– Ну вот. Я знаю, что тебе поможет: вода, кофе и пицца. Продержишься еще немного, не заснешь? – Засну. – Принесу тебе стакан воды из кухни, не засыпай, ладно? – Не ладно. У нее была бутылка воды на нижней полке книжного стеллажа. Наклонившись, Кара потянулась в нужном направлении, хотя до цели оставалась еще около полуметра. Джордж взял с полки бутылку с водой и вложил ей в руку. – Ты лучший. Я тебя люблю. – Даже сейчас? – Кара увидела пляшущую на его губах улыбку, которую Джордж пытался сдержать. Его глаза сверкали, как блестки на ее платье. – Да, – ответила она и приподнялась, чтобы отпить из бутылки. Напившись, вернула ее Джорджу и снова легла на спину. Как приятно оказаться в кроватке. Уже закрыв глаза и засыпая, она сказала: – Я здорово облажалась. И это было бы еще полбеды, но ее мысли снова и снова возвращались к этой мысли. – Все, не видать мне теперь повышения. Боже, я так напилась. – Дадут тебе твое повышение. На рождественских корпоративах все ведут себя немного неадекватно. Так и должно быть. Это же Рождество. Ну посмеются над тобой немного в понедельник, и до следующего года об этом никто не вспомнит. Кара простонала что-то, затем перекатилась поближе к Джорджу, закрыв ладонями лицо. Блестки на платье захрустели, протестуя против такого обращения. – Мне надо переодеться – отвернись. Удивительно, но он и правда отвернулся, а она как-то смогла встать, стащить с себя платье и натянуть одну из безразмерных футболок с какой-то университетской символикой, которые у нее были вместо пижам. – Спасибо, что приехал за мной и домой довез. – Не за что. Ты в курсе, что постоянно звонила мне из того бара? Говорила, что любишь, и хотела познакомить со всеми своими друзьями. Ты пела в трубку «Волшебную сказку Нью-Йорка». – Что, правда? – Да, оба куплета. Это было отвратительно. – Иди ты. – Две минуты назад ты меня любила. – Да, но ты только что назвал мое пение отвратительным, – поворчала Кара, заворачиваясь в одеяло как в кокон, из которого теперь торчало только ее лицо. Джордж посмотрел на нее, наклонив голову набок и улыбнувшись краем губ. – Что такое? – спросила она. – Странно, конечно, такое говорить, но ничего, если я останусь тут? Просто переживаю, что тебя начнет тошнить. Выглядишь, мягко говоря, не очень. Где у тебя мусорное ведро? – Он встал, оглядывая комнату в поисках мусорки, и придвинул ее ближе к кровати. – Это ты выглядишь не очень, – невнятно огрызнулась Кара. – Я так полагаю, это «нет». – Мое остроумие на тебе закончилось, – посетовала она, поворачиваясь на спину и сдернув половину одеял. – Можешь оставаться. Не вырвет меня, но оставайся. А если меня стошнит прямо на тебя, то сам будешь виноват. Проснувшись шесть часов спустя, Кара обнаружила, что Джордж сопит рядом на кровати, язык распух, голова раскалывается, а чувство стыда готово поглотить ее с головой. Она даже не осмеливалась проверить телефон, чтобы не видеть, какие отвратительные фотографии или сообщения отправляла накануне вечером. Кара закрыла глаза. Она надеялась снова заснуть и проспать все похмелье, которое, несомненно, будет ужасным. Как жаль, что нельзя проспать и Рождество, и Новый год. Глава 6 Одиннадцать дней до Рождества – О-о-о-о. Кара стонала в телефоне. Элоиза подавила смешок и сочувственно спросила: – Что, хорошо погуляла? – Наоборот. Элоиза макнула кисточку во флакончик с красным лаком, приложила ее к краю, чтобы убрать излишек, и провела по ногтю указательного пальца. Лак был дешевый, но достаточно яркий и блестящий. На вечер хватит, а большего и не требуется. – Что такое? Кара что-то простонала. – Да ладно, так уж плохо? – Уж поверь, хуже быть не может. Мы начали пить с двух часов дня, и дальше я не останавливалась. Я перепробовала сотню разных интересных коктейлей, даже не знаю, каких именно. После вечеринки мы пошли в бар и добавили в программу «Ягер-бомбу»[9]. – Только не говори, что ты пила текилу. Молчание сестры оказалось достаточно красноречивым. – Ох, Кара-Кара, ты же знаешь: текилу тебе нельзя. – Кто-то купил ее на всех. Я так напилась, ты бы знала. Выставила себя полной дурой. Джен говорит, я заявила Маркусу, что через два года возглавлю офис. – Нет, только не это, – выдохнула Элоиза. – Так и сказала? – Да, представь. Они там все, конечно, поржали надо мной. А все из-за Алфи: он в начале вечера это сказал, и его слова засели у меня в голове. Домой вернулась к двенадцати. – Ну прямо хре́нова Золушка. Как же ты добралась домой в таком-то виде? Ты же не поехала на метро? Ты же могла уехать к черту на рога. Или с платформы упасть… – Ладно, мамуля, не ной. Я уехала на такси. Джен позвонила Джорджу, и он меня забрал. – Да ты что? И просто так взял и приехал? – Приехал, да. – Да он святой. – Я постоянно признавалась ему в любви. Элоиза захихикала. Кара была из тех, кого алкоголь превращает в милых собеседников, любящих всех и каждого. Она болтает без умолку, со всеми фотографируется, угощает направо и налево, лезет обниматься. Элоиза почувствовала укол ностальгии: все-таки она скучала по сестре. – Сегодня утром Джордж как-то странно себя вел, – продолжала тем временем Кара. Элоиза удивленно нахмурилась, и, отвлекшись, капнула лаком на руку. – Черт, – пробормотала она. – Он что, остался на ночь? Вы занимались сексом? Ты же была в хлам пьяная. – Нет! Конечно, не занимались. Он остался проверить, не будет ли меня тошнить во сне. Но дело не в этом. Утром он звонил кому-то. Я почти ничего не расслышала: он думал, я еще сплю. Но его голос… он звучал так… ласково. Как в разговоре с кем-то очень близким. Упомянул какую-то Лину и что скоро будет, а потом я «проснулась». – Элоиза представила Кару, ставящую в этот момент пальцами воображаемые кавычки. – И он засобирался домой. И сразу ушел. Странно, да? – Ну-у-у… – Если это просто приятельница, то он так бы и сказал, что пошел с ней встретиться, но об этом и речи не было. И ни про какую Лину я раньше от него не слышала. Он вчера довез меня домой, был так мил, следил за моим самочувствием – и вдруг утром вскочил и убежал. Даже чаю не остался выпить. – Ты имеешь в виду, даже не сделал тебе чаю? – И это тоже. Но ведь странно, разве нет? По-твоему, я все преувеличиваю? – Надо было просто спросить, – резюмировала Элоиза, хотя она в подобной ситуации отреагировала бы точно так же: навыдумывала бы всякого, позвонила сестре и спросила, не странно ли это. – Ему же двадцать четыре года? – Да, а что? – Может, у него есть дети?