Не знаю, сколько подкачиваются шины и меняется колесо – полчаса, час, день? Сколько получится, столько и буду писать. Ещё буду пить чай. Горячий-горячий. Хочу много горячего чая. Чай № 1 Сегодня можно было не вскакивать в семь, потому что вместо школы мне нужно было идти на стадион, где меня и ещё пятерых школьных чемпионов в полдесятого ждал физрук – пора готовиться к городскому чемпионату. Но Галя как будто про это забыла. Нависнув над моей кроватью, она нудно повторяла: – Лёля, вставай! Лёля, вставай! Лёля, вставай! Лёля, вставай! Я что-то мычала в ответ, но она не сдавалась: к словам добавились пинки в плечо. Только я сказала, что лежачего не бьют, как с улицы послышались настойчивые гудки. Галя подошла к окну и сказала: – Вставай быстрее, это тебя. Я кому сказала! Из-под одеяла вылезти всё-таки пришлось – мало ли кто так сигналит. Ну не Богдан же приехал! Сначала я ничего не поняла. Зевнув, я оглядела двор. Там развлекался какой-то мотоциклист: одной рукой махал, другой нажимал на сигнал. Мотоцикл тарахтел и трясся, коляска подпрыгивала – она была похожа на ту, в которой спал сосед, только та была оторванная и грязная. Когда мотоциклист снял шлем и очки, я открыла рот. Что?! Папа?! С мотоциклом? Без бороды?! Мы правда едем?! Чай № 2 Между появлением мотоцикла под окнами и отъездом в путешествие прошло не меньше часа. Несколько минут ушли на прыжки до потолка, обнимание, примерку шлема и целование непривычно гладких щёк. Дальше был #плотныйзавтрак, а потом началось самое дурацкое – бег от мотоцикла к Галиной квартире. Папа мотался туда-сюда не меньше трёх раз – всё время что-то приносил, как будто мы не на день собрались, а на месяц. Галя не отставала: она притащила не только свёрток с перекусом, но и лохматое и очень колючее жёлтое одеяло. Важно сообщив, что оно верблюжье, она накрыла им коляску. Я всё это время стояла рядом с мотоциклом и думала, как мы с папой в нём поместимся. На мотоциклах я никогда не ездила, тем более на таких старых и смешных. Ну я вообще ни на каких не ездила и если представляла, что когда-нибудь поеду, то думала, что на мне будет короткая чёрная куртка и я, конечно, буду обнимать водителя в такой же чёрной куртке, а не пакет с бутербродами. Чай № 3 Только я сделала селфи из коляски – шлем, улыбка, одеяло, – как пикнуло сообщение от мамы: Ты как? Мама наконец-то набралась храбрости и решила узнать, как у меня дела, – с тех пор как папа увёз меня из Питера, она ничего не писала. Я её понимаю: мне же было страшно к Гале идти, потому что я не знала, как с ней о дедушке говорить. Но, может, она папе каждый день звонила и про меня спрашивала – надо узнать. Вместо ответа я выслала ей свежее селфи. Получив фото, мама, конечно, удивилась: Это что? Папа в этот момент перебрасывал ногу через сиденье – мы наконец-то уезжали. На подробности времени не было, поэтому я быстро напечатала: Ты про одеяло? Не узнаёшь Золотое руно? Мама перезвонила, но звонок я не слышала – мы мчались к Белому морю. Кандалакша, 15 октября, 13:15 Чай больше не лезет. Но наш корабль Арго мотоцикл трясётся так, что, скорее всего, на первом повороте всё лишнее выльется – надо пересчитать зубы и рёбра, не удивлюсь, если чего-то не хватает. Про копчик вообще молчу. Мы и правда как аргонавты: попадаем в бури, теряемся, ломаемся, тонем в лужах, но идём, вернее ползём, к своей цели – волшебной шкуре золотого барана Аметистовому берегу. А вообще, нет. Никакие мы не аргонавты, потому что нас ещё никто не усыпил, не ослепил, не побил и не обманул – все, кто попадался нам на пути, ни в каких коварствах не замечены, так что до заветного мыса мы как-нибудь доберёмся. Галя с Валей вообще неделю бродили – и ничего, всё закончилось хорошо. У нас тоже должно получиться. Но, если честно, за три часа пути я несколько раз хотела взять телефон, набрать Снежу и прокричать: «Спасите! Я больше не могу. Приезжайте скорее», – однако в последний момент останавливалась, потому что никто меня сюда не тащил – сама всё устроила, так что надо терпеть. Терский берег, 15 октября, 16:10 Корабль совсем рядом, но сомнений, что мы туда попадём, всё больше. График опять сдвинулся. И хоть колёса у нас подкачанные – одно так вообще новое, – папа всё мрачнее, потому что даже самые лучшие на свете колёса не помогут нам ехать быстрее – асфальтовая дорога закончилась. На границе асфальта и грунтовки нас встретили огромные буквы: на красной земле было написано ВОТ И ВСЁ Наверное, кто-то похожий на нас понял, что его песенка спета: нажал на тормоз, заглушил двигатель, вышел, походил, повздыхал, подышал чистейшим арктическим воздухом, потом взял палку и написал о том, что думает про это место. Времени у него было много – даже точки над Ё нарисовал. А у нас времени нет. У папы завтра самолёт в 14:15, и это пострашнее всех мифических чудовищ. Если он на него не попадёт и не прилетит в Москву, а оттуда в порт, где сейчас пришвартована «Галактика», то останется без работы. Я, конечно, могу сказать, что это не так уж и плохо, потому что деваться ему будет некуда и нам придётся вернуться в любимое Алесино. Но это совсем не хорошо. Это настоящее кораблекрушение. Терский берег, 15 октября, 17:10 Остановились в рыбацкой избушке. Речка прямо у дома – десять шагов, наверное. Здесь очень красиво, но электричества нет – телефон зарядить негде. Папу это не сильно волнует, он своим почти не пользуется, ему зарядки до утра точно хватит. А мой вот-вот сядет. Кажется, до Корабля мы сегодня не доберёмся. Жду, когда папа скажет: «Так, всё. Возвращаемся», – но пока он молчит. Предложил погулять. Ок, иду. Терский берег, 15 октября, 19:10 Гулять было холодно, так что быстро вернулись в избушку. Внутри никого не было – хозяин чистил рыбу во дворе. Сев за стол, папа тяжело вздохнул: – Лё, не обижайся на меня. Хорошо? Не рассчитал немного. Завтра всё будет нормально, обещаю. Ночевать будем здесь, хозяин не против, он ночью на рыбалку всё равно пойдёт. Я выдохнула, потому что боялась, что после «Немного не рассчитал» будет «Собирайся, едем обратно». Папа продолжил: – Не обижайся на меня, ладно? Извини, закрутился, запустился. Месяц как во сне. До сих пор не верю, что так получилось. Мне с тобой нужно было больше быть, а я то с Пашкой, то с этим мотоциклом. Просто искал чем отвлечься. Ну собрал же? Получилось ведь? Взбодрившись воспоминаниями о восстановлении мотоцикла, папа опять потух: – До сих пор не могу поверить и привыкнуть, что отца нет. Вроде бы всё понятно, но в голове не укладывается. И не поговорили толком… Да, когда папа приехал, дедушка не разговаривал, а писал ерунду в тетрадке. Но, судя по тому, что папа сказал дальше, то и когда все были живыми и здоровыми, никто ни с кем особо не разговаривал, поэтому он попросил меня говорить с ним почаще, чтобы не получилось так, как получилось с Валей. Я решила, что самое время спросить о его знакомстве с Инной. Папа, наверное, пожалел, что завёл новые порядки, но увиливать не стал. – Она приезжала в Мурманск, чтобы сходить в архив. Деда своего искала. Север же – это… – тут папа замялся. – Как тебе объяснить?.. Здесь столько всего страшного намешано. Одни терялись сами – согласись, на краю земли легче спрятаться. Другие против воли здесь оказывались, а кто-то… Тут зашёл хозяин и сказал, чтобы мы готовились к ужину. Что это значило – он не объяснил, но на всякий случай мы пошли к берегу мыть руки. Загребая ледяную воду, я спросила, нашла ли Инна своего дедушку. Кивнув, папа похвалил её за то, что было трудно, но она не сдавалась – перелопатила миллион документов и добилась своего. Теперь она знает про него всё-всё. Пока хозяин накрывал на стол, папа сказал, что нам когда-нибудь тоже надо этим заняться – может, в следующем отпуске. А потом он попробовал вспомнить своих предков: самой древней оказалась его прабабушка Анисья, которая вроде была прачкой – точно не помнит. – Вот от неё, от Келаревой Анисьи Афанасьевны, и оттолкнёмся, – сказал папа. – И, надеюсь, точно узнаем, кто у нас там в роду был – прачки или рыбачки. Фамилия ещё много о чём может рассказать, фамилии же многие говорящие: кто чем занимался, такое прозвище и давали. Короче, разбираться надо, а не языком чесать. Согласна, принцесса моя Монакская? Засмеявшись, папа встал из-за стола, взял телефон и вышел на улицу. Потом он вернулся, чтобы спросить у хозяина избушки точное название места, и ушёл опять. Пока он то ли гулял, то ли кому-то звонил, я потратила последние проценты зарядки. Запрос: келарь Ответ: заведующий съестными припасами в монастыре Вспомнив, как я бережно держала пакет с бутербродами, подумала, что фамилия у нас, пожалуй, да, говорящая. Терский берег, 15 октября, 20:53 Устраиваемся на ночёвку. На ужин хозяин предложил хлеб и огромные оранжевые котлеты, которые оказались не из морковки, а из красной рыбы – тут, наверное, рыбы столько, что из неё и варенье делают. Котлета была вкусная, картошка обычная, весь ужин хозяин рассказывал о бросившей его жене и сломанном генераторе, папа молча кивал. Поняв, что с ним особо не поговоришь, хозяин снял с полки железную коробку и сел рядом со мной. Внутри коробки оказались фигурки животных: олени, бараны, лошади, коровы – все были на лапах-подставках, кроме почему-то рогатого тюленя. Но, может, это были не рога, а бивни моржа. Да, скорее всего, это был кувыркающийся морж. Я подумала, что фигурки вылеплены из глины, но оказалось, что звери – съедобные, мне разрешили выбрать кого-нибудь к чаю. Я выбрала оленя, и, пока размышляла, смогу ли его съесть, хозяин рассказывал, что эти пряники называются козули, их лепят каждый год в начале осени и якобы чем больше их сделаешь, тем больше у тебя будет детей, денег и пойманных рыб.