На улице моросило. Он стоял у окна, смотрел на дождь и слышал, как за спиной Улла шелестит газетой, а малышка громко стучит кубиком по полу. Сперва он пробовал не замечать шума, но потом не выдержал. В конце-то концов, разве нельзя играть как-нибудь по-другому? Он подошел к девочке, сел перед ней на корточки и попросил кубик. — Нет, — сказала она, обнажив свои малюсенькие, влажные зубки. — Лена играет. — Дай папе кубик, — попросил он. — Я потом отдам. Девочка покачала головой и спрятала кубик за спину, а он, улыбаясь, протянул руку. — Нет. Он поднялся и, все больше раздражаясь, вернулся к окну. Секунду за его спиной было тихо, потом снова послышались ритмичные удары, сначала неуверенные и осторожные, а потом все более резкие и громкие. Его охватило желание броситься к дочке и отобрать кубик, но он заставил себя остаться на месте. — Улла, пусть она прекратит, — попросил он. — Она что, в самом деле так тебе мешает? — Да, мешает. Он заметил, что она повернулась на стуле и взглянула на малышку. — Оставь свой кубик, Лена, папа нервничает. Девочка послушно положила кубик. — Нервничает, — довольно повторила она и поползла за другой игрушкой. — Нервничает. — Зачем говорить ребенку такие глупости? — Ну, я не знаю. А разве ты не нервничаешь? Ему не хотелось ссориться с ней: обычно они и не ссорились. Вернее, он не ссорился. Когда ей нужно было выговориться, он молча слушал и старался не принимать ее слова близко к сердцу. В последнее время поводы для сор возникали все чаще, но он считал унизительным ссориться с Уллой, точно так же, как считал глупым раздражаться из-за ребенка. Он по-прежнему стоял лицом к окну и размышлял о том, что в его жизни что-то разладилось, пошло наперекосяк и неизвестно, каким образом все поправить. Думал он и том, что, наверное, следовало бы разыскать Макса и поговорить о вечерней телепрограмме. И о странном поступке Бьёрна, решившего собрать гостей как раз в день его дежурства. — Во всяком случае, вечеринки на воздухе в этом году не будет, — сказал он, глядя в окно и вспоминая, как раньше они устраивали такие встречи. В саду у Бьёрна, у Макса, да и у них с Уллой. И вечера эти удавались на славу. — На воздухе, — повторила она рассеянно, продолжая читать газету. — Разве об этом был разговор? — Да нет, не знаю. Просто раньше так делали. — Ну да. Впрочем, какая разница! — В общем-то, конечно. — Послушай! Она швырнула газету на пол, он услышал, как она чиркнула спичкой, и сразу же почувствовал запах табачного дыма. — Там что-нибудь интересное на улице? — Да нет, ничего особенного. — Так, может быть, сядешь, раз тебе еще не пора. Раз уж нам так не повезло, что тебе еще не пора. Нет, этого она, разумеется, не сказала, конечно, нет. — Хорошо. Он послушно отошел от окна, сел, протянул руку и погладил малышку по голове, а она сбросила его ладонь и поползла дальше. Без четверти шесть. Он зажег сигарету, которую как раз успевал выкурить до ухода. Улла наблюдала за ним. — Ты что, обиделся, что не будешь с нами вечером? — Я не обиделся. — Так какого черта ты дуешься? Ведь кому-то из вас все равно дежурить, разве для тебя это новость? — Нет, — сказал он, — новость, наверное, в том, что дежурить мне. Она покачала головой. — Ничего не понимаю. — Очень может быть, Улла. Мне кажется... ну, в общем, мне кажется несколько странным, что Бьёрн решил пригласить гостей именно тогда, когда у меня дежурство. — Ведь кому-то всегда приходится дежурить, а кто, по-твоему, должен оказаться на твоем месте? — Да нет, ты не так меня поняла, просто, на мой взгляд, было бы логичнее устроить вечеринку в день дежурства Карстена или Айлера, ведь мы с Бьёрном давнишние друзья. — Тебе не кажется, что ты обижаешься напрасно? — Как тебе сказать... Дело в том, ка́к Бьёрн об этом сообщил — мимоходом, словно пытаясь поскорее отделаться от него: «Я знаю, что у тебя как раз дежурство, но тут уж ничего не поделаешь. Может, передашь Улле, что в эту среду собираемся у меня, часиков в восемь. Ладно?» Если б он сказал как-то иначе, если б хоть чуточку посочувствовал: «Понимаешь, старик, мне очень жаль, мы были бы рады тебя видеть». Или, на худой конец, объяснил, почему они решили собраться именно сегодня. Но это равнодушное, брошенное на ходу: «Тут уж ничего не поделаешь...» И очень хорошо, что ничего не поделаешь. — Как тебе сказать... — повторил он и хотел объяснить, как обстоит дело. Они почти совсем перестали со мной разговаривать, Хотелось ему сказать, они как бы отгородились от меня, понимаешь, между нами словно стена выросла, она и раньше была, но тогда мне было легко преодолевать ее, а сейчас она все растет и растет. Ему хотелось сказать, что у него что-то разладилось, поэтому он и нервничает, но времени до ухода оставалось только на полсигареты. Не стоило и начинать. Вместо того он сказал, что поздно вечером по телевизору фильм и надо быть последним идиотом, чтобы в будний день крутить кино в такое время. — Так вот что тебя волнует? — спросила она, и из всех его беспокойных мыслей осталась только одна — о сегодняшнем фильме. — Ребята наверняка захотят посмотреть. — Ну так разреши им, — сказала она. — Понимаешь, в будние дни мы закрываем комнату отдыха в пол-одиннадцатого. — В таком случае обойдутся! — Она снова пристально взглянула на него. — Стоит ли делать из этого проблему, Аннерс? — Да нет, какая тут проблема... — быстро ответил он, сознавая, что проблема-то и может сейчас возникнуть, даже из ничего, так враждебно к нему настроены ребята. — Можно, конечно, сделать исключение. Она снова подобрала газету и раскрыла на странице с новостями культуры. — Ну, так и сделай. — По крайней мере можно поговорить с Максом. — Вот и поговори. И если б ты был так любезен и дал мне спокойно почитать, а еще лучше, если бы ты сам мог улаживать свои вечные проблемы, тогда у нас в доме снова воцарился бы мир и порядок. Он вдруг понял, что опаздывает. Если Макс уйдет минут на пять пораньше, он его не застанет. Заторопившись, ой подошел к дочке, поднял ее на руки и крепко прижал к себе. Девочка стала вырываться и проситься на пол. — Ты бы поаккуратнее с ней, — раздался из-за газеты голос Уллы. Макс уже был во дворе, и ему пришлось пробежать несколько шагов, прежде чем он догнал Макса и тот остановился и обернулся. — Я хотел поговорить с тобой, пока ты еще здесь. — А в чем дело? — спросил Макс. Дождь усилился. Макс стоял с нетерпеливым видом: он торопился домой. Что же помешало этому Аннерсу прийти на несколько минут пораньше, раз уж так срочно надо поговорить? — Понимаешь, сегодня по телевизору фильм. — Да, я знаю. А что?