– Задело вас, да? – спросил мужчина с доброй улыбкой. – Поэтому и мы спустились сюда – черепа детей стали последней каплей. Ужасно, – он вздрогнул. Некоторые мужчины умели без труда оказать дружелюбную поддержку без того, чтобы казаться при этом назойливыми. К тому же фотограф показался Хелен привлекательным, но она, не выдавая себя, кивнула в знак согласия. – У меня у самой ребенок, – добавила она, чтобы задобрить женщину на случай, если они все-таки были парой. – Тогда должно быть еще хуже, – заметил незнакомец. – Пусть все это было десятки тысяч лет назад, все равно задевает, правда? – Согласна, – сказала Хелен и, чтобы уйти от неприятной темы, спросила пару, что они делают на выставке. – Она отвечает за слова, я – за фото, – ответил мужчина, представился Стивом и сказал что-то насчет репортажа для какого-то журнала – название оказалось незнакомым. На вопрос Хелен, местное ли это издание, последовал утвердительный ответ. – Можно мы присядем? – спросил Стив. Хелен не возражала, но его спутница, которую представили как Кэт, бросила на затылок мужчины мрачный взгляд. Они пересели, и Хелен осторожно поделилась несколькими деталями о Вальде. Ей казалось нужным оправдать свои слезы и необходимость в чьей-то компании, которые пробудила в ней выставка. Когда Хелен показала пару фотографий Вальды, сохраненных на телефоне – дочка с лицом, испачканным вареньем, дочка в костюме феи с крылышками, дочка, заливисто хохочущая во время какой-то игры, которую Хелен не помнила, – журналистка Кэт наконец-то смягчилась. Стив сказал, что любит детей, и его спутница при этих словах будто напряглась на миг. Хелен тактично перевела разговор с себя на их работу и была немедленно впечатлена Кэт, так что захотела, чтобы холодность новой знакомой развеялась и та стала к ней благосклоннее. Журналистка ни разу не похвасталась, и вообще говорила о работе только вскользь – резюме Кэт пересказывал Стив. Из всех лондонских журналов, в которых та работала, Хелен до сих пор читала три: должно быть, она читала что-то написанное Кэт в прошлом. Когда Хелен сказала об этом, журналистка слабо улыбнулась и погасила восхищение собеседницы, сказав, что ее прошлая карьера «не стоит внимания». Наконец дружелюбная вежливость этих двоих развеялась, когда Стив спросил, что привело Хелен в Девон, и она вкратце пересказала историю Линкольна. – Он был здесь? А потом пропал? – переспросил Стив, когда она закончила, и обменялся взглядом с Кэт. Возможно, такую реакцию вызвало упоминание суицида. – За две недели до того, как умер. – Простите, не хотел быть назойливым, – сказал Стив. – Тогда зачем спрашиваешь? – спросила его Кэт. Строгое замечание пристыдило фотографа, но и явно привело его в раздражение. – Ничего страшного, это случилось давно, – ответила Хелен. – Хотя, что странно, думаю, я начала мириться с этим только сейчас. В том числе поэтому я и плакала. – Люди по-разному переносят горе, – заметил Стив. Кэт поглядела на него, будто спрашивая, откуда он-то знает. Хелен снова, как и вчера, ощутила, словно волну, теплое присутствие Линкольна, будто он сам здесь находился. – Мой брат был довольно своеобразным. Провести целое лето в палатке, записывая подземные звуки для сайта, о котором никто не слышал, – вполне в его духе. Стив заинтересовался этим, и Хелен принялась пересказывать записи брата, признавшись, что их сходство со звуковыми эффектами на выставке казалось ей зловещим. Они с Кэт и Стивом больше никогда не увидятся, так что ничего страшного, если Хелен покажется им ненормальной. – Саундтрек для выставки, наверно, записали в зоопарке. Или взяли из какой-нибудь библиотеки музыки, где есть раздел «сафари», – предположил Стив. Однако, когда Хелен назвала место, где Линкольн разбивал палатку, фотограф пришел в трудно скрываемый восторг, причину которого Хелен не понимала. Она также боялась, что не знает, чем интересуются такие люди, как Стив и Кэт. Она задумалась о том, сколько на самом деле знал ее брат и как она сама мало понимала в том, что считалось «крутым». А ведь Хелен всегда считала, будто дело обстоит наоборот. Когда Хелен рассказывала о себе, Кэт только хмурилась: в ней чувствовались недовольство и грусть. Кэт показалась Хелен человеком богемным, но не придающим значения своей внешности, будто она, не задумываясь, одевалась в первое, что попалось под руку. Учитывая, что Кэт явно могла себе позволить неплохой гардероб, Хелен это казалось странным. Обнаружив, что журналистка и Стив в отношениях друг с другом, Хелен вынуждена была подавить и удивление, и некоторое разочарование. * * * Кэт не сразу справилась с раздражением при виде того, как Стив ухаживает за матерью-одиночкой в кафе при музее – а он определенно с ней флиртовал. Кэт не могла не думать, как часто он флиртовал – или что похуже – с другими: знакомые мысли. Она очень долго была довольна, что не влюблена в Стива: они ничего друг от друга не ожидали, и это устраивало Кэт. Однако недавно осознала, что все-таки влюбилась. Стива постоянно не было дома. Кэт видела его самое большее два раза в неделю, и ее это устраивало больше, чем его. Она за ним не следила, и, вероятно, он этим пользовался: с какой уверенностью, как легко он нашел в кафе «деву в беде», да еще и такую сексуальную, и пришел на помощь! Видимо, практиковался. Хелен была выше и стройнее, чем Кэт; ее короткая стрижка, придающая правильным и сильным чертам лица мальчишеский вид, больше подошла бы для Парижа, чем для Уолсолла. Стива всегда привлекали ноги Кэт, но у этой женщины они оказались длиннее, сильнее и стройнее; облегающие джинсы скинни, подчеркивавшие крепкие мышцы икр и бедер, сидели как вторая кожа. Хелен наверняка часто тренировалась: мускулистая, спортивная и в то же время женственная, хотя со временем могла бы стать жилистой. Хелен казалась печальной, но это лишь увеличивало ее ненамеренную сексуальность. Мать-одиночка со славной дочерью… А Стиву хотелось завести детей. Кэт, склонная к паранойе, легко представила себе Стива с этой женщиной, у которой уже была готовая семья. Стив веселый как мальчишка, шестилетка будет ему рада… Кэт затошнило, и она прекратила наказывать себя фантазиями. Окраины ее памяти снова заволокло чем-то темным – не туча, а холодная пелена: Грэм и то, как ужасно он ее отверг. Они прожили в Лондоне двенадцать лет и разошлись восемь лет назад, однако Кэт имела склонность ворошить прошлое, если теряла над собой контроль. Разлука с единственным мужчиной, которого она по-настоящему любила, оказалась невыносимо мучительной. Грэм бросил Кэт, чтобы завести семью с другой – точнее, начал заводить семью на стороне, в квартире на западе Лондона, когда они с Кэт еще были вместе. Какое монументальное предательство. Джейн была их общей подругой. Грэм сделал ей ребенка во время их пятимесячного романа. Кэт это пропустила, занимаясь распадающейся карьерой и войной со стажеркой Кларабелль. Когда Джейн забеременела, угрюмое недовольство Грэма превратилось в решительный отказ от всего, что у них было с Кэт: он покончил с ней и был очень рад. У Кэт в ушах до сих пор стояла фраза, разбившая ее окончательно: «Я так больше не могу». Она застыла в их с Грэмом квартире на Уэстборн-Гроув, одновременно раздутая и невесомая от пережитой травмы, а льняная занавеска скользила по лицу, как плащаница. В тот миг Атлант сбросил с плеч весь мир прямо ей на лицо. До того Грэм сделал Кэт бесплодной. Она не знала, что заразилась от него хламидиозом в начале их отношений, а когда это выяснилось и оба стали лечиться, для Кэт оказалось слишком поздно. Но не для Грэма. Сидя в кафе, Кэт пришлось на пару секунд закрыть глаза, чтобы челюсть не дрожала. Потом она собрала себя по кусочкам и вернулась в настоящее. Нельзя сердиться на Хелен. «Господи, она же потеряла брата!» К тому же суицид… Кэт представила себе долгое падение с моста в холодную воду и передернулась: она знала, что такое несчастье и отчаяние, но не знала ничего подобного. Хелен приехала сюда, чтобы исцелиться. Кэт не стала говорить ей, что настоящего исцеления не бывает. Со временем прошлое заметает песок, память успокаивается и заполняется новым, но повреждения жесткого диска остаются навсегда. – Кэт, ты слышала? – спросил Стив. – Ее брат покончил… это произошло не здесь – в Бристоле. Но, насколько всем известно, в последний раз он был тут! – Стив подчеркнул последнее слово тычком указательного пальца в стол. – Пара в Корнуолле? Пешеход? А? – Простите, не понимаю вас, – нахмурилась Хелен. – А, – повернулся к ней Стив, – мы тут просто расследуем… – Нет, – Кэт быстро прервала конспирологические теории Стива, которым он снова давал волю, как утром. Тогда Кэт позволила возобновить дискуссию о Мэтте Халле и к тому же нарушила данный себе обет молчания, поделившись найденным онлайн со Стивом. Впрочем, он сам бы очень скоро до всего докопался и тогда бы рассердился, что Кэт скрывает от него находки. Она также сказала Стиву, что ей нужно больше информации и она собирается еще кое-что разузнать, прежде чем сообщать своему контакту в полиции. И теперь Кэт под столом постучала костяшками по бедру Стива. Тот повернулся к ней: – Но мы бы с удовольствием послушали записи. Да, Кэт? – Это записи Хелен, и они важны для нее. – Нет проблем, – ответила Хелен, переводя с Кэт на Стива взгляд встревоженных синих глаз с длинными бархатными, черными как смола ресницами. «Какие красивые». – Линкольн хотел, чтобы их слушали, – продолжала она. – Он мечтал составить альбом таких звуков, но не получилось. – Хелен промокнула тяжелую влажную каплю, подобравшуюся к краю глаза. Сердце Кэт треснуло, а все внутри сжалось от ненависти к себе за то, что в этой убитой горем женщине она видит соперницу. Сморгнув слезы, Хелен прочистила горло и заметила: – Но они очень странные – не представляю, кто издает эти звуки. Впрочем, из них бы саундтрек получился лучше, чем из того, что играют тут. Линкольн все это записывал под землей, кстати, кое-что – рядом с пещерами. – Отлично, – Стив хлопнул в ладоши. – А потом поедим. 12 – Стив, нет. Нет, и все. Чего ради? – Я хочу сделать то, что должна делать ты. Ты же сказала, что собираешься продолжать расследование – можно продолжать его и так. Просто послушай – хорошая история получится. Да, твоя история (чья же еще?), но я ведь могу помочь. Стив разгладил руками карту «Орднанс-Сервей», принесенную им в дом Кэт и разложенную на полу гостиной огромной бумажной простыней. Углы карты он прижал подержанными CD Witchfinder Apprentice, заказанными по почте. – Кэт, просто, черт возьми, соедини точки, – утомленно добавил Стив, завершая спор. – Тот парапланерист, Мэтт, не врал. Его действительно предупредили, чтобы не летал. На одной из этих ферм выращивают траву, и еще как – поэтому на кого-то напали. – Стив, Мэтт может страдать от паранойи и мании. Он тяжело расстался с женой, и пресса давно от него отвернулась, оставив без внимания, хотя, когда он нашел пещеру, Мэтта объявили местным героем. Не думаю, что он хорошо перенес свою короткую минуту славы, а теперь она еще и закончилась. – Коп из Брикбера, твой знакомый, тоже сказал, что случаи, когда брали фермы с наркотой, были… – Давным-давно, и с тех пор – ничего. Все это давно закончилось. – А потом вечеринка у этого чувака вышла из-под контроля, – Стив указал на колонки айпода, из которых лилась негромкая «Красный народ поет» со скачанного сольника Тони Уиллоуза. – В семидесятых! Сто лет назад. Воздух гостиной колебала потрясающе зловещая песня – даже веселые отрывки мелодии омрачали невеселые стихи. Голос этот Кэт помнила с тех пор, когда Грэм еще слушал альбомы Witchfinder. В соло он звучал тоньше, но сохранил мелодичность; голос для мужчины был слишком высоким, почти женственным, и дрожал от тоски, которой Кэт не помнила с прошлых песен. Не считая необычных духовых, сопровождавших акустические гитары, песня представляла собой совершенно обыкновенный фолк, напоминавший о прошлом и средневековых балладах. – Но одна женщина даже умерла на его ферме. – Стив, люди все время умирают от передоза – и в пригородах, и в больших городах. Что бы ни говорили брошюры для туристов и макулатура, которую мы издаем, наркотики – обычное дело. Ты ворошишь незначительный старый скандал.