Часть 71 из 89 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
«С каких пор это его интересует?»
Саше показалось, что в лице Кристиана появилось что-то незнакомое, но красивое. Она растерянно пожала плечами:
– Я бы захотела помочь этому человеку, если это в моих силах.
– Почему тебе не всё равно?
– Насчет облика городов?
– Да. У тебя ведь даже специального образования нет.
– Ну и что? – возмутилась она немедленно. – Красота утешает души, облагораживает. Можно не иметь образования, но иметь чувство стиля и гармонии.
Кристиан улыбнулся.
– Почему ты спрашиваешь такие странные вещи?
– поинтересовалась Саша.
Он пожал плечами:
– Просто интересно.
Но ему не бывает «просто интересно». Саша ощутила, что в машине, когда она выговаривалась и бурно фонтанировала эмоциями в пространство, Кристиан слушал куда более внимательно, чем ей казалось. Но почему, чёрт возьми, ему это важно и интересно?
«Может, это как-то связано с нашим расследованием?», – предположила она нерешительно.
Помимо прочего, Сашу терзали вопросы иного характера. Эти вопросы касались помощи Кристиана в опасных операциях по предотвращению массовых катастроф. И она предпочитала не задавать их.
В самолете (куда Саша отважилась сесть только из боязни затянуть расследование), Кристиан дал понять, что его волнует любознательность его ассистентки. Она казалась более мрачной, молчаливой и отстраненной, нежели обычно.
– Ладно, какие у тебя вопросы?
– Ты человек вообще, или вас собирают на сверхсекретном заводе в Челябинске? – спросила она мрачно.
– Я человек.
– Ну, допустим. Та девушка… Мне кое-что о ней известно.
– О ней ничего не спрашивай.
Саша поджала губы, скептически посмотрела вверх и решилась на еще одну попытку:
– Ты выполнял задание отца. И это задание касалось вовсе не спасения людей…
Говорить такие вещи было опасно, но Фишер всё равно узнает это рано или поздно. Девушка ощутила, что ступает по очень тонкому льду.
– Еще соображения? – ни единой эмоции не отразилось на лице детектива.
– Главное было – не обезвредить террористов, а найти только одну из них. Сначала ты выискивал ее в зале ожидания, потом – в салоне самолета. Ты нашел ее, что-то ввел ей в вену, потом здесь, в Самаре ее упаковали в металлический, непроницаемый контейнер без воздуха и очень при этом торопились. А потом ее погрузили в самолет. В багажное отделение. При том, что она жива была, я слышала ее дыхание.
Саша знала, что говорит слишком много и что этими словами она может вырыть себе могилу.
Пока она говорила, я пытался найти компромисс.
С одной стороны, если приказать ей не копать дальше, она послушает, не дура. С другой, это – риск, на который я еще ни разу не шел. Но он оправдан полезными свойствами Александры, не хотел бы их терять. Вообще-то, я уже знаю, где искал бы ей замену, но… снова тратить время?
Саша осознавала, что делает. Она выложила все свои предположения, ничего не утаив и внимательно наблюдая за Кристианом. Поймет ли он?
– Ты рассказала мне всё это, чтобы показать свою честность, – разгадал Фишер. Его взгляд девушке очень не нравился, ей стало неуютно, и тошнотворная тревога в преддверии предательства стиснула ее шею.
– Бессмысленный ход, потому что я не верю в нее, – добавил Кристиан. – Если из-за тебя кто-то узнает о произошедшем, выгораживать тебя не стану. Скорее всего, тебя убьют. Я – в беспроигрышном положении, так как слишком нужен, а вот ты – нет. Еще есть вопросы?
– Почему именно Фишер? – приподняв бровь, спросила Саша, сделав вид, что пропустила мимо ушей сказанное боссом.
– «Фишер» подходит к имени, фамилия достаточно нейтральна и создает впечатление, что я не отсюда. Не люблю светить фамилией своего отца.
– Нет. Ты выбрал эту фамилию еще и по другой причине, более глубокой и символической, но наплевать, можешь не отвечать. Твоему отцу известно обо мне?
Слишком проницательна.
Как бы ей намекнуть, чтобы она при этом не была дурой?
– Да. И он в курсе, что ты – никакая не сестра. Скорее всего, копался в твоем прошлом, но я подсунул ему ложную информацию.
– Зачем?
– Скажем, между мной и родителями не слишком трепетные отношения. Иногда мне нравится портить им жизнь. В частности, мать уверена, что для этого я и послан.
Саша расспросы прекратила и снова подчеркнуто замолчала. «Всё – не так просто, он где-то лжет или не договаривает. Я уверена лишь в том, что нахожусь в безопасности, пока нужна ему, но его пытливый ум способен найти замену и незаменимой…».
Кристиан сказал не к месту и уже тише, будто продолжая алгоритм параллельно скользящего мышления у себя в голове:
– Жаль, я не пристрелил ее раньше, чем она посмела прикоснуться к твоему лицу.
Три багровые полосы диагоналями перечеркивали левую половину лица Саши от виска до середины щеки. Улыбаться, есть, разговаривать и даже спать на этой стороне Саше пока было больно.
– Ты осознаёшь, как прозвучала твоя реплика? – спросила она, словно желая насмешливо поинтересоваться, в своем ли он уме. Кристиан, не услышав, продолжил столь же тихо и рассеянно:
– Из-за этой психованной тебя нельзя использовать для раскалывания некоторых людей, шрам будет отвлекать. Косметически скрыть его сложно. Что смешного я сказал? – сердито вспыхнул он, обрывая свои размышления.
– Ты очарователен, – облачив слова в тонкую иронию, пояснила она.
– Обойдись без фривольных обращений в мою сторону, – напомнил он скороговоркой, решив не тратить время на отгадку причины веселости своей помощницы.
«Поздновато спохватился», – подумала она и промолчала, ограничившись невеселой, таинственной улыбкой, озарившей ее тусклые, серьезные глаза.
* * *
Ненависть к самой жизни плесенью прорастает в человеке, когда его любовь к миру остается жестоко безответной.
Ненависть побеждает, когда воин опускает меч.
Человек замешан в войне, о которой не имеет понятия в силу специфики ловушки социума и собственного невежественного рассудка. Книги намекают ему, образование и поддержка людей могут направить. А если всего этого нет? Или кто-то толкает его на падение? Зло веет сквозь черные щели изуродованного мира, скалится в торжестве собственного существования, выскакивает чертом из табакерки – вот я! Попробуй так драться из года в год. Попробуй драться, когда ты – ребенок, но уже способный по-взрослому думать.
Я изучал фотографию шестнадцатилетней девушки с короткими, светлыми волосами. Она носила футболку христианской рок-группы и использовала черный лак для ногтей. Умница увлекалась редкой английской поэзией и выделялась из толпы, не будучи изгоем.
Но она не испытывала к жизни неприязни.
Если учесть строчку стихотворения, которую расшифровала мне моя ассистентка, тот, кто кинул ее на место преступления, во-первых, понимал поэзию. Во-вторых, он желал не смерти Алине, а бессмертия.
Нестыковка.
– Не стыкуется, – резюмировала Саша, подытоживая собственные размышления.
Спустя час по прилету во Владивосток, она сидела в номере босса, привычно по-кошачьи уместившись на стуле и запустив тонкие пальцы в растрепанные волосы, падающие на лицо неаккуратными прядями, и усиленно размышляла, пока Фишер лежал с закрытыми глазами, раскинувшись на кровати и изображая саму неподвижность.
– Не стыкуется, – девушка сказала это еще более утвердительно и недовольно, переводя требовательный взор на Кристиана. – Если убийца оставил строчку, как подставную предсмертную записку, значит, он… сочувствовал ей. Или не желал зла.
book-ads2