Но глаза каждый раз отрастали обратно. – Поезд ушёл, простите. Билеты обратно не принимаются. Полынь резко дёрнулась и завертела головой. Кишка всё ещё шелестела гребёнкой ног по тоннелю – такая же бесконечная, как и раньше. Никаких глаз на её поверхности; и, конечно же, никаких ртов. – Кто здесь? – крикнула Полынь. – Проще сказать, кого здесь нет. Кого здесь только нет. Но кого-то и нет. Она резко обернулась. Голос исходил от странного работника. Он походил на шахтёра – но в то же время отличался во всём. Вместо кирки пальцы его рук обнажались голыми, массивными костяшками. Он упирался в пол сжатыми кулаками, словно твёрдыми копытами. Удлинённое тело держалось горизонтально на руках и ногах, поблёскивая в свете гнойничков обнажёнными мышцами. Если на этом существе когда-то и была кожа, то теперь от неё не осталось ни клочка. Он изогнул длинную шею и поднял голову, повернув лицо к Полыни; глаза полностью скрывали костяные наросты с узкими прорезями. Несмотря на это, Полынь почему-то почувствовала на себе внимательный изучающий взгляд. – Кто ты? – нервно спросила она; её рука сама собой сжала рукоять цепа. – Лошадь, конечно же. Первый раз видишь лошадь? Новое слово врезалось в память и неожиданно извлекло из неё образ – цветной и яркий. – Ты не лошадь, – уверенно сказала Полынь. – Лошадь выглядит совсем не так. – Так-так. Как так? А как? – Лошадь покрыта… Шерстью. И лицо у неё вытянутое. И хвост есть. – Вот тебе раз. Лошадь-самозванка поджала ноги и уселась на пол. От этой позы у Полыни в голове всплыло другое слово: «Кошка». – Да, я, конечно же, не лошадь. Но как ты?.. Где ты?.. – Я видела её в книге. На странице. У меня была книга… Когда-то. – В кни-и-иге… – протянуло существо и вдруг показало крупные, крепкие зубы в широкой улыбке. – Довольно приятно быть в книге, хе-хе. Довольно, приятно, привольно, понятно? – Но ты не в книге. Ты же не лошадь. – Да, действительно. Оно замолчало. Полынь зажмурилась и потёрла лоб, после чего потрясла головой и оглянулась на гигантскую многоножку, заполняющую телом тоннель. Та ничуть не изменилась – разве что стала ещё толще. Пути вперёд всё ещё нет. Она с сомнением глянула на неожиданного собеседника. Может быть, он что-то знает об этом участке Плёнки… – Как тебя зовут? – спросила она. – Лошадь, я же сказал. Она сжала рукоять цепа так сильно, что из-под пальцев закапала кровь: – Я тебе так врежу, что шерстью покроешься. Станешь лошадью, как и мечтал. – Ага, – спокойно ответил Лошадь, – так вот какой язык тебе близок. Меня зовут тем, чем я не являюсь. Такое случается. Вот тебя как зовут? – Полынь. – Видишь? Ты совсем не полынь. Я видел её. И не в книге, кстати. Впрочем, это я уже хвастаюсь. Хоть хвоста у меня и нет. Хоть хвоста, хвать хвороста. Кровать короста. Полынь снова помотала головой, пытаясь вытрясти из неё неожиданно подступившую дурноту: – Ладно… Лошадь. У меня есть пара вопросов. – Не стесняйся, бронируй сразу десяток. Тебе понадобится. – Эта кишка… – Полынь ткнула пальцем за спину, – она вообще соображает? Разговаривает? – Поезд-то? Не. Ему и нечем. – Поезд?.. – Угу. В отличие от нас с тобой, его зовут тем, чем он является. Поедает. Ездит. Поезд. – Но он не ездит, он ходит. – Да, действительно. Полынь схватилась за голову и зашипела: – Чёртов Раджа! Он сказал, что мне поможет тот, кто любит ходить! – Раджа? Рад жа него, что он всё ещё ждесь. – Ты его знаешь?.. – А Поезд не очень-то любит ходить. Любовь подразумевает выбор. Если бы Поезд мог выбирать, то он бы ездил. Полынь уставилась на существо и задумалась. Он превратил свои руки в ещё одну пару ног. Когда-то она хотела вбить осколки костей себе в подошвы, чтобы уставшим ногам было проще ходить, – это существо решило проблему своими собственными костяшками, ободрав с них всю кожу и мясо. – А ты любишь ходить? – вдруг спросила у него Полынь. – Люблю ходить и хожу любить, ах-ха-ха-ха. Лошадь не посмеялся, а проговорил «ах-ха-ха-ха» по буквам с совершенно каменным лицом. – Тогда мне нужна твоя помощь. – Это платно. – В счёт оплаты идёт каждая несломанная кость в твоём теле. – А ты умеешь торговаться. Что покупаешь? – Нужно вернуть память одному человеку. – Просто попроси Конгломерат. – Кого? – Плёнку. Воткни руку в стену, испроси милости местного бога. Только не расслабляйся слишком сильно, а то она тебя потушит. Полынь передёрнулась и негромко сказала: – Я не хочу пускать её в голову. – Тогда сдавайся. Ложись скорее на пол, перестань думать и позволь мне съесть тебя. Лошадь осклабился; на этот раз два ряда огромных прямоугольных зубов совсем не походили на улыбку. Внезапно Полынь осознала – если он встанет на задние ноги и выпрямится, то окажется выше неё на несколько голов. Выше, тяжелее и гораздо мускулистее. Она попятилась: – Я смотрю, ты любишь не только ходить. – Как сказала однажды одна мудрая и красивая лошадь, любовь предполагает выбор. Есть или не есть – свободы выбора тут нет. Я раб многих хозяев, а у голода толстая плеть. – Я… В таком случае, я люблю быть не съеденной. У меня ведь есть выбор. Лошадь раздражённо топнул кулаком-копытом по полу: