушка. — Я никому не даю один пирожок. Это только распаляет аппетит. Но если ты пройдешь в ванную и вымоешь руки, то я дам тебе три. Всё хорошее бывает только тройками. Мальчик бросился в ванную и вскоре вышел оттуда, протягивая руки для осмотра. — Ты ведь не сполоснул их, — сказала бабушка. — Я никому не позволю есть мои пироги с мылом. — Но вода слишком горячая, — пожаловался мальчик. — Так включи холодную. — Она отвела его обратно в ванную и включила кран. — Вот это да! И горячая, и холодная! Бабушка принесла миску с пирогами. — Можно я буду есть их здесь, пожалуйста? У ворот меня караулит Питер. Он их у меня отнимет.