Ну, не юноша. Но и не старик, и не урод, и женщинам он нравится, и вообще… вкусы у всех разные! Костюм ему этот вообще к лицу! Интересно, что Кира наденет? Он честно предупредил… Умничка дочка. Догадалась. Это он вчера позвонил и попросил устроить Лейкину расстройство желудка. Обещал все компенсировать, все убытки. И владелец «Орхидеи», кое-чем обязанный Савойскому, согласился. Не так много с него и требовали… Детство какое-то? Ну да! Но иногда так приятно! Пусть детство, пусть! Иногда – можно. Жалко только, записи с камер попросить не догадался. Для полного удовольствия. А вот нечего тут! Это моя… моя… моя Анна! И кто к ней руки протянет, тому я их с корнем вырву! Точка! * * * Лошади! Анна и не понимала, как соскучилась по ним! По умным серьезным глазам, по бархатным крупам, по особенному, лошадиному запаху. Неприятному? Домашнему… Она переходила от стойла к стойлу, угощала коней хлебом, морковкой, яблоком… – Ань, тебе не страшно? – Кира, ты о чем? – Ну… у них зубы, – честно сказала девочка. – А вдруг цапнет? – И копыта, – согласилась Анна. – И лягнуть может. Но лошади очень умные. Если ты им не захочешь причинить зла, то и они тебе тоже. – А они об этом знают? – Конечно. Вот, возьми морковку, дай… Огоньку, – прочитала кличку Анна. – Посмотри, он ведь очень осторожен, едва твоей руки касается. Кира смотрела с сомнением, но морковку протянула. На раскрытой ладони, как показала Анна. Рыжий Огонек сомневаться не стал. Морковка только хрупнула. – Погладить хочешь? – Может, в другой раз? – А прокатиться? – Мужчина лет тридцати, который подошел сзади, смотрел весело. С улыбкой, с подначкой даже… Анна его не осуждала. Понятно же, не будет посетителей, не будет и денег, а лошадки кушать хотят, и людям за труд платить надо, и корма заказывать, а все равно – тяжко. Натура у всех разная, этому вот, сразу видно, клиентам угождать поперек души, а приходится. Он и изворачивается на свой лад. Василий Иванович, главный конюх… наверное, немало насмешек из-за своего имени получил. – На Огоньке? – уточнила Кира. – Да можно, наверное… Анна качнула головой. Прошлась вдоль лошадей и выбрала. – А на Буране можно? – Не справитесь, девушка. Анна пожала плечами. Серый в яблоках Буран смотрел неприветливо. Не для развлечения конь. Ему бы в бой… такие и сами из-под пуль уйдут, и седока вынесут… – Если я его оседлаю – разрешите? – Он вас покалечит, а мне отвечай. Анна качнула головой: – Не покалечит. Держи. Горбушка черного хлеба, круто посыпанная солью, пришлась как нельзя более кстати. Буран всхрапнул, коснулся ее губами. – Где седло? – требовательно спросила Анна. И столько настойчивости было в ее голосе, столько уверенности в своих силах, что Василий Иванович даже и сопротивляться не стал. Просто показал кивком в сторону кладовки. Анна возилась недолго. Да, и оседлать коня. И почистить после охоты, и напоить, и… даже лечить случалось. Петер лошадей не любил. А вот Анна любила. Всегда. И на конюшню сама удирала, бывало. Ей за это от матери доставалось, но девочка все равно выбирала моменты. Да и охота. И выездка. И парад – мало ли где лошади нужны? Буран попробовал надуть живот, но с Анной этот номер не прошел. И наступить ей на ногу не вышло, и цапнуть за плечо – тоже. Щелчок по носу – не больно, но очень обидно. А вот нечего тут! Василий Иванович смотрел на это широко раскрытыми глазами. Не ожидал. Кира тоже была удивлена. А Анна спокойно оседлала коня, потом взяла его за уздечку и повела за собой. И Буран, вредный, неуступчивый, не признающий практически никого, пошел, словно щенок на веревочке. Аккурат до выхода. А там… Кира своим глазам не поверила. Анна словно бы даже не коснулась седла. Так взлетела, словно птица. – Мам, круто! – ахнул Гошка. – Иди сюда, – предложила Анна. Одно движение – и сын оказался в седле впереди Анны. – Василий Иванович, оседлайте для Киры Белочку и поводите ее на корде, – распорядилась женщина. – Для начинающих в самый раз будет. – А… – А мы пару кругов сделаем. Да, Гошка? – Да, мам! Вот мальчишка никаких сомнений не испытывал. Это же его мама! Конечно, она должна все уметь, и знать, и вообще быть самой-самой… Это – его мама! * * * Борис Викторович только рот открыл, когда их увидел. Он на ипподром захаживал, бывало, и нрав Бурана знал, и чтобы этот черт в яблоках преспокойно катал и женщину, и мальчика? Да с него уже сорок потов сойти должно! Он тут свечки через одну делать должен! Драться, сопротивляться… нет? То-то и оно, что не сопротивляется. Наоборот, ему это… нравится? Он словно красуется! Вот Гошка не так уверенно сидит в седле, а Анна… кажется, бокал с водой ей на голову поставь – не шелохнется. Спина прямая, руки уверенно держат поводья, лицо спокойное.