— Моя жена не может приехать, — упорно стоял я на своем. — Это неправда, мистер Вдовин, — с явным удовольствием уличил меня Палмер. — Вы же сами говорили Хансену, что собирались вернуться все вместе к началу учебного года. Мы можем немного подождать. Поводов упираться у меня больше не было, и я вновь глубоко задумался. Эта пауза была еще важнее, чем первая. От того, как я ее буду держать, зависело, поверят мне или нет. Я посмотрел на Бодена и понял, что и он нервничает: он поставил такую дымовую завесу, что создал своим сотрудникам, наблюдавшим за нами откуда-нибудь из-за деревьев, серьезные помехи. Легкие порывы ветра доносили до нас с Палмером запах его душистого табака. Я никогда в жизни не курил, но сейчас позавидовал Бодену: трубка, начиненная хорошим табачком, очень помогла бы мне сейчас держать эту проклятую паузу. Но, по-моему, и без трубки мне удалось и на этот раз неплохо справиться с моей актерской сверхзадачей. Тем более что в конце паузы я еще тяжело вздохнул, а потом, глядя на руль, медленно произнес: — Я должен подумать, это очень серьезный шаг… Мои слова явно обрадовали Палмера. Это было и понятно, все-таки он основательно со мной помучился. Он согласно кивнул головой и сказал: — Пожалуйста, но ответ вы должны дать немедленно. Таково правило этой игры! Браво, Палмер, вот это хватка! Если бы я не был готов к подобному требованию, он бы загнал меня в угол. Но я был готов, потому что в практике всех разведок мира еще, наверное, не было случая, когда в подобной ситуации на принятие решения отпускалось бы времени больше, чем требуется для того, чтобы выкурить одну сигарету. Пожалуй, впервые с того момента, как Палмер сел ко мне в машину, я посмотрел ему прямо в глаза и сказал: — В таком случае мне нужны гарантии… Разговор о гарантиях — любимое занятие всех бизнесменов и разведчиков, без него не обходится ни одна сделка, тем более такая, как сотрудничество с иностранной разведкой или переход на сторону врага. А именно так на языке Уголовного кодекса РСФСР квалифицировалось то, что Палмер понуждал меня сделать. Я не сомневался, что Палмер был готов к такому повороту в нашем разговоре, и не ошибся. — Это разумно, — сразу согласился он. — На этот случай мы тоже все предусмотрели. И с присущей большинству американцев деловитостью он стал излагать условия, на которых мне предлагалось заключить контракт с Центральным разведывательным управлением США. — Мы предоставим вам американское гражданство. И вашей жене тоже. Кроме того, мы откроем вам счет в банке, чтобы у вас были деньги на первое время. Мы заплатим вам за все сведения, которые вы нам сообщите. Если вы захотите, мы поможем вам издать книгу или получить крупные гонорары за выступления в газетах и по телевидению. А потом подберем вам хорошую работу. Вы ни в чем не будете нуждаться! Я взвесил все, что Палмер предложил мне в обмен на предательство, и, сам поразившись своей деловитости, уточнил: — Сколько вы положите на мой счет — сто тысяч? — Сто тысяч мы платим за сотрудничество, — с улыбкой напомнил мне Палмер. — А такой бизнес стоит дешевле. — Сколько же? — нисколько не сомневаясь, что американцы непременно постараются меня надуть, спросил я. — Ну, тысяч пятнадцать… — начал со мной торговаться Палмер. Его крохоборство меня просто возмутило: — Это меня не устраивает! — решительно возразил я. — Я в Москве оставляю больше. Я никогда не подсчитывал, во сколько оценивается все мое имущество, которым я располагаю в Союзе. Мне эти подсчеты были просто ни к чему: я не собирался продавать или бросать то, что приобрел на свои трудовые сбережения. Но я вдруг вспомнил, что в мое отсутствие Татьяна по совету своей мамы, моей тещи, застраховала нашу квартиру на десять тысяч полновесных советских рублей, а по официальному курсу рубль стоил дороже доллара, и в долларах это было уже тысяч четырнадцать. Кроме этого, у меня были кое-какие накопления в сберкассе и во Внешторгбанке. К тому же я вполне резонно считал, что на этой сделке я должен был хоть что-то заработать, иначе какой же в этом смысл, не менять же шило на мыло! И когда Палмер спросил: «Сколько же вы хотите?» — я, прикинув еще раз, во что мне обойдется вся эта затея с изменой Родине, ответил: — Пятьдесят тысяч, и ни центом меньше! Мои слова произвели на Палмера потрясающее впечатление. Наконец-то он оценил по достоинству мою деловую хватку! Он посмотрел на меня с нескрываемым интересом и одобрительно сказал: — У вас задатки настоящего бизнесмена! «А ты что думал?!» — мысленно спросил я Палмера, получив от него подтверждение, что тоже не лишен некоторой склонности к бизнесу. — Ну хорошо, пусть будет пятьдесят. «Вот так-то!»— произнес я про себя и подумал, что, видимо, все же продешевил. Судя по тому, что Палмер быстро согласился, он наверняка имел полномочия обещать мне гораздо большую сумму. Тем не менее я добился того, чего хотел, и поставил новое условие. — Американские паспорта я должен видеть заранее собственными глазами! — Это не проблема, — согласился Палмер и с этим требованием. — Нам будут нужны ваши фотографии. — Фотографии вы можете взять в полиции, — кивнул я в сторону Бодена, который совсем скрылся в клубах дыма. Теперь наступил, пожалуй, самый ответственный момент в нашей беседе. В отличие от американцев мы именно ради этого момента и затеяли дело. Сейчас, когда Палмер, по моим расчетам, должен был несколько обмякнуть от сознания, что он почти решил поставленную перед ним задачу и уговорил меня остаться на Западе, мне предстояло аккуратненько перехватить у него инициативу и повернуть разговор в нужное нам направление. Дав ему возможность насладиться одержанной надо мной победой, я вновь пустился в рассуждения. — Но этого мало! И паспортам и деньгам грош цена без надежной гарантии. Я знаю: вы выжмете из меня все соки, а потом выбросите на помойку! — Что же вы еще хотите? — в голосе Палмера я уловил искреннее недоумение: он согласился со всеми моими финансовыми требованиями, что может быть важнее этого? Как сказали бы в этом случае шахматисты, наш анализ этой партии оказался намного глубже, и Палмер, сам того не ожидая, нарвался на «домашнюю заготовку», которая была изюминкой, да что там изюминкой — гвоздем всей операции. — Я хочу иметь гарантию, подписанную лично президентом Соединенных Штатов и скрепленную его печатью! Что-то вроде охранного свидетельства. Мое требование явно озадачило Палмера, но он быстро взял себя в руки и спросил: — Как вам пришла в голову такая мысль? Если бы он знал, кому конкретно эта мысль пришла в голову! Но ее автор предпочитал остаться неизвестным, поэтому я, совершенно не опасаясь обвинений в плагиате, приписал авторство себе. — Я читал у Фенимора Купера. Во время войны между Севером и Югом президент Вашингтон выдал такое свидетельство своему человеку, которого заслал к южанам. — В самом деле? — удивленно воскликнул Палмер, для которого, как и для всех американцев англосаксонского происхождения, любой исторический прецедент с участием президента является самым важным аргументом в любом споре. На это мы и рассчитывали! И мне стало стыдно за Палмера, а в его лице и за всех американских разведчиков. Во-первых, оказалось, что ни в детстве, ни в более зрелом возрасте он не читал Фенимора Купера, хотя это был не русский, а американский писатель. Во-вторых, он плохо знал историю собственной страны, потому что во время гражданской войны в США между Севером и Югом президентом был не Джордж Вашингтон, а Авраам Линкольн, и Палмер просто обязан был это помнить. Но у Палмера сейчас не было времени задумываться над пробелами в своем образовании. Его заботило совсем другое. — Но это невыполнимое условие, мистер Вдовин! — возбужденно заговорил он. — Насколько мне известно, мы еще никогда не обращались к президенту с подобной просьбой! Еще бы! Мне тоже было доподлинно известно, что мой приоритет в этом деле неоспорим. А как ЦРУ будет выполнять мое условие, мне было глубоко безразлично. Я так и сказал: — Это ваши проблемы! Теперь задумался Палмер. Он, правда, не держал паузу, как я, ему это было ни к чему, но тем не менее умолк надолго. Сначала, как я думаю, он вспомнил, что директор ЦРУ является личным другом президента, и прикинул, как тому удастся уговорить его последовать благородному примеру Джорджа Вашингтона (то есть, конечно, Авраама Линкольна). Затем он, видимо, соображал, как убедить самого директора ЦРУ, который, вне всякого сомнения, держал это дело под личным контролем. Ведь директор ЦРУ обязательно спросит: «А не водит ли нас за нос этот Вдовин? Может быть, все это подстроено КГБ?» А раз так, значит Палмер тоже заведет разговор о гарантиях. Не может же он докладывать директору ЦРУ, не имея на руках надежных гарантий! Я не ошибся: тепрь уже Палмер посмотрел мне в глаза и сказал: — Но в этом случае от вас тоже потребуются гарантии! Конечно, он потребовал бы от меня гарантий не только «в этом случае», но и при любом ином развитии разговора. Просто «этот случай» был удобным поводом взять меня за горло. Это был третий ключевой момент нашей беседы. Все, о чем мы говорили до сих пор, если судить об этом по большому счету, было чем-то вроде интеллектуальной разминки, всего лишь светской болтовней двух скучающих профессионалов. Я в любой момент мог сказать, что мне надоела эта беседа, и он ничего бы со мной не сделал, если не считать мелких пакостей. Но теперь, с того момента, когда я начну давать гарантии, начнется настоящее предательство. После этого назад дороги у меня уже не будет. Ну что ж, раз нет дороги назад, надо идти вперед! — Какие гарантии? — спросил я внезапно охрипшим голосом, как будто не догадывался, о чем дальше пойдет речь. — Вам придется ответить на несколько вопросов, — внимательно глядя мне прямо в глаза, пояснил Палмер. Я обреченно пожал плечами и опустил глаза: — Ну хорошо, спрашивайте… Мне было ужасно интересно, какой вопрос он задаст первым. От этого будет зависеть продолжительность нашей дальнейшей беседы и ее окончательный итог. Может быть, Палмер спросит о тех иностранцах, с которыми я работал? Или поинтересуется теми делами по его соотечественникам, которыми я занимался в прошлом? Тогда мне придется туго! Но Палмер, видимо, решил не спешить и начать с начала, то есть с меня. — Ваша должность в резидентуре? Я искренне пожалел, что мое руководство не видит, как я исполняю эту миниатюру. Я сыграл такую «достоевщину», что Вадим Александрович, хоть и выдержанный он человек, и то, наверное, прослезился бы от сопереживания моим мукам. Во всяком случае, Боден достал из нагрудного кармана белоснежный платочек и провел по глазам. Неужели он сочувствует моему незавидному положению? Или это дым от трубки, которую он не вынимал изо рта, разъел ему глаза? К этому моменту, как мне кажется, я уже совсем освоился с азами актерской премудрости, и третью паузу выдержал столь же успешно, как и две предыдущие. Когда оптимальное время на муки совести истекло, я, не поднимая глаз, еле слышно произнес: — Заместитель резидента по контрразведке. Мой ответ вдохновил Палмера на новые вопросы. Он стал задавать их в хорошем темпе, но я не спешил с ответами, каждый раз заново обдумывая все возможные последствия. — Место вашей работы в Москве? — Управление «К» ПГУ. — Ваша должность в Москве?.. — Старший помощник начальника отдела. — Ваше звание?..