Часть 5 из 7 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Косметический кабинет более разнообразен. Там есть куча всякой всячины: кровать с подогревом, на которой при помощи пульта можно творить с тушкой клиента чудеса кулинарии – поднимать и опускать голову и ноги, вертеть клиента на вертеле… Само собой, есть и раковина с водой, и подогреватель полотенец, ну и святая святых – полка с Ее Величеством Продукцией: кремы, клинзеры, тоники, серум, пилинги, ваточки, марлечки, иголочки, ножнички, спонжики и еще пятнадцать разновидностей хрена моржового в очаровательной упаковке.
Продукция стоит отдельно призывными рядами, на видном месте, выпятив наклейки, как гвардейцы – ордена; ее надо впендюривать размякшему после сеанса клиенту, и чем больше, чем дороже и бессмысленней, тем лучше.
В зависимости от уровня салона, в косметическом кабинете может быть различная современная техника: лазер, микродермоабразивная (мой вольный перевод) машина и обязательный стимер (пар), не говоря уж о лампе с увеличительным стеклом. Самый страшный и привязчивый сон в моей жизни – бескрайняя равнина щеки, унылая прерия из расширенных сальных пор пожилой дряблой кожи…
Ты спрашивала о самой эффективной процедуре для фейса? Гильотина. Но это – последняя процедура. А до нее надо смыть весь мейкап, то есть обобрать с лица губки, щечки, реснички, смыть их очищающим молочком – клинзером. Помыть лицо и выложить на него горячее полотенце, как преддверие блаженства. Горячее влажное полотенце – это экспозиция в спектакле: без нее ни черта не разберешь и не прочувствуешь в действии пьесы. После чего следует пилинг – отдраивание физиономии любыми средствами, лучшее из которых – миндальный или абрикосовый «песочек». Это похоже на то, как в селах на берегу реки бабы чистят песком кастрюли и котелки, очень действенно. Смываем песочек и – массаж под дулом паровой машины. Клиент это любит, я тоже: похлопываю, поглаживаю, пощипываю, нежу и лелею: клиент в раю. На этом этапе он уже твой с потрохами. Он предан твоим рукам до последней жилочки, готов жениться или оставить наследство. Затем выключаю паровую машину и выволакиваю грешника из рая: начинаю чистку лица. Какое-то время он или она укоризненно постанывает под моими беспощадными руками, но в конце экзекуции получает поощрение: вновь горячее полотенце на физиономию и главное, маску. Это апогей процедуры – нирвана, растворение во облацех… Но – хорошего понемножку, и я снимаю маску, вбиваю-втираю финальный крем; и вновь похлопываю, поглаживаю, нежу и лелею… Поднимаю размякшего клиента и на спину – горячее полотенце. Почему – на спину? Да разогреть его перед оплатой, растопить его жестокосердое нутро. Это – занавес. А теперь выходим на поклоны, принимаем аплодисменты и очень приветствуем типы.
Что еще? Да: на отдельном столике или тумбочке у меня стоит вакс для удаления волос. Я понимаю: в твоем воображении сразу возникает черная и вонючая сапожная вакса времен нашего детства и какой-нибудь айсор Федька, двумя щетками наяривавший джаз над остроносой туфлей местного стиляги…
Нет, здешнему ваксу (клейкой массе, похожей на желтую смолу) можно пропеть осанну, сложить о нем поэму – только неохота, так что я кратко: есть разного вида вакс для разных типов кожи. Он продается в металлических круглых контейнерах и подогревается в специальных подогревателях. Температура регулируется, бывают одиночные и парные подогреватели (у меня парный). На этом заветном столике присутствуют также масло, пудра, тканая лента, ножницы, пинцет, перекись водорода, крем и деревянные палочки. Хорошо, если столик на колесах и можно придвинуть его поближе к месту священнодействия: вакс может капнуть на пол или, не дай бог, на одежду клиента. С ваксом вообще непросто: работа тонкая, можно сказать, творческая, вдохновенная… чуть ли не вышивание крестиком. Неумеха может обжечь клиента или дернуть так, что потом две недели на коже будут тлеть синяки, а это чревато, не к ночи будь помянуты, судебными исками. В некоторых салонах для процедуры отведена особая комната, что правильно: негоже в раю косметического кабинета грязь разводить…
Но сама-то я люблю, чтобы все у меня было под рукой.
Если кто-то натаскан на вакс, то есть умеет быстро и безболезненно удалять волосы – это, как говорила теть-Таня, «хороший кусок хлеба с маслом». Тут важна молниеносность рывка, правильное натяжение кожи и угол, под каким ты делаешь этот рывок.
Лично я – виртуоз удаления волос с разных частей нашего бренного тела.
Да-с, так и знай, ко мне клиент за месяц записывается. Ко мне дозваниваются через знакомых, ко мне организуют протекцию, в мои руки плывут усы и брови, волосатые груди и мохнатые ноги. И горит надо всем негасимым жаром «звезда любви приветная», мохнатая мать наша… прости и поищи какой-нибудь эвфемизм: в конце концов, у каждого своя рифма на слово «звезда». Только одно скажу: столько лобков, сколько видела я за последние лет пять, не видал ни один матерый порнофотограф, ни записной сексуальный маньяк, ни гинеколог, ни уролог, ни мойщик трупов в городском морге.
Кстати… В одном из твоих писем проскользнуло что-то вроде: кому, мол, интересны наши увядшие прелести… Не скажи! Они еще интересны, в первую очередь – нам. И ухаживать за ними следует не менее усердно и трепетно, чем за бывалыми нашими физиономиями, дабы достичь, как говорит хозяйка моя Наргис, «гармонии тела и духа». Ты сидишь за своим письменным столом, создаешь духовные ценности и ничего не ведаешь о ценностях иных. А я вижу каждый день женщин, перешагнувших рубеж сексуальной активности. Они не сдаются! Да, наша любимая грядка, как и голова, становится седой и лысой. Но лучше сохраняет память. И фантазии. Не сбрасывай со счетов наш самый дорогой орган! Я даже подумываю организовать анонимное общество «Старость и Звезда». Записывайся. Будешь второй.
И жаль, если шокирую тебя своим честно заработанным цинизмом. Когда мой папа пересыпал разговор словцом-другим из своей фронтовой молодости, он добавлял: «Пардон, из песни словечка не выкинешь».
Так о ваксе. Недавно я в отпуске была, и одна моя постоянная клиентка вынуждена была обратиться к другому косметологу. Та случайно капнула ей на свитер ваксом – так, чепуха, тут же специальным средством и оттерла; тысяча извинений, бесплатная, разумеется, химчистка, бесплатный сеанс и скидка на следующие сервисы.
Но дракон остался неумолим: клиентка строчила жалобы в дирекцию нашей corporation, рассказывала о своей беде каждому встречному, а когда я вернулась, бросилась мне на грудь, будто я только что выловила ее ребенка из бушующего океана. И она отнюдь не исключение. Здесь клиент не просто всегда прав, за него идет борьба: клиента обольщают, ублажают, лелеют, выслушивают его идиотские рассуждения о политике, морали и кинематографе; ему поддакивают, помнят про молочные зубы его детей и внучат, интересуются простатой старых мудаков-мужей; навстречу клиенту – всегда! – обращена улыбка… Короче, мы, удалые работники пара и вакса, куда бо́льшие актеры, нежели все звезды Голливуда вместе взятые…
* * *
…Ха! Перечитала последнее свое письмо и вдруг вспомнила кое-что про вакс. Просто обязана отвлечься и рассказать. Ты не пожалеешь: очаровательный эпизод в библейских декорациях Средиземноморья. Авось пригодится.
О, Израиль! Вечный отпустинародмой, Святая земля, исток и корень, вольный мах чаячьих крыл, крики счастливых детей и разнузданные вопли хитрожопых торговцев… Обетованный клочок нашей мечты о человеческом достоинстве, заповеданная гордость сотен гонимых поколений… О, Израиль, Израиль! – вот где на клиента срали победоносно, причем в любой сфере обслуживания.
Это был мой первый приезд, знаешь, тот самый зов крови, поиск корней, припарка на душу; мы с вечной моей межконтинентальной подругой Лидкой остановились в отеле в Нетании. Шикарный отель, шикарная набережная, шикарное море, одуряющий зной.
Ну, и Лидка, любительница классической музыки, в первый же день купила в кассе на набережной билеты на концерт израильского филармонического оркестра: симфония Брамса и концерт Шостаковича, и какое-то там знаменитое сопрано с баритоном в одном флаконе… Все – под управлением самого Зубина Меты. Словом, ликующий аккорд на фоне средиземного заката.
Мы сходили на пляж, пообедали, прогулялись вдоль ларьков и киосков. Все очень мило, вокруг – подсознательно знакомые физиономии, расхаживать можно в чем мать родила, плюс абсолютно домашнее ощущение, будто все встречные женщины – это теть-Таня. До концерта еще оставалось навалом времени, и густобровая моя Лидка, наш «Бровеносец», вдруг решила наведаться в косметический салон, который приметила в лобби нашего отеля.
– Отваксаю брови, пожалуй, – сказала она.
– А я посмотрю, как здесь это делают, – подхватила я.
Салон у них был маленький: закуток с дарами Мертвого моря на стеклянных полках (цены убойные, победно-патриотические), а за стойкой – полуголая приемщица, кассир и продавец вышеупомянутого товара в одном лице. Дива из наших: громко говорила по телефону по-русски (небогатое меню из пяти восклицаний, густо пересыпанное словечком «бесэдэр»). Краем глаза она послеживала за мной, дабы я чего не сперла из их даров. В глубине за ее спиной в тусклом свете виднелся коридорчик, куда выходили три двери: массажный кабинет, косметический кабинет и офис.
Лидка зашла в косметический кабинет ваксать брови, я осталась ждать ее в холле. Сидела в пластиковом кресле, листая какой-то местный русский журнальчик: то ли «Анна», то ли «Лиза», то ли «Таня». Нет, Таню я бы запомнила. Прошло минут пять… и вдруг в блаженной нирване грянул леденящий Лидкин визг.
Мы с приемщицей, отталкивая друг друга, ринулись в кабинет, распахнули дверь и тоже заорали: на кушетке лежала моя Лидка, лицо ее, голова и даже подушка были покрыты красно-коричневой жидкостью… Оказалось, девочка-косметолог решила поднести вакс поближе к лицу, вынула контейнер из обогревателя… ну, и не удержала. Весь вакс – к счастью, не очень горячий – вылился на голову несчастной моей подруги… Но все это выяснилось чуть позже, а пока у девочки-косметолога отнялись язык, руки и мозги, и она, не сводя растерянных глаз с вопящей Лиды, все твердила одно и то же: «Так вы не дадите мне чаевых!»
Лидка вопила и не могла остановиться; визжала, как резаная свинья, а ведь это человек ангельского терпения и героического стоицизма – да ты ее знаешь! Волосы у нее слиплись, и, как я прикинула, отмывать их предстояло недели полторы. Ни о каком концерте, разумеется, речи уже не шло.
Пока пострадавшую оттирали и отпаривали, я пошла к директору этой халабуды – жаловаться и требовать компенсации. В Америке, понимаешь ли, это непререкаемый закон, и мне интересно было, как он работает в здешних райских кущах. Директор салона, она же его владелица, тоже оказалась из наших. Смотрела на меня спокойно-изучающе, с курортной такой ленцой. Да, она слышала этот непотребный визг клиентки – удивительно, как люди не умеют себя вести! Поднять задницу со своего кресла – нет, не сочла нужным. Я ей про Америку, про их безрукого косметолога, про то, что в Америке, если б такое произошло, мастера судили бы, лишили лайсенса, а клиент до конца своих дней обслуживался бесплатно. Потому что в Америке…
Она продолжала невозмутимо созерцать мою пылкую жестикуляцию. Потом тихо так говорит:
– Задолбали вы меня своей Америкой. Ладно, так не дадите чаевых.
Я захохотала… и напрасно: за сервис пришлось заплатить, нас бы просто не выпустили. И извинений никаких, и никакой долбаной компенсации, еле ноги унесли. Правда, Лидке выдали шапочку для душа, чтоб волосы прикрыла.
И затем в номере еще часа два мы ее оттирали, намыливали и опять смывали, и это библейское чудо пророка Моисея, что она не облысела! Я взглянула на нее после процедуры: мать честная! Одну бровь успели сделать в ниточку, а вторая так и осталась лохматой, как у актера Этуша в роли Карабаса.
Однако это не стало поводом к возвращению в их салон. Доделали в Америке…
* * *
…Черт возьми! Перечисляя процедуры и инструменты, попутно засоряя эфир своими дурацкими «историями за жизнь», я про главное забыла: про бикини. А ведь это может стать гвоздем твоей повести. Непростительная оплошность! Давай, высекай на скрижалях.
Для процедуры «бикини» необходимы: теплый вакс, хлопчатобумажная ткань, нарезанная узкими лентами, деревянные плоские палочки (спачулы), детская присыпка или тальк, масло и крем-алоэ или гель. Кушетка должна быть плоской. Каждый мастер проделывает это по-своему, я тоже.
Итак: Бразильское Бикини (каждое слово произносится с большой буквы): не оставляем ни волоска, ни колоска, ни спереди, ни сзади. Французское бикини: оставляем две тонкие вертикальные полоски. Обычное бикини: внутренняя часть бедер, пах, линия трусов или купальника. Рутинная процедура для бабушек, отставных гувернанток и старых дев перед отпуском; вид приличный и скромный, позволяет культурно явиться на любой пляж и в любой бассейн.
А вот тебе и бескомпромиссное описание техники: ставлю объект на четыре кости, одной рукой он (она) оттягивает ягодицу, помогая мне, пока я сзади убираю урожай. (Ты не представляешь, какой волосатой может оказаться заурядная человеческая жопа, на которую в штанах ты бы и внимания не обратила!) Затем укладываю клиента на спину, ноги поджать и врозь – поза лягушки. Маленькими полосками снизу вверх убираем все волосы, смазываем кожу маслом, удаляя оставшийся вакс, затем – пудра и крем. Последние вросшие волосы вытягиваем острым пинцетом.
Если придется тебе упомянуть о расценках и затратах времени на каждую процедуру, то вот они: обычное бикини – 5–10 минут, 40 долларов. Французское бикини – 15 минут, 50 долларов. Бразильское бикини – 30 минут возни и сомнительного удовольствия лицезреть потаенные впадинки и выступы бренного пупырчатого тела, зато – 60 долларов, а за эти деньги я готова смотреть на что угодно, в упор, не мигая! («Их бин фон айзен!», я из железа, как вопила когда-то Лидкина бабушка Изольда Миллер, потрясая кулаками перед своей неподкупной белой стеной.)
В заключение добавлю, что в китайско-корейских салонах цены гораздо ниже…
3
…Все подбираюсь рассказать тебе о Мэри и не знаю, с какого конца подступиться. Странное дело: мне почему-то не хочется, чтобы эта история тебя повеселила, хотя она и смешная до упаду. Все в ней смешно, в этой истории, смешно до чертиков…
В общем, когда в прошлом году я перешла работать в этот новый салон недалеко от дома, меня предупредили, что здесь время от времени появляется странный такой мужик, который называет себя Мэри. Я только плечами пожала: мало ли кого заносит на наши лужайки вечной молодости и гендерной вариативности.
И однажды он появился.
Я сидела одна на фронт-деске – стойке, за которой мы отвечаем на телефонные звонки и назначаем очереди, – жевала сэндвич с яйцом-тунцом и листала журнальчик: время обеденное, никого нет.
Вошел, стеснительно пробрался к стойке и говорит:
– Hi, my name is Mary…
Я подняла голову и чуть язык вместе с откушенным тунцом не проглотила. Так, думаю, спокойно, парень, все нормально, ты – Мэри, я – Джон. Натянула профессиональную улыбочку, как здесь полагается, и спрашиваю свое традиционное и привычное, как мыло в туалете, могу-ли-я-чем-помочь, про себя уже понимая, что помочь ему не сможет даже опытный психиатр.
На первый взгляд – мужик как мужик, вроде и представительный, лет этак сорока: высокий, волнистые темные волосы с небольшой проседью, то, что называется «перец с солью», очки в массивной оправе, серые глаза чуть навыкате и крупный нос – красноватый, как бывает, когда парняга закладывает за воротник или, скажем, в разгар длительного насморка. Короче, нечто вроде укрупненного Вуди Аллена: такой мудаковатый симпатяга в сильно потрепанных джинсах. Но вот огромные, самоварного золота клипсы в ушах, и – поверх мужского свитера – бусы в три ряда, примерно той же стоимости, доллара два…
Вот такой незаурядный чувак предстал передо мной.
Явился он, оказывается, на «фэйшл», и я сразу успокоилась: мне один черт, чью морду мять, я профессионал, человек кирзовый, без сантиментов. Велела снять все побрякушки, уложила его на кушетку, начала процедуру…
Скажу тебе откровенно: вообще-то, нам не к лицу осуждать или там перебирать клиентов, мы в своем отточенном мастерстве должны быть покладисты и бесстрастны. Но эта, блин, офелия, с самого начала вызвала у меня какое-то… брезгливое отторжение. Понимаешь, я живу здесь почти четверть века, а это срок почище лагерного; необратимые процессы в мозгу, конечно, происходят, ибо бытие, как ни крути, наше сознание еще как обминает. Но все же насчет разных гендерных затей и прочих карнавальных забавок у нас, у советских, крепкая закваска и собственная железобетонная камасутра. Мы – люди, просмоленные комсомолом, и жить посреди гостеприимной чужбины с ее декларативной свободой морали предпочитаем, так сказать, старым казачьим способом.
К тому же, я терпеть не могу, когда во время процедуры мужики издают томные стоны. Лежи и молчи, козел, или храпи, черт с тобой, но не изображай здесь неземное блаженство, когда я на твоей морде прыщи давлю.
А этот придурок еще и выглядел совершенно запущенным: из тех, знаешь, что совсем не следят за собой. У него были крупные беспокойные руки, которыми он инстинктивно шарил в районе груди – как женщина, случайно застигнутая в момент, когда она лифчик натягивает. И время от времени он так панически вздрагивал, будто очнулся в подземке, и первая мысль: ах, станцию пропустил! «Боже, где я, кто это со мной?!»
И говорил, не умолкая, раздражая меня идиотскими вопросами: женственно ли он выглядит? Мне хотелось, как говорила покойная теть-Таня, «напхать ему по самые помидоры», прямо сказать: какая ты, к черту, женщина, ты – хрен моржовый! ты в зеркало на себя давно смотрел?
Но – клиент, ваше святейшество! – я культурненько так, можно сказать, виртуозно уходила от ответа, старалась перевести разговор в другую плоскость – чем, мол, занимаешься, Мэри, где работаешь? Хотя понимала, конечно: нигде он не работает, кому и на что он такой сдался. Но он вдохновенно принялся заливать мне о каких-то своих рецензиях в ревью – по театральной, кажется, или киношной, вроде бы, теме, и продекламировал два своих стихотворения, таких же диких, как его клипсы. Я вежливо и уважительно поддакивала, раза три произнесла прохладное: «О?!» Интересно, думаю, а кто ему денежки на подобные сервисы выдает – мамочка? И как она себя чувствует при виде этих бус на крепкой мужской вые?
…А он, этот самый Мэри, разулыбался, разболтался… так что дважды я велела ему помолчать. Тогда, вытаращив глаза, он прижимал к губам указательный палец. Спросил, как меня зовут, и сказал:
– Я буду называть тебя Гали́н… тебе так нравится?
book-ads2