– Держите его! – велела я, бегом вернувшись к катающемуся по траве рыжику и упав перед ним на колени. – Ну же! Прижмите к земле! Скорее! Оборотни наконец отмерли и в четыре руки обездвижили обезумевшего собрата. Роар к тому времени уже ничего не видел, не слышал и не понимал. Волк в нем окончательно вытеснил человека, а единственное, что он сейчас чувствовал, – это изматывающая, кажущаяся нескончаемой, рвущая его на части боль, ради избавления от которой он бы пошел на любую дурость. Обхватив одной рукой дергающуюся, словно в приступе бешенства, оскаленную морду, я раскрыла жутковатую пасть и влила туда все, что было в бутылке. Зверь, само собой, закашлялся, едва не захлебнулся горьким отваром. Одновременно с этим снова попытался вырваться, но Рокхет и Наран удержали его на месте. Какое-то время волчонок еще выл, бился и неистово рвался прочь, но вскоре его движения стали гораздо медленнее. Роар перестал мотать головой, задышал чуточку ровнее. А минут через пять все-таки обмяк и, уронив морду мне на колени, тихо-тихо заскулил. – Перетяните ему лапу, – сказала я, убедившись, что успокоительное подействовало. А пока лохматые торопливо делали то, что им было велено, обняла несчастного полуволка и бережно погладила его по голове. – Ну все… все, мой маленький. Скоро пройдет. Обещаю. Роар посмотрел на меня мутными глазами, но, кажется, даже не узнал. Дышал он все еще тяжело, хрипло. Во взгляде так и не появилось ни намека на осмысленность. Лапами он все еще дергал, потому что терзавшая его боль лишь притихла, но никуда не делась. И не денется, если уж на то пошло, пока он не примет какую-нибудь одну форму. Проблема заключалась в том, что сейчас Роар по уровню сознания был гораздо ближе к зверю, чем к человеку, и, по идее, ему стоило бы закончить начатый оборот. Но вот беда – я не была уверена, что заклятие, которое продолжало на него воздействовать, позволит вернуть потом человеческую форму. И, поскольку луноликая не одаривала волков своим благословением, как баскхов, то при долгом нахождении в звериной форме человеческая могла уснуть навсегда. Это рок всей волчьей породы, который при нарушении оборота неизбежно приводил к безумию. Поэтому же лохматые не могли бегать на четырех лапах дольше нескольких дней. Поэтому-то и цеплялись за исконно человеческие принципы и ритуалы. Каждый из них с рождения и до смерти был обречен бояться своего зверя. И это, с одной стороны, вынуждало их годами держать его на коротком поводке, а с другой – неизбежно ослабляло и делало одинаково уязвимыми в обеих ипостасях. – Все, – бросила я, когда рана на плече Роара перестала кровоточить, а поверх нее легла крепкая повязка. – Теперь осталось только ждать. Если он не закончит оборот самостоятельно, то или сойдет с ума, или умрет. – Ты чем-то можешь ему помочь? – с трудом подбирая слова, спросил Рокхет. Я покачала головой: – До ночи далеко. А днем луноликая не откликается. Но если у вас есть в запасе средство, уменьшающее боль, это поможет. – Кажется, у меня что-то было. Специально у друидов заказывал перед отъездом, – встрепенулся Наран, убрав от мохнатого бока окровавленные ладони. – Сейчас! Вроде бы еще не все истратил! Метнувшись к вещам, лохматый вскоре выудил оттуда глиняную баночку с густой желтоватой субстанцией и, вытащив пробку, показал мне. – Нет, – сморщила нос я. – Слишком густое. Он должен это выпить. – Так можно же воду нагреть! Друиды говорили, что в растворенном виде оно тоже работает! – воскликнул волк и, поймав выразительный взгляд вожака, тут же помчался за котелком. Я молча пожала плечами – пусть делает, все равно у нас нет других вариантов. – Я поищу в лесу травы, – тем временем уронил Рокхет, ни на кого конкретно не глядя. Я снова промолчала и даже головы не повернула, когда вожак ушел за кусты и, судя по шуму, сменил ипостась. Все, что могла, я для мальчика уже сделала. И теперь могла лишь морально поддерживать измученного волчонка в надежде, что зелье будет действовать достаточно долго, что его друзья не опоздают, а сам он все-таки придет в себя и сможет завершить оборот хоть в какую-нибудь сторону. – Давай, мальчик, борись, – прошептала я, продолжая гладить вздрагивающего зверя. – Ты ведь у нас сильный, упрямый… настоящий волк. Роар на это лишь прерывисто вздохнул. Когда же я наклонилась с намерением чмокнуть его в лоб, оборотень крепко зажмурился, а из-под его сомкнутых век покатились крупные слезы. Глава 7 Само собой, в этот день мы уже никуда не поехали. Наран, нагрев воду в котелке, растворил там загадочную субстанцию, от которой в жидком виде пошел мощный травяной дух. Но после этого ее снова пришлось остужать и лишь затем поить несчастного Роара. Естественно, пить странную воду с резким запахом волк не захотел, поэтому пришлось на него рявкнуть. Меня он, к счастью, послушал и, прижав к почти человеческой голове ненормально длинные уши, добросовестно вылакал весь котелок. Затем Роар задремал, доверчиво уткнувшись носом в мои колени и обхватив за бедра когтистыми руками. Еще через полчаса после этого вернулся Рокхет с охапкой трав, и Нарану опять пришлось ставить котелок на огонь, чтобы сварить для собрата новое лекарство. Часа через два у нас возникла другая заминка, потому что Роар сперва отказывался просыпаться, а затем заупрямился, отказываясь пить еще один настой. Мне даже перекинуться пришлось и снова на него нарычать, после чего лохматый быстро присмирел, честно все выпил, а затем уснул, приткнувшись мне под бочок. Разбудил он меня уже под вечер, неловко завозившись и просительно заскулив. Открыв глаза, я зевнула прямо ему в морду, хотя, наверное, правильнее было бы сказать, все-таки в лицо, и неохотно поднялась, прекрасно представляя, какие потребности могли возникнуть у оборотня, вылакавшего накануне два котелка жидкой бурды. Будучи в незаконченном обороте, нормально идти Роар не мог ни на двух, ни на четырех ногах. Лапы у него так и не образовались, череп все еще оставался деформированным, из-за нарушения пропорций тела удержать равновесие парню было трудно, но он честно старался. И даже некстати вспомнил, что справлять нужду при даме неприлично, поэтому наотрез отказался это делать, пока я не исчезла за дальними кустами, а мой запах не перестал витать вблизи отхожего места. Ночью Роар тоже не давал нам скучать. Когда я по обыкновению взобралась на дерево, намереваясь устроиться в ветвях, волчонок сел на землю и горестно завыл, тем самым переполошив всю округу. Наран не смог уговорить его лечь. На вожака наш рыжик попросту нарычал, а затем дал понять, что никому больше в руки не дастся. Пришлось мне спускаться, с ворчанием его успокаивать, снова уходить и… через недолгое время возвращаться, потому что без меня неполноценный и полностью дезориентированный волк сразу начинал паниковать. По-видимому, он успел запомнить мой запах и связать его с тем фактом, что, когда было очень плохо, с моим приходом стало полегче. И теперь Роар опасался, что боль вернется, а он снова начнет умирать, хотя по всем признакам этого не должно было случиться. В итоге мне пришлось укладываться с волками, шипя, ворча и бурча на весь белый свет. Да еще и терпеть возле себя обрадованно завозившегося Роара, который, как вскоре выяснилось, имел скверную привычку пихаться во сне. Ночью я из-за него спала плохо, поэтому поутру встала злая, голодная и готовая покусать всех подряд. Роару, правда, было на это начхать, поэтому он, невзирая на предупреждение, упорно лез меня нюхать, лизать и всячески выражать бурную радость. Ребенок, что с него взять, да еще и хромой на одну лапу. Он даже к реке за мной увязался, так и норовя оттоптать хвост или хотя бы пихнуться. В воду, правда, не полез и от рыбы тоже отказался, зато, когда я выбралась на берег, принялся играть, как маленький. Что с учетом его внешнего вида, полного отсутствия самоконтроля и немаленьких габаритов смотрелось откровенно пугающе. Устав от него донельзя и прямо-таки чуя, как стремительно растет в душе раздражение, я сбежала обратно в лагерь в надежде, что Роар успокоится и угомонится. Но не тут-то было – всю дорогу это лохматое недоразумение бежало за мной следом. Скулило, неуклюже передвигаясь то пешком, то на четвереньках. А уже перед самым лагерем умудрилось споткнуться о поваленное бревно. Перелетев через него, пару раз кувыркнулось через голову. Треснулось об землю мордой. Затем затылком. И снова мордой. Зато чисто инстинктивно, а может, и случайно, все-таки сделало то, на что мы смутно надеялись еще с вечера. – Хвала небесам, – выдохнул Наран, когда с земли поднялся не демон знает кто, а самый обычный степной волк. – Мелкий, ну ты даешь! Волк озадаченно замер, покрутил головой, затем по очереди осмотрел совершенно нормальные лапы и широко улыбнулся. Ага. Значит, и в мозгах у него что-то встало на место. Спасибо богине, а то еще на один день в компании заигравшегося нелюдя у меня бы точно терпения не хватило. – Роар? – настороженно обратился к собрату вожак. Волчонок обернулся и с готовностью вильнул хвостом. Значит, вспомнил. Узнал. И надеюсь, что хоть немного устыдился своего поведения. – Нет-нет-нет-нет! – воскликнула я, поспешно сменив ипостась и цапнув рыжего за холку, как только тот выгнул спину и характерным движением прижал уши к голове. – Не смей оборачиваться! Не сейчас! Слышишь?! Один раз чудом обошлось, а во второй сама богиня не спасет! Роар неловко отвернулся, спрятав нос в траве, а затем лег на землю и замер, даже глаза прикрыв, чтобы не видеть меня без одежды. Правда, когда я потрогала его нос, он исхитрился лизнуть мои пальцы. И не стал спешить со сменой формы, когда я торопливо объяснила, почему не хочу видеть его человеком. – Хочешь насовсем зверем остаться?! Волчонок виновато опустил голову. – Болван! – припечатала его я, для вящей убедительности хлопнув его по чувствительным ушам. – Разве можно шутить с магией?! Мы даже не знаем, что это было за заклинание! А если бы ты с ума сошел? А если бы не закончил оборот? Роар тяжело вздохнул и вжался в землю, всем видом выражая раскаяние. – Это не его вина, – вдруг подал голос Рокхет, заставив меня раздраженно обернуться. – Это я не уследил. Значит, с меня и спрос. – Да иди ты… – Я должен был с ним поговорить, объяснить, – настойчиво повторил вожак. – Это моя обязанность. Обязанность… угу. Сутки назад ты сам едва на ногах стоял, умник. А потом весь день думал лишь о том, кого б сожрать, чтобы заглушить звериный голод. Сам, конечно, ни за что в этом не признаешься, говорить о собственных слабостях – это не твое. Но я-то знаю, как оно бывает. И лучше кого бы то ни было понимаю, что за этот день у нас могло появиться два потерявших над собой контроль оборотня, а не один. – Я тоже хорош, – вздохнул Наран, кажется, подумав о том же. – Не сообразил, что для Роара это так важно. Он же молодой совсем. Еще даже двадцати нет. Я только отмахнулась: молчал бы лучше. То, что Роар слишком молод для такой важной миссии, было очевидно сразу. А вот не уследили мы за ним все вместе. Да, я тоже рассчитывала, что лохматые гораздо лучше себя контролируют. Это мы, кошки, импульсивные и легко поддаемся эмоциям. И это мы гораздо ближе к зверью, чем к людям. Волки же всегда считались устойчивыми, сдержанными, рассудительными. А теперь получается, что я зря на них понадеялась? – Ладно, забыли, – вздохнула я, прекращая ненужный спор. – Теперь, пока рана не подживет, Роару нежелательно менять форму. Эй, рыжик, ты выдержишь зверем пару-тройку дней? Волчонок без раздумий кивнул. – Тогда едем, – обронил, не глядя в мою сторону, Рокхет. – Владыка Эйлинон повелел вернуться до конца месяца, а мы и так уже задержались. * * * На протяжении следующих трех дней мы двигались по хорошо укатанному тракту, стараясь держаться в стороне от многочисленных деревень. На отдых останавливались вдали от дороги и тех мест, которые часто встречающиеся нам купцы обычно использовали для стоянок. Сами старались нигде не задерживаться. Роару вообще велели из лесу днем не высовываться. Его лошадь, само собой, досталась мне, поэтому большую часть времени я была вынуждена трястись в седле в одиночестве. Но ближе к вечеру, когда зверь у любого оборотня становился сильнее, я или кто-то из лохматых меняли ипостась и следили, чтобы рыжик раньше времени не слетел с катушек. Зато, пока суть да дело, я успела поближе познакомиться с Нараном, который оказался очень даже приятным собеседником. Он терпеливо отвечал на все мои вопросы, ни разу не позволил себе выказать раздражение или неудовольствие моей настойчивостью. Очень даже неплохо скрашивал утомительные часы дороги. Вот только, к сожалению, дразнить его оказалось бесполезно, потому что у Нарана, как выяснилось, уже имелась крепкая семья. И, будучи верным своей паре до последнего вздоха, он бы ни за что не соблазнился ни на кого другого. А вот из Рокхета я за эти дни даже слова путного не выудила. Он был еще более молчалив, чем обычно, на редкость хмур и держался от нас подчеркнуто в стороне. К разговорам, правда, прислушивался, однако сам не участвовал. По вечерам, после ужина, надолго исчезал в лесу, ни о чем не предупреждая и никак не поясняя своих отлучек. А когда возвращался, то выглядел еще мрачнее, чем раньше, и вообще казалось, что это он у нас болеет, а не крутящийся под ногами Роар. Я не раз пыталась его расспросить, однако на вопросы отвечать вожак тоже не захотел. Да, с ним все в порядке. Нет, со зверем тоже ничего плохого. И можно сказать, что на этом наше общение практически закончилось. Поначалу я решила, что дело именно во мне, и только в моем присутствии Рокхет так замыкается, но Наран сообщил, что вожак и с ним особенно не откровенничал, поэтому о том, что творилось у него на душе, мы могли только гадать. Лохматые вообще щепетильный народ. И изливать кому-нибудь душу для них сродни выходу голышом на главную столичную площадь и прилюдному покаянию. И раз уж Рокхет даже со старым другом не захотел поделиться, то мне и вовсе было нечего пытаться его разговорить. – Он всегда такой, – вполголоса заметил Наран, когда на исходе третьего дня мы снова остались вдвоем обустраивать временный лагерь. – Сколько его знаю, а свои проблемы на чужие плечи Рокхет никогда не перекладывал. Я скептически поджала губы: – Считаешь, это разумно – умалчивать про свои трудности? – Если бы не мог с ними справиться, он бы сказал, – не слишком уверенно отозвался лохматый. – Возможно, просто переживает за Роара. Он же мальчишку с детства растил. Отец Роара был ему хорошим другом, но погиб вскоре после того, как жена родила. Рокхет – одиночка, поэтому и взял на себя долг заботиться о семье друга. И вот уже почти два десятка лет присматривает за парнем, как за родным. – Вот оно что… – Мальчишка ему дорог, – подтвердил Наран. – И если с ним что-то случится, Рокхет будет винить в первую очередь себя.