Кошка потрогала Джону лапой за ногу, просясь на улицу. Воздух аж звенит. На миг ему стало жаль Джорджа, как мог он в чем-то отказывать бедолаге. Хоть в чем-то. Разве это жизнь. Но тут же он напомнил себе, что Джордж сам выбрал такую жизнь, отказавшись поместить Ханну в лечебное заведение. Он мог бросить выпивку, бегать трусцой, сесть на вегетарианскую диету. Его манера спать до полудня, запускать себя — все это проявилось раньше, уже после смерти Венди. Ханна стеснялась отца. На выходные, на летние каникулы она неизменно приезжала в Скарсдейл, сколько бы Джона ни предлагал сам к ней приехать. Сяду на «Хатч», и через час я у тебя. Нет, папочка нездоров. Конечно, когда она сама заболела, ей стало все равно. Одна из странностей шизофрении — нормальное самоощущение вытесняется иррациональным. Весь мир против тебя, потому что ты такая важная шишка, а не потому что вышел голым на улицу. К пяти часам Джона уже не знал, куда себя девать. С утра прошла бездна времени. Чтобы хоть голос свой услышать, он начал звонить по телефону. В первую очередь матери — и зря. — Я сейчас же приеду, — заявила она, стоило Джоне признаться, что он уже сутки напролет питается яйцами. — Свожу вас обоих поужинать. — Все в порядке, мама. Я уж лучше тут сам. — Ты только что жаловался на одиночество. — Для того и звоню, — сказал он. — Чтобы пожаловаться. — Приехала бы, жаловался бы мне живьем, а не по телефону. Он кое-как распрощался и позвонил Лансу. Тот гостил у матери в Амагансетте. — На мне рубашка за девяносто девять долларов. — Рад за тебя, — рассмеялся Джона. — Это не моя, — пояснил Ланс. — Все мои вещи остались у нас в квартире, теперь я все беру у графа. Он задаривает меня, словно мне шесть лет. Он травку мне покупает — как думаешь, это очень странно? — Не страннее всего, что с тобой обычно случается. — Я так догадываюсь, — продолжал Ланс, — что он из тех парней, кто в восьмидесятые сильно баловался коксом. Носовая перегородка расплавилась, все дела. Во всяком случае, нос ему точно пластический хирург поправлял. — Твоя мать, должно быть, на седьмом небе. — Чувак, мне кажется, он вот-вот сделает предложение. — Да ты шутишь! — У меня предчувствие. У мамы уже палец дергается, вроде как нужно его придержать перстнем, да потяжелее. — Поздравляю. — Представляешь меня в роли дружки жениха, на хрен? И заметь себе, он привез с собой личного повара. Сегодня у нас официальный ужин, во фраках, с официантами. И так будет каждый вечер, всю неделю. Мама созвала всех своих подруг. Честное слово, настоящие вампирши, чувак. Только о деньгах и думают, противно, правда, тачки у них — зашибись. Все до единой риелторши, кроме самой старой маминой подруги, та ведет гендерные исследования в колледже Сары Лоренс и с детства приучает сына носить стринги. Бедный дурачок. А ее подружка — продюсер. Попытаюсь всучить ей мою самоменталистику, часть первую и вторую. — Удачи. — Спасибо. Как известно, я веду борьбу за прогресс с 1977 года. Как тебе живется отшельником? — Неплохо. — Славно. Когда можно будет вернуться в квартиру? — Не знаю. — Ты же поговорил с копами. — И они поговорили с Ив. — И что? — Они не станут ее… По правде говоря, не знаю, что для этого нужно. Чтобы она сперва убила меня, наверное. — Не смешно. Сейчас ты в безопасности? — Она не сумеет прознать, где я, — сказал Джона. — Еще в городе человека выследить можно. Здесь — ну как? — Надеюсь, ты прав. — Да, — без особой уверенности подтвердил Джона. — После каникул вернемся. Поставим еще замок. Он позвонил сестре, позвонил Вику, но тот не ответил. Наверное, они с Диной забрались высоко в горы и многие мили сосен блокируют сигнал. Джона оставил сообщение на голосовой почте, пожелал ребятам хорошо провести время. Дом совсем затих. Он казался очень большим и в то же время словно съежился. Джона проверил, как там Ханна. Она сидела перед телевизором и что-то напевала. Накручивала волосы на палец, обдирала заусенцы и не откликнулась, даже когда он позвал ее по имени. Около восьми Джона выглянул за дверь. Их дом — единственный такой темный на всей улице. Все фонарики на подъездной дорожке перегорели, праздничную гирлянду не вывешивали. А вот домик напротив — загляденье, фронтон ярко освещен, на лужайке пляшет Санта. Дрожа в ознобе, Джона пересчитывал звезды, пытался напеть колядки, слова которых забыл, слушал, как ухают совы. Только он немного успокоился, как вдруг раздался сильный грохот, и Джона опрометью кинулся в дом. Кое-как справился с паникой, выглянул в глазок. Пусто. Он приволок толстый стеклянный подсвечник. Открыл дверь и вышел на крыльцо. Ветер бросил тяжелую охапку снега на скелет живой изгороди. Кусты оседали и с треском ломались. Идиот, строго сказал себе Джона и вернулся в дом. Понедельник, 20 декабря 2004 — Долго разговаривать не могу, — предупредил Джордж. — Четыре доллара минута. Все в порядке? — У нас все о’кей, — сказал Джона. — Скучновато, но… — Погоди. Трубку отложили в сторону, послышался женский смех. Прекрати, сказала женщина. Джона расхаживал взад-вперед по комнате, пробежался пальцами по крышке пианино, превращенного в склад нечитаемых книг. Он же переживал насчет лишних расходов, этот Джордж, а теперь щекочет эту женщину, уже на восемь долларов нащекотал. Хоть кто-то сейчас веселится. Джона был до чертиков уверен, что чертов козел Джордж дорвался до лучшего в своей чертовой жизни времечка, мать его. — Значит, в порядке, все хорошо? — Послушай, в котором часу приедет сиделка в пятницу? Я… — Джона? Мне пора. — Постой-постой-постой… — Я еще позвоню. Извини, я… Лу! Джона еще несколько раз повторил: Джордж! Алло! Но в ухо уже выл долгий гудок. — Черт! Заскрипели ступеньки. Он обернулся, увидел Ханну в ночной рубашке. — Это папа, — сказал он ей. — Передавал тебе привет. Вторник, 21 декабря 2004 Он дробил день на части: отжимания, беговая дорожка, чтение. Покормил кошку и вычистил ее лоток. Снег повалил снова, засыпал следы, сгладил отпечатки шин. Окна спальни заперты изнутри. Парадная дверь и боковые заперты на замки, задвинуты засовы. Заднюю дверь Джона дополнительно укрепил стулом. Уборка не входила в его обязанности, но помогала не сойти с ума, а дом был грязен. Джона ведь не допустит, чтобы все тут окончательно развалилось. Нет, только не в его вахту. Говорил сам с собой, как битый-опытный сержант из военных киношек: «Чарли» повсюду, ребята. Повернешься спиной — он тебя цап за задницу. Дисциплина — залог выживания. Я держу свой взвод в ежовых рукавицах. Залатать все дыры — или судно потонет. Он включил пылесос. Окна полностью завалены снегом. Ничего не видно.