— Малыш, что ты здесь делаешь? Атрей схватился за свой амулет и показал его черепахе. — Ты знаешь, что это такое, Морла? — Гляди-ка, старая, — не сразу отозвалась черепаха, — АУРИН, давно мы с тобой не видали знака Детской Королевы, давно. — Детская Королева больна, — торопился Атрей, — ты знаешь об этом? — Какая нам разница, верно, старая? — ответила Морла. Похоже, она обращалась таким странным образом сама к себе, веками не имея другого собеседника. — Если мы ее не спасем, она умрет! — настойчиво добавил Атрей. — Что ж, — отвечала Морла. — Но вместе с ней погибнет и Фантазия! Уничтожение расползается всюду. Я сам это видел. Морла глядела на него своими громадными пустыми глазами. — Мы ничего не имеем против, верно, старая? — булькала она. — Но ведь мы все погибнем! — закричал Атрей. — Все! — Гляди-ка, малыш, — отвечала Морла, — какое нам до всего этого дело? Что может быть для нас важного на свете? Разве не все равно? — Но ведь и ты исчезнешь, Морла! — гневно воскликнул Атрей. — И ты! Или ты думаешь, что ты такая старая, что переживешь саму Фантазию? — Гляди-ка, — булькала Морла, — мы уже старые, малыш, слишком старые. Мы уже достаточно пожили. Много повидали. Кто узнал так много, как мы, для того уже не осталось на свете ничего важного. Все повторяется, день и ночь, зима и лето, мир пуст и бессмыслен. Все вращается по кругу. Что возникло, должно пройти, что родилось, должно умереть. Все исчезает, хорошее и плохое, глупое и мудрое, прекрасное и безобразное. Все пусто. Серьезного нет ничего. Атрей не знал, что сказать. Темный и пустой взгляд Морлы парализовал в нем все мысли. Она сама заговорила через какое-то время: — Ты молод, малыш. Мы стары. Если бы ты был такой же старый, как мы, ты бы знал, что нет ничего, кроме тоски. Гляди-ка. Почему бы нам всем и не умереть — тебе, мне, Детской Королеве, всем, всем? Разве не пустая видимость все на свете, разве не игра в Ничто? Разве не все равно? Оставь нас в покое, малыш, уходи. Атрей напряг всю свою волю, чтобы противостоять той парализующей силе, что исходила от ее взгляда. — Раз ты так много знаешь, — сказал он, — ты должна знать, в чем заключается болезнь Детской Королевы и есть ли от нее лекарство? — Мы знаем, не так ли, старая, мы знаем, — пыхтела Морла. — Но разве не все равно, спасется она или нет. Почему мы должны говорить тебе это? — Если тебе действительно ВСЕ равно, — настаивал Атрей, — то почему бы тебе и не сказать? — Да могли бы и сказать, старушка, не так ли? — пробурчала Морла. — Но неохота. — Тогда тебе вовсе не ВСЕ равно! Значит, у тебя еще есть предпочтения! Сперва долго было тихо, потом послышалось глубокое бурчание и отрыжка. Должно быть, это древняя Морла так смеялась, если она вообще могла смеяться. Во всяком случае, она сказала: — А ты хитрый, малыш. Гляди-ка. Ты хитрый. Давно мы так не веселились, правда, старая? Давно. Гляди-ка. Мы действительно могли бы тебе и сказать. Разницы никакой. Может, скажем ему, старая? Воцарилась тишина. Атрей напряженно ждал ответа Морлы, чтоб не нарушить вопросом медленный ход ее мыслей. Наконец она продолжила: — Ты живешь мало, малыш. Мы живем давно. Уже слишком давно. Но мы оба живем во времени. Ты недавно. Мы давно. Детская Королева была всегда. Была и до меня. Но она не становится старой. Она всегда юная. Гляди-ка. Ее жизнь измеряется не временем, а именем. Ей требуется новое имя, всегда новое имя. Ты знаешь, как ее зовут, малыш? — Нет. Я никогда не слышал ее имени. — Значит, и ты не можешь, — отвечала Морла, — и мы не можем его вспомнить. У нее их было много. И она все их перезабыла. Все прошло. Гляди-ка. А без имени она не может жить. Ей нужно только новое имя, Детской Королеве, тогда она выздоровеет. Однако это не имеет никакого значения. Она закрыла свои лужеподобные глаза и стала медленно втягивать голову назад в свой панцирь. — Погоди! — вскричал Атрей. — Откуда она должна получить имя? Кто может дать ей имя? Где я возьму его? — Никто из нас, — пробормотала Морла, — ни одно существо Фантазии не может дать ей новое имя. Поэтому все тщетно. Не переживай, малыш. Разве не все равно? — Кто же тогда? — вскричал Атрей вне себя. — Кто может дать ей имя и спасти ее и нас? — Ох, не шуми так! — сказала Морла. — Оставь нас в покое и уходи. Мы тоже не знаем, кто может это сделать. — Если ты не знаешь, — кричал Атрей все громче, — кто же тогда может знать? Она еще раз открыла глаза. — Если бы на тебе не было амулета, — просипела она, — то мы бы проглотили тебя, чтобы наконец наступил покой. Гляди-ка. — Кто? — настаивал Атрей. — Скажи мне, кто это знает, и я оставлю тебя в покое сейчас же и навеки! — Да не все ли равно, — отвечала она. — Может, Уиулала в Южном Оракуле. Возможно, она знает. Какое нам до этого дело. — А как мне добраться туда? — Туда вообще нельзя добраться, малыш. Гляди-ка. Даже за десять тысяч дней пути. Твоей жизни не хватит. Ты умрешь раньше, чем доберешься. Это слишком далеко. На юге. Слишком далеко. Поэтому все тщетно. Да разве мы не сказали тебе с самого начала, не так ли, старая? Оставь это, малыш. И прежде всего, оставь в покое нас! С этими словами она окончательно закрыла глаза и втянула голову в панцирь. Атрей понял, что больше от нее ничего не добьется. К этому времени зверь, который возник из уплотнившейся тьмы на ночном пустыре, взял след Атрея и был уже на пути к болоту Уныния. Никто и ничто в Фантазии не могло бы теперь сбить его с этого следа. • Бастиан, подперев рукой голову, задумчиво смотрел перед собой. — Странно, — сказал он вслух. — Странно, что ни одно существо Фантазии не может дать Детской Королеве имя. Если все дело только в том, чтобы придумать его, Бастиан очень легко мог им помочь. В этом он был мастак. Но, к сожалению, он сейчас тут, а не в Фантазии, где его способности очень пригодились бы и, может быть, завоевали бы ему уважение и симпатию. С другой стороны, приятно было сознавать, что он здесь, а не там, потому что очутиться в таком месте, как, например, болото Уныния, ему совсем не хотелось. Вот только этот зверь, который преследует Атрея… А Атрей ни о чем и не подозревает! Бастиан был бы счастлив предостеречь его, но как? Ничего не остается, как уповать на лучшее и снова взяться за книгу. Глава IV ЭРГАМУЛЬ, МНОГИЙ олод и жажда уже начали мучить Атрея. Минуло два дня, как он выбрался из болота Уныния, и с тех пор блуждал по скалистой пустыне, в которой не было ничего живого. Все, что оставалось у него из еды, утонуло в болоте вместе с Артаксом. Напрасно Атрей искал среди камней хоть какой-нибудь корешок — здесь не росло ни мхов, ни лишайников. А он еще радовался, ступив из болота на твердую почву. Теперь-то было ясно, что положение его стало еще хуже, чем прежде. Он заблудился. Ориентироваться по небу было невозможно, потому что его сплошь затягивали тучи. Беспрерывно дул холодный ветер, завывая в ущельях. Атрей карабкался по отрогам и склонам, взбирался вверх и снова спускался вниз, и всюду, насколько хватал глаз, высились горы, за которыми громоздились все новые горы — до самого горизонта. И ничего живого — ни жучка, ни муравья, ни даже коршуна, который обычно терпеливо преследует заблудившегося, пока тот не погибнет. Сомнений не оставалось: это были Мертвые горы. Лишь немногие видели их, и мало кто вернулся назад. Эти горы упоминались в легендах и сказаниях. Атрей даже вспомнил слова одной старинной песни: Эй, охотник, не забудь, Помни: на охоте Страшно просто утонуть Где-нибудь в болоте.