– На мое любимое место. Данте притих. – Уже поздно. – Устал? – Вроде того. – Сейчас всего десять. Что, впервые рано проснулся? – Умник нашелся. – Ну, если хочешь, я отвезу тебя домой. – Нет. – Ладно. Ехали мы без музыки. Данте перебрал все мои кассеты, но не смог ничего выбрать. А я был и не против посидеть в тишине. Мы просто ехали в пустыню – Данте и я, – не говоря ни слова. Я припарковался там же, где обычно. – Люблю это место, – сказал я. Мое сердце билось так сильно, что я слышал каждый его удар. Данте молчал. Я дотронулся до игрушечных кроссовок, которые висели на зеркале заднего вида. – Люблю такие штуки, – сказал я. – Чего ты только не любишь! – Ты что, злишься? Я думал, ты уже успокоился. – Кажется, да, злюсь. – Прости. Я ведь уже извинился. – Я так не могу, Ари, – сказал он. – Чего не можешь? – Дружить. Не могу. – Почему? – Мне правда нужно это разжевывать? Я промолчал. Он вышел из машины и хлопнул дверью. Я вышел следом. – Эй, – позвал я, дотронувшись до его плеча. Он оттолкнул меня. – Мне не нравится, когда ты ко мне прикасаешься. Долгое время мы просто стояли, не произнося ни слова. Я чувствовал себя крошечным, незначительным, неполноценным и ненавидел это чувство. Мне хотелось его побороть. И я решил это сделать. – Данте? – Что? – В его голосе звенела злость. – Не сердись. – Я не знаю, что делать, Ари. – Помнишь, как ты меня поцеловал? – Ну. – Помнишь, я сказал, что это не мое? – Зачем ты об этом говоришь? Я помню. Конечно, помню. Черт тебя дери, Ари, думаешь, я мог забыть? – Я еще ни разу не видел, чтобы ты так злился. – Я не хочу ничего обсуждать, Ари. Мне и так хреново. – Что я сказал, когда ты меня поцеловал? – Ты сказал, что это не твое. – Я соврал. Он поднял на меня взгляд. – Не играй со мной, Ари. – Я не играю. Я положил руки ему на плечи и посмотрел в глаза. А он посмотрел в мои. – Ты сказал, что я ничего не боюсь. Но это не так. Тебя. Вот чего я боюсь. Я боюсь тебя, Данте. – Я сделал глубокий вдох. – Попробуй еще раз. Поцелуй меня. – Нет, – ответил он. – Поцелуй меня. – Нет. – А потом он улыбнулся. – Ты меня поцелуй. Я обхватил его рукой за шею, притянул к себе и поцеловал. Я все целовал, целовал, целовал его – а он отвечал на мои поцелуи. После мы смеялись, болтали и смотрели на звезды. – Сейчас бы дождь, – сказал Данте. – Мне не нужен дождь, – сказал я. – Мне нужен ты. Он начертил свое имя пальцем у меня на спине. А я свое – у него. Вот оно что. Вот что со мной было не так. Все это время – пока я пытался постигнуть тайны Вселенной, тайны своего тела и тайны сердца – ответы на мои вопросы были невероятно близко. Только я, сам того не зная, отчаянно отказывался их принимать. Я влюбился в Данте в тот самый миг, когда встретил его. Но не мог себе в этом признаться. Я отказывался думать, отказывался чувствовать. Мой отец был прав. И мама тоже. У каждого из нас своя война. Мы с Данте лежали в кузове моего пикапа и смотрели на звезды, и я чувствовал себя свободным. Только представьте. Аристотель Мендоса – свободный человек. Я больше ничего не боялся. Я вспомнил, как мама посмотрела на меня, когда я сказал, что мне стыдно. Вспомнил ее взгляд, полный сочувствия и любви. «Стыдно? За то, что ты любишь Данте?» Я взял Данте за руку. Как я мог стыдиться любви к такому человеку, как Данте Кинтана? * * * notes