– О тебе и Данте. – Обо мне и Данте? Я перевел взгляд на мать. Затем обратно на отца. – Данте в тебя влюблен, – сказал он. – Тут все очевидно. И он этого от себя не скрывает. – Не могу же я контролировать его чувства, пап. – Нет. Конечно, не можешь. – К тому же, пап, по-моему, с этим уже все. Ему нравится тот парень, Дэниел. Отец кивнул. – Ари, проблема не в том, что Данте влюблен в тебя. Настоящая проблема – твоя проблема – в том, что ты тоже в него влюблен. Я молчал. Изучал мамино лицо. Потом папино. Я не знал, что ответить. – Я не уверен… В смысле мне так не кажется. Я не думаю… – Ари, вот что я вижу: ты спас ему жизнь. Как думаешь, почему? Почему ты мгновенно, не задумываясь, бросился через всю улицу и вытолкнул Данте из-под колес машины? Считаешь, «так вышло»? А я считаю, ты просто не мог вынести саму мысль о том, что его потеряешь. Если не любишь – тогда зачем рисковал ради него жизнью? – Потому что он мой друг. – А зачем избил парня, который его изуродовал? Почему ты это сделал? Все твои инстинкты, Ари, – все они говорят об одном. Ты его любишь. Я сидел, уставившись в стол. – И мне кажется, любишь ты его так сильно, что не можешь этого вынести. – Пап? Пап, нет. Нет. Я не могу. Не могу. Зачем ты все это говоришь? – Потому что я не хочу больше видеть, как тебя пожирает одиночество. И потому что люблю тебя, Ари. Мама с папой смотрели, как я плачу. Мне казалось, я никогда не успокоюсь. Но я успокоился. Потом взял бутылку пива и сделал большой глоток. – Пап, кажется, мне больше нравилось, когда ты молчал. Мама рассмеялась. Мне нравился ее смех. А вслед за ней рассмеялся и папа. А потом и я. – Что же мне делать? Мне ужасно стыдно. – За что тебе стыдно? – спросила мама. – За то, что ты любишь Данте? – Я парень. И он парень. Так не должно быть. Мам… – Я понимаю, – сказала она. – Знаешь, Офелия многому меня научила. Мы столько переписывались, что я много чего поняла. И твой папа прав. От этого не убежать. Особенно от Данте. – Я ненавижу себя. – Не надо, amor. Te adoro[54]. Я уже потеряла одного сына и не собираюсь терять второго, Ари. Ты не одинок. Тебе наверняка так кажется, но это не так. – Как ты можешь так сильно меня любить? – А как я могу не любить? Ты самый чудесный мальчик на свете. – Неправда. – Правда. Правда. – Что же мне делать? Папа мягко ответил: – Данте убегать не стал. Я так и вижу, как они его избивали. Но убегать он не стал. – Ладно, – сказал я. И впервые в жизни я по-настоящему понял своего отца. А он понял меня. Девятнадцать – Данте? – Я всю неделю звонил тебе каждый день. – Я гриппом заболел. – Тупая шутка. Пошел ты, Ари. – Ты чего так злишься? – Это ты чего так злишься? – Я больше не злюсь. – Значит, пришла моя очередь злиться. – Ладно, справедливо. Как там Дэниел? – Ну ты и скотина, Ари. – Нет. Это Дэниел – скотина. – Ты ему не нравишься. – Он мне тоже. Так что, теперь он твой лучший друг? – Даже не близко. – Чем занимались? Целовались? – Тебе-то что? – Просто спрашиваю. – Не хочу я его целовать. Он ничтожество. – Что случилось? – Он эгоцентричный, самодовольный засранец. Да еще и тупой. И мама его терпеть не может. – А Сэм? – Папа не в счет. Ему нравятся все. Меня это рассмешило. – Не смейся. Почему ты тогда разозлился? – Можем об этом поговорить. – Ага, ты-то у нас мастер разговаривать по душам. – Ну хватит, Данте. – Ладно. – Ладно. Какие у тебя планы на вечер?