Губы Данна сжимаются в тонкую линию. Я ожидаю, что он мне откажет. – Да, конечно. Мой долг – развеять все твои сомнения, – Данн жестом указывает на стул перед столом. – Пожалуйста, присаживайся. Я сажусь, и Данн вслед за мной. – А теперь, – говорит он, опершись на локти, – что тебя беспокоит, Шай? – Что ж… – я замолкаю, наконец-то получше разглядев комнату. Картины на стене – вовсе не картины. Я чувствую, как моя кожа дрожит, покрываясь мурашками, будто вот-вот готова выскочить за дверь без меня. Это бумага, покрытая чернилами. Письмена. Мой взгляд обегает комнату, находя повсюду странные символы. Витрина полна бутылок с жидкостью различных оттенков синего и черного. Полки завалены тонкими прямоугольными кожаными коробками. Холодный ужас пробирает меня до костей, и я пытаюсь понять, почему констебль Данн хранит эти опасные предметы. – Шай. – Голос Данна заставляет меня отвлечься и посмотреть ему в глаза. Костяшки моих пальцев побелели от того, что я вцепилась в деревянные подлокотники кресла. – Сосредоточься. – Что… что все это значит? – мой голос дрожит. – Это контрабанда, Шай. Я держу все на виду, чтобы знать, что искать, и чтобы помочь другим идентифицировать письмена, если они утверждают, что видели их. Я медленно киваю, от вида чернил на стенах мои мысли путаются. – Как часто вы находите контрабанду? – вопрос раздается прежде, чем я успеваю решить, хочу ли знать ответ. – К счастью, все меньше и меньше, – говорит он, – барды проводят зачистку каждые несколько месяцев, чтобы забрать наиболее опасные предметы и уничтожить их. Но ты проделала весь этот путь не для того, чтобы обсуждать содержимое моего кабинета, не так ли? – Нет, сэр, – я качаю головой, заставляя себя сосредоточиться. – Я хочу, чтобы вы передумали закрывать дело моей матери. – Понимаю, – Данн стискивает пальцы, – то, что случилось с твоей матерью, было трагедией. Но я думаю, все предельно ясно, не так ли? Я хмурюсь. – Прошу прощения? – Такие вещи случаются, Шай. – Это… такие вещи случаются? – повторяю я изумленно. – Кто-то… – я чуть снова не говорю «убит», но останавливаюсь. – Кто-то хотел смерти моей матери! Данн бросает на меня испепеляющий взгляд. – Шай, о чем ты говоришь? Твоя мать погибла во время оползня. Никто не хотел ничего подобного, поверь мне. Я смотрю на констебля, мой рот открывается и закрывается, а мысли хаотично сталкиваются. Передо мной возникает распухшее лицо Ма, выкрашенное навечно в красный цвет. – Оползень? – я в растерянности, не знаю, о чем он говорит. – Никакого оползня не было. – Конечно, был. После дара дождей, принесенного нам благословением бардов, сухая почва на вашем северном пастбище не выдержала. Твоя мать, должно быть, из-за слабости попала под камни у подножия склона. Я ошеломлена и сбита с толку. Вспоминаю благословение, краткое заклинание дождя. Пытаюсь вспомнить оползень, но не могу. Мой разум полностью стер воспоминания? Или это еще одно доказательство моего проклятия? – А я, нет… Я ничего такого не помню. И мою мать не нашли снаружи – она была в нашем доме. Она… – Шай. Ты через многое прошла. Когда я нашел тебя, ты кричала во всю глотку и была дезориентирована. Ты была вся в грязи. Может, травма заставляет память играть с тобой злые шутки? Рисовать страшные картины с оружием, чтобы можно было обвинить кого-то? Свалить вину на кого-то другого? Как будто это моя вина. Так ли это? Темный страх проскальзывает в меня, и я не могу избавиться от него. – Вы, должно быть, ошибаетесь, – выдавливаю я. – Констебль, вы слышали крик из нашего дома. Вы видели, как я бежала к дому, и пошли за мной. Я видела, как вы убрали кинжал, орудие убийства, из моего дома! – мой гнев заставляет меня вскочить на ноги. – Разве вы не помните кинжал? Данн молчит, не сводя с меня прищуренных глаз. – Какой кинжал? – Золотой! На рукояти была гравировка! На лезвии символы, – я указываю на пергамент на стене, – точно такие же! Оно… – я растерянно замолкаю. Выражение лица Данна не изменилось. – Как же вы не помните? Почему вы мне не верите? – Я верю, что ты в это веришь, – спокойно отвечает Данн. Его слова – словно нож, вонзившийся мне в живот. – Шай, возможно, тебе нужно думать, что твоя мама была убита, чтобы смириться с реальностью ее смерти. Я отрицательно качаю головой. – Нет, – говорю я, – я точно знаю, что видела. Но даже сейчас, когда говорю это, вспоминаю, какой рыхлой была почва под моими ногами, когда я бежала домой в то утро, как я падала, спеша скорее добраться до дома. Дверь была приоткрыта… Я видела это, клянусь… Я вдруг с ужасом вспоминаю, как была вся в грязи – грязь запеклась под ногтями, застряла в плетении грязной косы, когда констебль нашел меня. – Это невозможно, Шай. Данн встает со стула. Он смотрит на меня, как на маленькое существо, брошенное умирать на обочине дороги, и указывает на окно позади себя: – Посмотри, если нужно. Я подхожу к выходящему на восток окну. Астра раскинулась подо мной на равнине. Мои глаза находят главную дорогу, ведущую к перевалу, потом знакомую тропинку, отходящую к моему дому. Она огибает старый колодец и поднимается в гору мимо фермы Рида. Над ней возвышается холм с нашим северным пастбищем, где, конечно же, виднеется коричневая полоса, груда щебня и камней – явное свидетельство небольшого оползня. Моя челюсть отвисает, пока я пытаюсь примирить то, что вижу, с тем, что помню. Нет, это невозможно. Я уверена, что видела. Разве нет? Данн подходит ко мне и кладет на плечо руку, что, я уверена, он считает проявлением доброты. Как он сделал перед тем, как увести меня из дома. – Астра наполнена грехом, – голос Данна звучит мрачно. – Мы стараемся изо всех сил. Много работаем. Подчиняемся правилам. Но здесь кроется глубоко посеянное зло. Вот почему несчастья преследуют нас, вот почему неурожай и барды не проявляют к нам своей благосклонности. Я чувствую приступ гнева. Несчастье следует за нами. Он имеет в виду: несчастье следует за мной. Барды даровали благословение, чтобы помочь городу. То же благословение вызвало эрозию почвы на нашей земле. Это не может быть совпадением, не так ли? – Мою маму убили, – яростно шепчу я, не в силах избавиться от образов – таких же кристально чистых и резких, как в тот момент, когда я впервые увидела их. Это было реально. Я знаю, так и было, что бы он ни говорил. Слезы щиплют глаза. – Это правда! – А я говорю, это просто невозможно, – Данн массирует переносицу. – Кроме того, если бы то, что ты говорила, было правдой и речь шла о кинжале с выгравированными на нем письменами, Высший совет позаботился бы об этом. Лорд Катал относится к этим вопросам очень серьезно. Я делаю паузу, позволяя его словам проникнуть внутрь. – Высший совет так бы и сделал… – я делаю глубокий вдох. Здесь так много лжи, что требуется минута, чтобы мои мысли встали на свои места, но, когда это происходит, я чувствую себя еще более смущенной. Мои мысли возвращаются к запретной фигурке, спрятанной в нашем доме. Кинжал, который убил маму. Контрабанда в этой комнате, которую барды собирают каждые несколько месяцев. – Шай? То, что я говорю, – правда. Я знаю. Все мои инстинкты кричат, что что-то не так… А это значит: констебль лжет. Он что-то скрывает. Для кого-то. – Пора оставить прошлое позади, – я поворачиваю голову к Данну. Его глаза резко сужены, что делает морщины на лице еще более суровыми, – нет ничего хорошего, что один из жителей деревни разгуливает с такой тревожной историей, – слова Данна кружатся вокруг, угрожающе давя на меня со всех сторон. – Мы же понимаем друг друга? – Да, констебль Данн. Мне нужно выбраться из башни, спуститься на землю, где я смогу дышать, где мир снова обретет смысл. Я поворачиваюсь, чтобы уйти, но твердая рука хватает меня за запястье. Данн слегка приподнимает мой рукав и осматривает запястье. Никаких темных вен. – Передай Хьюго, что я зайду проверить, – говорит он с мрачной ноткой в голосе. Я вылетаю из комнаты, и чем дальше я удаляюсь от проклятых вещей, загромождающих кабинет констебля, тем светлее становится воздух. Спуск по бесконечной башенной лестнице проходит гораздо быстрее, чем подъем, и вскоре я вырываюсь наружу, не обращая внимания на замешательство стражников, мимо которых я мчусь к центру Астры. Головоломка начинает складываться по кусочкам. Здесь происходит нечто большее. И если констеблю Данну нельзя доверять, мы все в большей опасности, чем думаем. Мне нужно найти кого-нибудь, кого угодно, кто будет слушать. Глава 9 Когда я врываюсь в магазин, там уже полно народу, и дверь распахивается с такой силой, что маленькие жестяные колокольчики чуть не падают. Я игнорирую взгляды, которые бросают на меня, когда я подхожу к Фионе за стойкой. Какой-то парнь стоит там, болтая с ней, но он вздрагивает и уходит, когда видит меня. Должно быть, у меня дикий взгляд, даже Фиона приподнимает бровь, но ничего не говорит. – Мне нужно с тобой поговорить. Один на один. Это очень важно. Я все ей выложу. Больше никаких секретов. Больше никакой лжи. Я должна ей доверять. Если кто и поймет, так это Фиона.